Маша и Гром (СИ)

— Она там свидетелем проходила. Ее на допросы таскали, но вроде они расстались за полгода до того, как его порешили, и у него уже потом была карусель из баб. Ну, как обычно, — Капитан гоготнул и заложил руки за голову, растекаясь по мягкому креслу.
Ну, хотя бы сама от него свалила. И ушла живой. Но штрих к портрету интересный.
— Слушай, достань мне эти материалы, сможешь? Или я Иваныча попрошу.
  
Но Капитан равнодушно махнул рукой.
— Да не вопрос. Спрошу своего человечка.
Мы выпили еще, и вскоре Капитана, не хуже Гордея, срубило прямо на диване. Пришлось подкладывать под его дурную башку подушку и накрывать пледом. Завтра проснется, а дорогущий итальянский костюм после такой ночки будет как из жопы.
А потому что нехер вымахиваться. Приехал бы в трениках и футболке, как все ровные, нормальные пацаны.
Ровные пацаны.
Как это было давно и одновременно — совсем недавно. Ну, сколько прошло? Года два, может. Два года, как братва сменила треники и кожаные плащи на деловые, итальянские костюмы. Два года, а кажется, что целая жизнь прошла. Выжили мы все, конечно, чудом. Не зря потом крестились как оглашённые. Поверишь тут в Бога, когда из-под пули уходишь, или лекари с того света буквально вытягивают, хотя говорили, что все, конец, будущий труп на операционном столе у них лежит.
Уже год где-то мы жили откровенного беспредела. Да как Чечня закончилась, так и все затихло. Обходились практически без «мокрых» дел. Даже завод этот, пропади он пропадом, достался нам без жмуров. И такая херота с Гордеем. Я тоже хорош, расслабился. Разомлел. Попривык к хорошему: особняк, охрана, тачки, пацан в выпендрежной школе, за которую я плачу как будто он в Лондоне учится. Все ровно, все спокойно. Бизнес налажен, схема отработана, нужные люди на своих местах.
Кто полез? И что хуже: отголоски Чечни или федералы? Выбор без выбора, все варианты одинаково херовые.
На душе было муторно, Капитан во всю глотку храпел на диване, и я спустился на улицу, чтобы покурить. Еще давно увидел как-то в заграничном журнале фотку дома с открытой беседкой, у которой вместо крыши рос густой зеленый плющ. Красиво было до жопы. И так мне эта фотка запомнилась, что велел соорудить в этом доме точно такую же беседку. С плющом, все дела. Вот теперь захожу в нее, чтобы покурить на свежем воздухе, так сказать.
После первой сигареты я остался на улице, послушал немного опустившуюся на особняк тишину. Только трещали вдалеке рации у пацанов, охранявших территорию по периметру. За сегодня Иваныч должен пройтись по списку гостей и сверить имена. Те два урода были занесены в список, значит, выдавали себя за других людей. Мои ребята сейчас связываются с каждым, кто был в этом списке. Скоро узнаю, под какими именами похитители моего сына проникли в особняк.
Я вытащил из пачки вторую сигарету и почти прикурил, когда услышал приближающийся шум шагов. В темноте меня не было видно, и вошедшая в беседку Маша ойкнула и попятилась, когда, наконец, меня заметила.
Интересно. Как там говорят? На ловца и зверь бежит. Хотя я не собирался ее ловить.
***
Интересно. Как там говорят? На ловца и зверь бежит. Хотя я не собирался ее ловить.
— Да че ты, оставайся, — я заметил, как она пятится спиной к выходу, и махнул рукой.
Она пожала плечами, явно колеблясь, но потом полезла в карман брюк и достала пачку сигарет, из которой вытряхнула последнюю. Лицо у нее при этом было такое расстроенное, словно это была в принципе последняя сигарета на земле. Я хмыкнул, и она с раздражением покосилась на меня. Я развеселился еще сильнее. Двадцатипятилетняя писюха бросает в мою сторону осуждающие взгляды, ты посмотри!
— Хочешь? — я протянул ей свою пачку, но она мотнула головой и прикусила губу.
Гордячка.
Девка прикурила от спички, и я тоже затянулся. Пока горел огонек, я успел разглядеть ее нелепый наряд: темные брюки и какая-то темная хламида, наброшенная на плечи вместо нормальной куртки. Стоя недалеко от меня, она куталась в эту тряпку так, как будто та могла ее защитить.
Я с интересом вглядывался в ее лицо, все думая, как нормальная с виду девка могла вляпаться в Леху Бражника, и что в ней привлекло этого психа?
— Че сигарету не взяла?
— Мне не нужно чужое.
Я присвистнул про себя. Как мы заговорили! Еще вчера под стол пешком ходила, а уже дерзит.
— Лучше каждую копейку экономить и одну пачку на месяц растягивать? — я зло прищурился.
Не нужно быть особо умным, чтобы посчитать, сколько девчонка могла себе позволить на свою нищенскую зарплату в каком-то сраном НИИ. Да весь ее затрепанный вид кричал о том, что живет она бедно и во всем ужимается.
Черт.
Ну никак, никак не вязался этот образ с тем, что рассказал Капитан? Девка Лехи Бражника, пусть и бывшая, пусть и два года прошло, но сигареты поштучно экономит?.. Что за бред! Капитан точно ту Марию Виноградову проверял? Имя-то у нее самое обычное, таких девчонок пруд пруди. Может, совпадение и однофамилица?
Я был прав, мутная история и мутная девка.
— Зато честно, — она огрызнулась, задетая за живое.
Сверкнули темные глазища. Хм. Может что-то в ней и было. Интересно, на бывшего своего хахаля тоже так смотрела? Он-то за такое сразу по морде прописывал. Никогда этого отморозка не любил и старался не пересекаться. Вообще презираю насилие ради насилия, насилие ради удовольствия. Это надо быть на голову больным, чтобы мучить кого-то и наслаждаться этим.
Прямо как Бражник.
— Что поделать, если у нас в стране за науку платят жалкие копейки, — она вскинула голову, тряхнув косой. — Пока другие деньги лопатой гребут. Или воруют.
Или убивают, закончил за нее я. А лучше — и то, и другое. Ух. Языкастая. Святая невинность... Быстро про дружка своего бывшего забыла, да?
— Это оправдание для тупых и ленивых, — я пожал плечами, уже откровенно подначивая девчонку, которая втянулась в спор не на шутку, все сильнее распаляясь. — Мало платят — найди, где можно заработать больше. Возьми и сделай. А то сидеть на жопе ровно все горазды. И ныть. А как лапками пошевелить — так не могут.
Она, кажется, едва не задохнулась от возмущения. Набрала в рот воздуха и стояла, надувшись. Только быстро-быстро моргала огромными глазищами.
— Не все готовы продавать себя и свою совесть ради бабла, — процедила высокомерно, поджав губы. — Идти против принципов. Нарушать закон, в конце концов.
Закон! Ей самой от себя не смешно, интересно? За десять лет страна уже забыла, что значит это слово.
Ух. Громов, Громов, ну взрослый уже мужик, что пристал к писюхе малолетней. Она, может, и не в себе мальца.
Однако этот спор меня взбодрил, прогнав хандру. На душе больше не лежала эта тягостная муть, сосущая из меня силы. Да и забавно было наблюдать за встрепанной, разозленной девчонкой.
— Да, лучше наматывать на кулак сопли и поносить тех, кто извернулся, но заработал, — покладисто кивнул я, и Маша обожгла меня очередным уязвленным, злющим взглядом. — А потом кормиться с их руки.
— Каждый должен иметь право на достойную жизнь! И чтобы ради нее не приходилось унижаться или работать на трех работах.
Ого, какие у нас принципы, ты погляди. Давно ли? А когда раньше с отмороженным бандюганом спала, тоже такие принципы были? Я бы мог спросить, но не стал. Слишком низко и подло, а даже у меня есть совесть. И понятия. И принципы.
— А если так, как вы думать, то у нас в стране не останется ни учителей, ни врачей, ни строителей, ни ученых, никого! Все пойдут в бандиты или в рэкет, бабки зарабатывать! — выкрикнула сердито девчонка и прикусила губу, переводя дыхание.
  
Ее голос звенел от эмоций, и подрагивала зажатая между пальцев сигарета. Кажется, кое-кто слишком близко к сердцу принял мои подначки. Я бы устыдился, если бы стыд был мне знаком. Вместо этого лишь поморщился с досадой и, запрокинув голову, с чувством выдохнул дым.
Взвинченная, с горящими от праведного гнева огромными глазищами на пол лица, девчонка меня хорошенько встряхнула. Такую отповедь в последний раз я получал, наверное, еще в восьмом классе школы от завуча. Откуда ты вообще взялась в нашем мире, Маша? И как же ты со своей хорошенькой, незамутненной головкой и принципами связалась с Лехой Бражником?