Заговор (СИ)

В большой кожаной сумке только сверху были блестящие побрякушки, стоимостью до тысячи рублей. Хотя тысяча рублей в нынешней России — это очень большая сумма, но не настолько огромная, чтобы не использовать прием для отвлечения внимания в столь опасной и уникальной операции. Потому она и может осуществиться, что такого никто не ожидает.
Под драгоценностями располагались приспособления для грима. Был также блокнот с текстом, эти слова желательно было бы сказать вслух, но опасность прослушки заставляла заранее набросать тезисы, которые должны были убедить Александру Павловну сделать все, чтобы помочь нам вывести из Швеции.
Я передал блокнот королеве, а сам стал прохаживаться по комнате в поисках какой-нибудь щели, через которую могут нас не только слушать, но и видеть. И такую щелку я нашел. Став сбоку, я сделал знак Ирине и Александре, пальцем указывая на картину и себе на глаза. Именно на картине, висящей на стене была замаскирована дырка, которая только что приоткрылась.
Сразу же от двери отринул и Карп, так его сменил еще один участник нашей операции, Антон, он был обучен бою ножами, а так же лучший рукопашник в школе подготовки сирот. Кроме того, Карп Милентьевич относился к этому парню, как к собственному сыну и всячески продвигал. Я не против, отличный агент получается.
Карп вальяжно подошел к картине и стал будто ее рассматривать. Когда мой начальник охраны стал водить пальцем по полотну, я усмехнулся, так как щелочка спешно закрылась.
— Господин Сперанский, подойдите ко мне, я хочу, что бы вы видели, что я буду писать своему батюшке, — с явным раздражением сказала Александра.
Я подошел и увидел, как самопишущим пером Александра быстро выводит буквы: «Я никуда не поеду. Я королева Швеции и должна разделять тяготы со своим народом».
«Вы заложница. И ваш батюшка обрушит еще больше бед на шведов, если вас продолжат унижать», — перехватив блокнот, написал я очередной довод, чтобы убедить Александру.
Она задумалась. Начала тяжело дышать, покусывая нижнюю губу. Наверняка, знала, что Павел Петрович может все бросить на эту войну и даже приказать жечь города. Все же психика русского монарха непредсказуема, следовательно, и его поступки.
«Я беременна. Но об этом знает только моя служанка. Крови не было уже два месяца», — краснея от смущения, написала королева.
Вот те и раз! Хотя, а что меняет? Это же даже и к лучшему.
«Вы не предадите шведский народ. Когда настанет время переговоров, вы станете спасительницей шведов. Суворов разгромит шведскую армию и будет стоять у Стокгольма. И тогда именно вы уговорите смилостивиться над простыми людьми, как и над дворянами, что примут вас королевой», — быстро написал я.
Королева стала ходить кругами по комнате. А потом замерла у окна. Она стояла неподвижно, и не будь красивой женщиной, я бы мог представить, что сейчас смотрит в окно русский император. Павел Петрович тоже, когда задумывался, стоял спиной к собеседнику и бесцельно смотрел в окно.
— Как это сделать? — спросила Александра Павловна.
Я кивнул головой и началась работа. Каждое действие было уже отрепетировано и заминка была лишь в том, как будет действовать королева. Самым краеугольным камнем было переодевание. Александра Павловна должна была снять платье в нашем присутствии, а Ирина его надеть. На удивление, но этот пункт не вызвал серьезного противоречия у королевы. Достаточно было ее просьбы отвернуться.
Натренированная Ирина быстро раздевала Александру, одновременно, когда королева делала что-нибудь самостоятельно, Ира раздевалась сама. Когда девушки были переодеты, я повернулся и стал наносить грим Александре Павловне, которая становилась похожа на того усатого парнишку, что вошел в комнату к дочери русского императора. А тот парнишка, надев парик, так как у Ирины волосы были темнее, становился копией Александры Павловны.
Десять минут, и все было готово. И тут, до Александры Павловны дошло, что девчонка, только что превратившаяся в шведскую королеву, остается на заклание и, возможно, будет даже казнена. Выхватив блокнот, Александра написала, что не может убегать, когда это будет стоить жизни другому человеку. Понадобилось еще порядка пяти минут, чтобы уговорить все же это сделать. Я апеллировал тем, что Иру для этого и готовили и, что есть план, по которому она сможет сбежать.
  
План такой, действительно, был, но он казался мне еще более сложным, чем тот, который прямо сейчас реализовывали. Я стоял в спарринге с Ирой и она, пусть и показалась мне боевитой девчонкой, все же не дотягивала до того, чтобы нейтрализовать двух опытных бойцов, которые дежурят у двери Александры. Между тем, она попробует это сделать, но прежде спуститься на веревке со второго этажа. Королеву получилось убедить.
Я видел перед собой молодую женщину, превращающуюся в молодого мужчину, где корсет, пусть и пережатый, до конца не скрыл грудь. Она казалось с характеров, что не может позволять оскорблять себя, но был факт, что Густав позволил себе такое общение, которое не прощается. Александра, это было видно, хотела сбежать из клетки, всего лишь одной комнаты, в которой ее держали взаперти. Мало того, так от нее и веру требовали сменить.
Александра прибудет в Петербург и там заявит, что поехала к отцу погостить. Мало того, намерена упросить его не начинать войну. Эта миссия будет использована в будущем для формирования образа Александры, как защитницы Швеции. Конечно же, Павел не послушает дочь, так как фактически сами шведы объявляют войну. С болящим сердцем за всех своих подданных, она может и удалиться в монастырь молиться за мир.
Сперва накрученный на войну шведский народ может и расценит ее, как предательницу, хотя и сейчас, несмотря на все добродетели, ее таковой считают. Но позже именно Александре нужно будет вступиться за шведский народ… сильно урезанный в территориях народ.
— Ее величество просила не беспокоить, будет отдыхать. Вести о возможной войне России и Швеции разрывают ее сердце, — сказал я, а один из охранников приоткрыл дверь и посмотрел в комнату, где, всхлипывая, находясь спиной к выходу, рыдала копия королевы Швеции.
Мы вышли из дома без проблем, только у кареты меня встретил тот самый русскоязычный швед.
— Могу я поинтересоваться куда вы сейчас направитесь? — спросил он.
— В Россию через финские земли, — сказал я.
— Приятного путешествия, — с нотками облегчения ответили мне.
Мы, действительно, собирались ехать в Россию и как можно быстрее. Главное, это выехать за посты стражи Стокгольма, а там и оторвемся от сопровождающих, и следы свои заметем. Две кареты, якобы, поедут через финские земли, ну а меня там уже не будет. Я с Александрой сверну, как только будет возможно, на лед и устремлюсь по нему вначале в сторону Гельсингфорса, а после и России. Зима нынче устойчивая, лед выдержит, тем более, что впереди будут ехать Карп с Северином и с еще двумя стрелками, которые и будут бурить лед и проверять его толщину каждые три-четыре версты.
А после эти показатели могут пригодиться русской армии.
  
Глава 18
 
Глава 17
Петербург
11 февраля 1799 года
Джон Спенсер был «человеком без лица», тем, кого сложно запомнить, или следует сразу же забыть, как он выглядит после общения. Кто-то бы сказал, что он авантюрист, но это понятие вряд ли подошло бы под определение личности и способностей англичанина. Авантюрист — это тот, кто не продумывает все свои ходы, и Спенсера объединяет с таким человеком лишь то, что он так же ставит перед собой, казалось, не решаемые задачи. Вот только Джон их решает.
Англичанин провел успешную операцию в Китае, куда уже начинают засылать пробные партии опиума, успешно действовал в Османской империи, вынуждая султана оставаться в стороне от действий русских, даже когда те брали Корфу. Все свои операции он просчитывал с холодной головой.
Могло показаться, что Джон был почти лишен чувств, но злоба проникала в этого человека, поглощала его разум. Он ненавидел русских за то, что Россия предала Англию в сложный для Туманного Альбиона момент. Спенсер Стикс считал, что Россия обязана Великобритании, хотя бы и за то, что английские деньги кормят русскую казну. Что именно английские деньги некогда посадили на трон Екатерину, которой просто было не за что выкатывать сотни бочек с пивом и вином на улицы Петербурга, формируя, как сказали бы в будущем «общественное мнение», ну и мнение гвардии.