Сухой закон 2 (СИ)
Остальное боро будет типичным памятником середины и второй половины двадцатого века. Налепленные, грубые, но мощные по своей «натуре» коробки. Рядом с ними будут строить современные высотки, распахивающие своё нутро окнами в пол и современным дизайном будто бросающие вызов всей старине вокруг. И рядом с ними бурый и красный кирпич зданий семидесятых будут постепенно зашивать в панели. Стыдливо и неумолимо.
У меня всегда ассоциировалась тишина с классицизмом. Его помпезность предполагает любование, а когда любуешься — очень не хочется, чтобы тебя что-то отвлекало. А вот архитектура индустриальная, напротив, будто захватывает себя. Я ловил это чувство всегда, когда гулял по Москве на Ленинском проспекте около Центрального дома туристов. Попав туда впервые зимой, сразу после поезда, я пошёл гулять рано утром в воскресенье, когда вся столица ещё спит. Широкий полупустой проспект, мало людей, серая громада ЦДТ. И шум машин где-то вдалеке на кольцевых надземных развязках. Сливающийся в единый шум. Как мощный ветер. Казалось, что это именно ЦДТ звучит так, а не сами улицы. В этом и есть прелесть индустриального пейзажа.
Ностальгия захватила меня. Но я прислушивался к ней, подумывая, как и что я буду менять именно здесь, в этой точке, которую планирую сделать местом притяжения русских мигрантов Америки.
«Паккард», сверкая хромом, остановился около телефонной будки. Сначала вышел телохранитель, приданный мне капитаном Синицыным. Затем уже я. Рука моего подопечного была спрятана под широким пальто. Даже боюсь представить, что туда мог запрятать ушлый военный инженер императорской армии. А вооружал он своих ребят на славу. Через два дня всё это оружие можно будет носить даже не скрывая, после того как Виктор окончательно оформит на нас охранное агентство. Но я строго-настрого всё равно запретил форсить оружием напоказ.
Ядерно-красная телефонная будка посреди серой улицы была словно не от мира сего. Я забился в узкую кабинку и посмотрел на часы. Подождал ещё немного и принялся звонить. Лейтенант подошёл не сразу. То ли не успел приехать в условленное место, после моего «кодового» звонка, то ли… Нет, всё же ответил.
— Слушаю. Надеюсь, это действительно важно, — проскрипел голос продажного начальника полиции Уэйкфилда. Знал бы шериф Фэллон, какой у него помощник по одному из округов, очень бы удивился…
— Приветствую вас, лейтенант, — ответил я.
— Давайте к делу, Алекс.
— Мой вопрос может показаться странным, но он, поверьте, очень и очень важен в сложившейся ситуации, — мягко начал я, — Скажите, вы в курсе о семейном положении наших гостей, которые ищут пулемёты в Бронксе?
Я прямо намекал на агентов бюро расследований.
— … или, может, вы сможете узнать как-то об этом?
Дёрп думал недолго:
— Что вы задумали, Алекс?
— Поверьте, с их головы и головы их близких не упадёт ни один волосок. Я не трогаю невинных, — твёрдо ответил я, — Мы же с вами договорились. Мы с вами негласно обеспечиваем порядок в Бронксе. И я делаю всё возможное со своей стороны, чтобы он установился…
— Хм… ладно. Уточнять ничего не требуется. Я сам слышал, как в центральном участке района они оба хвастались друг другу своими молодыми жёнами. Наверное, специально бесили шерифа Фэллона. Он-то у нас холост. Не может поднять головы из-за работы. Которую, кстати, вы ему подкинули.
— Отлично, это мне и нужно было услышать, лейтенант. Вы очень помогли.
— Помощь стоит денег.
— О, я знаю. И не заставлю себя долго ждать.
— Не стоит. Это просто напоминание. Если оба агента перестанут проедать плешь всему участку в Бронксе, это уже будет достижением.
— До связи.
Я со звоном повесил трубку, но не отпустил её. Металл холодил кожу в морозный день. А у меня в голове постепенно сложился пазл.
Второй звонок уже был в наш офис — «штаб». Трубку снял Мишка.
— Я еду к вам. Илья Дмитриевич на месте?
— Если нужно, я найду его.
— Поскорее…
* * *
Волков в безмятежной позе развалился на диване, покачивая стаканом с виски. И песня та же и поёт она же… Завидую его безмятежности. Но слушал он меня явно очень и очень внимательно.
Вообще, такой творческой натуре было место на подмостках театра. Но публичная жизнь была явно не для Ильи Дмитриевича. При первом взгляде его бы обозвали «червонным вальтом», тем, кто живёт одним днём и прожигает эту жизнь на полную катушку по закрытым казино и притонам. Но я уже оценил его скрытую холодную расчётливость. Готовность к риску и ледяной рассудок составляли гремучий коктейль, помноженный на гигантское количество специфических навыков. Такой человек был бы желателен в любой разведке, у любых подпольщиков. Но там бы он и не прижился. Ему требовалась свобода, периодические встряски и разнообразие. Творчество! Представить его сидящим в «секрете» какой-нибудь разведки было трудно.
Лишь Синицын мне как-то приватно выразил недовольство по поводу Волкова. Военному инженеру, фронтовику, дворянину, ему было тяжеловато общаться с таким человеком. Но я быстро объяснил — почему я ухватился за этого кадра.
— Илья Митрич, вот я не разбираюсь в фотографии. Если честно, от слова совсем, — развёл я руками, восседая в кресле за рабочим столом, — Насколько мне известно, вы называли это дело в числе своих любимых.
Волков не стал скрывать удивления:
— Вы поэтому меня так срочно позвали?
— Да. И поверьте, это очень важно, — улыбнулся я.
— Что же, извольте задавать вопросы! — с интересом подался вперёд Волков.
— Скажите, вы можете, скажем, сделать фотографию за сутки? Точнее, за ночь?
— Позитив? — нахмурился он?
— Да.
— Ну, практически можно. Но риск потерять снимок будет велик. И получится очень слабое качество. Если качество вам неважно, то есть и быстрые «ярмарочные» варианты.
— Это как? — озадачился я.
— Ну, потребуется специальная камера и пластинки. Фото будет готово минут за десять…
— Насколько большая камера? — перебил его я.
Волков расставил руки, показывая размер.
— А вспышка? — полюбопытствовал я, вспоминая о выносных элементах первых камер.
— Ну и вспышка, естественно. А вам зачем? — спросил Илья Митрич.
— Нужно будет сделать пару снимков двух господ. В весьма… неприглядном свете, — протянул я задумчиво.
— Ха, так бы сразу и сказали. А они должны знать об этом?
— В обоих случаях нет, — честно признался я.
— В обоих случаях?
— Нужно сфотографировать их с дамами во время общения на людях. И, скажем так, после него.
Волков подался вперёд:
— А кто эти господа?
— Агенты бюро расследований Соединённых Штатов, — усмехнулся я.
Плут даже подался вперёд. Я увидел, как в его глазах заплясали огоньки:
— Это интересно. Где будет проходить съёмка?
— Ресторан, потом номер.
— Значит, будут другие люди… — задумался Волков, — Они не должны видеть фотографа?
— Никто! Не должен! Видеть фотографа… — поправил его я.
Илья Дмитриевич комично пожевал ус. Нахмурился, а затем на него точно снизошло озарение. Он хлопнул себя по лбу и даже вскочил:
— В ресторане можно использовать «окопный фотоаппарат»!
Он даже заходил туда-сюда по комнате.
— Что за «окопный фотоаппарат»?
— Кодак сделал вооот такой прекрасный аппаратик, — Волков показал мне размеры не больше старых мыльниц, — Несколько поворотов затвора, и фото сделано. На фронте подобные часто использовали. Только при вечернем или неестественном свете будет полное «замыление» краёв фото.
— Я полагаюсь на ваше мастерство. Нам нужно будет, скорее всего, поймать один столик в объектив.
— Это возможно… Ещё бы «выстроить» так всё вокруг, чтобы удобно было фотографировать!
— Выстроим… — пообещал я ему, начиная придумывать, как я это сделаю, и наблюдая за мечущимся по комнате подопечным.
— А в номерах? Как там всё будет?
— Думаю, у вас будет время уже на все необходимые процедуры.