Маша и Гром (СИ)

Предлагая, она подошла к огромным шкафчикам, висящим вдоль длинной стены, и принялась вытаскивать оттуда одинаковые стеклянные банки, доверху набитые заваркой. Я с трудом подавила желание открыть рот и молча пялилась на них, как на диковинку. Дома я пила самый обыкновенный черный чай, дешевый и больше похожий на шелуху, чем на сухие листочки. Еще и заварку использовала до победного, пока совсем не станет безвкусной и жидкой.
  
— Мне черный. Самый обычный, — сказала я наконец.
— Может, бергамотику добавим? А хочешь чабрец? — Оксана Федоровна остановилась и посмотрела на меня, трогательно прижимая к груди стеклянную банку.
— Давайте чабрец, — кивнула я, решив, что если откажусь от всего, то обижу ее. — Спасибо большое!
Мне показалось, она искренне хотела сделать мне что-то хорошее, хотя видела меня во второй раз в жизни. И про родство между мной и мамой не знала. Ну, наверное, это вскоре перестанет быть секретом, раз это известно и дяде Саше, и хозяину особняка, и ментам.
Пока заваривался чай — в красивом, фарфоровом чайнике — Оксана Федоровна продолжала причитать о вчерашнем вечере. Кажется, ей нужно было кому-то излить душу, и я отлично подошла для этой роли: молча кивала, соглашаясь с ней, и иногда вставляла гласные звуки, которые можно было принять за сочувствие.
— Как хоть ты не побоялась? — спрашивала она меня, разливая восхитительно ароматный чай по изящным кружечкам с тонкими ручками и золотистыми ободками.
Кружечки она поставила на белоснежные, начищенные до блеска блюдечки, а из многочисленных шкафов достала и выложила на отдельную тарелку печенье и рулетики с ягодной начинкой.
Несмотря на неважное самочувствие и бессонную ночь, я облизнулась. Сладости я обожала до дрожжи, но позволяла себе редко. Во-первых, покупные очень дорогие. Во-вторых, я и так питалась из рук вон плохо, поэтому старалась не подсаживать организм на сахар. Кажется, вид у меня был то ли жалкий, то ли голодный. Во всяком случае, Оксана Федоровна с сочувствием погладила меня по голове и подвинула тарелку ко мне вплотную.
— Ешь, деточка, ешь. Рулетики с клубничным кремом, я и сама их люблю.
От ее какой-то простой, душевной доброты мне захотелось вдруг разреветься. Она была немногим старше моей мамы, но мне казалось, что я пью на кухне чай со своей бабулей, которая изо всех сил старается посытнее накормить непутевую внучку.
Да уж. Ну я и расклеилась конечно. Все-таки вчерашний инцидент хорошенько выбил меня из колеи. Давно я за собой такой плаксивости и чувствительности не помню! Вот что с людьми делает немного ласки и доброты!
Решив не противиться, я потянулась к рулету и сама не заметила, как съела целых три! Под чай и сладости я узнала от Оксаны Федоровны, что «Гордей — хороший, вежливый мальчик». «Так и не скажешь сразу, что отец богатый». Комплимента удостоился даже бандит по кличе Гром. «Кирилл Олегович исключительный человек. Ни разу ни зарплату не задержал, ни голос не повысил».
К тому моменту, как был выпит весь чай и уничтожены рулетики, я почти начала завидовать персоналу этого особняка. На меня вот в моем НИИ орали. Я уже молчу про зарплату... Хорошо, когда задерживали на месяц — считай, вовремя выплатили! Обычно получали мы в мае за январь, а в декабре за август...
Напоив меня чаем, Оксана Федоровна убрала все со стола, и за ней на кухню как раз зашел охранник. Оказалось, что по воскресеньям они специально ездят в какое-то хозяйство за свежим мясом. У меня уже голова слегка кружилась от количества ненужной информации, но я помалкивала, чтобы не обижать женщину, которая за меня искренне переживала. Она еще и три раза извинилась, что оставляет меня одну, и два раза предложила поехать вместе с ними, но я отказалась.
Судя по облегчению на каменном лице охранника, он был несказанно счастлив, что я решила остаться на кухне. Да уж. Интересно, конечно, что им про меня рассказали...
В благословенной тишине я просидела недолго. Я только закончила разглядывать шкафчики на одной стене и перешла к стеклянному стеллажу с посудой, когда на кухню пришел хозяйский сын. Мальчик по имени Гордей. Он хотел попросить у Оксаны Федоровны какао, а в ее отсутствие попросил сварить его меня.
По правде говоря, я почти отказала, но пацан выглядел каким-то по-детски трогательным, поэтому уже через несколько минут я искала какао по всем шкафам, тихо чертыхаясь себе под нос.
Гордей же залез на высокий стул перед барной стойкой, установленной посреди кухни, и принялся болтать в воздухе ногами. Я искоса разглядывала его, удивляясь непохожести с отцом. Это еще вчера вечером бросилось мне в глаза, но сегодня стало как-то особенно видно. Мальчик был весь светленький, улыбчивый. Глаза — живые, любопытные, серо-голубые. Просто полная противоположность папочки-бандита!
— А ты очень храбрая, Маша. Так даже дядя Саша говорит! — сообщил мне пацан, когда я, наконец, отыскали три банки с порошком, похожим на какао и теперь пыталась понять, которая из них мне подойдет.
— А что еще дядя Саша говорит? — спросила я машинально и подула на упавшие на лоб волосы.
— Что я дурак, — погрустнев, отозвался Гордей, и я хмыкнула.
Смело! Очень смело обзывать мелкого пацана.
— А тебе лет-то сколько? — решила я уточнить.
— Восемь будет в октябре! — тот важно надул щеки, забыв, что секунду назад расстраивался.
— Никакой ты не дурак, — я покачала головой. — Просто еще маленький.
— Я не маленький! — ну вот, снова надулся.
Я подавила неуместную улыбку. С детьми обращаться я совершенно не умела. Но когда я поставила перед Гордеем чашку со свежесваренным какао, он вроде бы оттаял. Принялся смешно дуть на горячий напиток и ойкнул, окунув в него кончик языка.
Ну, может дядя Саша был не так уж не прав в оценке его умственных способностей...
— А ты здесь совсем один? — спросила я, усаживаясь за стол напротив пацана.
— Да нет, — он решительно помотал головой. — На первом этаже дядя Боря, а у задней двери дядя Сережа. Еще дядя Саша где-то ходит. Наверное, на участке.
Прекрасная компания для ребенка. Два здоровенных бугая охранника и один начальник охраны. Когда задавала вопрос, я имела в виду других детей, может, братьев или сестер? Ну, или отца, которого дома не было, как я поняла со слов Оксаны Федоровны, с раннего утра. И где мама мальчика, если уж задумываться обо всем этом...
Так. Стоп. Я жестко одернула себя. Вот именно — если задумываться, а мне это совсем не нужно. Мне нужно дождаться возвращения мамы, уехать обратно в свою комнатушку и придумать, что я буду есть в рабочие дни. Вот об этом мне нужно задуматься. А еще — как побыстрее закрыть для себя эту историю, чтобы поменьше контактировать с ментами и попадать к ним на допросы. И чтобы не дай бог не всплыл тот старый случай...
И больше меня ничего волновать не должно.
Легко сказать!
Для Гордея же, похоже, это было нормой, потому что он сразу перескочил на другую тему и решил рассказать мне, что сам ничуть не испугался, вот ни на секундочку, даже на капельку!
За этой беседой и застал нас вернувшийся хозяин особняка. Гром.
***
Я не сразу его заметила и немного ругала себя, хоть и сидела к двери спиной, так что даже физически не могла никак его увидеть. Но мне было почему-то неприятно, что я так отвлеклась и забылась. Все же не у себя дома на кухне с подружками болтаю!
Надо же, имя мамы моей знает! Ну, хоть не называет ее «этой». У меня для него стандарты были невысокими. Уж после Бражника…
Так. Тихо, Маша, тихо. Нечего приплетать Бражника теперь каждый раз. Понятно, что пробудились совсем ненужные воспоминания, но самое время запихнуть их обратно подальше, на задворки памяти.
  
Громов прислонился плечом к дверному косяку, слегка на него навалившись, и я загляделась против воли. Он провел ладонью по подбородку с однодневной щетиной и улыбнулся в ответ на какой-то вопрос Гордея. Я сглотнула и облизала языком сухие губы.