Хрустальная сосна
Парни медленно приблизились и по-деревенски опустились на корточки у огня. Первые, самые опасные секунды были выиграны. Я быстро пошел на кухню. Лихорадочно раздул огонь в еще горячей печи, заглянул в закопченное ведро. Чаю там было достаточно. Кто-то схватил меня сзади за рукав. Я обернулся, готовый нанести удар в темноту — и с удивлением увидел маленькую Люду. Обхватив меня двумя руками, она прижалась небольшим своим, мелко дрожащим телом, и сквозь свитера и куртки я почувствовал, как сбивчиво бьется ее сердечко. Совершенно неожиданно мне стало ее жалко, я простил ей похабный купальник и даже ощутил в себе желание ее защитить. Абсолютно мне безразличную — но все-таки защитить вместе с остальными.
— Ты что? — спросил я.
— Женя, мне страшно… — прошептала Люда.
— Мне вообще-то тоже не весело, — усмехнулся я. — Еще бы полминуты, и… Скорее бы уж чай закипел.
Я прислонился к забору и почувствовал внезапную дрожь в ногах. Драка еще может начаться, ничего окончательно не улажено… И что-то нечеловеческое, звериное, жесткое, еще висело над нашим маленьким лагерем, брошенным в бесконечности черной враждебной степи.
— Я так испугалась, знаешь… — продолжала Люда. — Я подумала, они нас бить приехали.
— Они именно бить и приехали, — ответил я. — Только не вас, а нас.
— А нас — что? — тихо спросила Люда и мне показалось, что в темноте я увидел ее расширившиеся от ужаса зрачки.
— Не будем об этом, — сказал я, взяв ее за плечи и легонько встряхнув. — Сейчас чаем их напоим, и все… Поможешь мне с кружками? Люда уже не могла говорить — только судорожно кивала мне в ответ.
Драка все-таки не началась.
Когда мы с Людой вернулись, неся дымящиеся кружки, парни по-прежнему молча сидели у костра. Из наших остались тоже одни ребята: девчонки куда-то попрятались. У костра сидели два полукружья: пятеро мрачных чужаков а напротив, через огонь, шестеро наших.
Со мной получалось семь против пяти — формально мы перевешивали. И казалось, можно было подраться. Правда, я по-настоящему драться никогда не умел, так уж сложилась моя детская и подростковая судьба. Славка и Саня Лавров тоже: танцор Лавров был слишком утонченным, чтоб молотить кулаками по чужим челюстям, это видно по его танцам, а Славка, как выяснилось в колхозе, оказался вообще несостоятельным с мужской точки зрения; я бы, например, не потерпел, чтоб меня, словно изнеженную девицу, обмахивали веткой от комаров… Саша-К, без сомнения, уже вышел из возраста, когда хорошо дерутся. Геныч — тот бы смог, он и пытался начать драку единственным из нас. Мореход силен, как буйвол, но умел ли он бить куда следует? Вот Володя — наверняка классный мастер: он абсолютно все умел делать точно и превосходно, без лишних слов. Но эти пятеро все как один, должно быть, каждую получку привыкли кулаки чесать и обладали необозримой практикой.
И отделали бы они нас…
Все это я думал, а парни пили чай. Хлебали, шумно втягивая воздух, по-деревенски неторопливо. И в абсолютном молчании. Допив, аккуратно составили пустые кружки на доску, шофер что-то тихо сказал — и вся пятерка, не проронив слова, погрузилась обратно в машину. Дальний свет фар погас. Зарокотал мотор. Погремев деревяшками, грузовик задним ходом отполз от костра и исчез в темноте. Так, словно его и не было.
Я вытер со лба выступивший пот.
— Чего это ты им услуживать полез? — вдруг набросился на меня Геныч.
— Они же махаться приехали. А ты — «чайку», «кофейку»… Тьфу!
— А тебе очень хотелось?
— Ну так и помахались бы. А то скажут теперь — городские слабаки.
Даже стукнуть нас побоялись всемером против пятерых…
— Ну, так беги и догони их, — насмешливо предложил Володя. — Они недалеко отъехали. Может, еще успеешь. И они согласятся помахаться лично с тобой.
— А что?! — набычился Геныч, и фикса его угрожающе засверкала, поймав отблеск костра. — И догоню! Не хрен тут…
— Уймись, — оборвал его Саша-К. — Если шило в заднице зашевелилось — беги на берег вон к тем дубам!
— Там нет дубов, — совершенно серьезно возразил тот. — Только ивы.
— Нет, ты именно к дубу иди. Разбегись как следует и трахнись башкой.
Может, верхушка закачается!
Геныч обиженно молчал.
— Помахался бы сейчас, — продолжал Саша-К. — В твоей силе никто не сомневается. Но сегодня их было пятеро, а завтра бы вся деревня примчалась. Не пугай ежа голой задницей.
— Женщины! — прокричал мореход. — Можно выходить. Отбой тревоги!
Девчонки вылезли из палатки, испуганно поеживаясь. Снова расселись у костра. Костя врубил магнитофон.
— А где… — оглянувшись, заговорил Саша-К.
И при первых же звуках его голоса я совершенно внезапно и неожиданно ощутил, как тревога пронзает, пробивает навылет, не оставляя ничего, кроме факта: Вики не было у костра!.. Это потрясение, молниеносно родившее ужасающую в своей возможности догадку, хлынуло отовсюду и накрыло меня холодной, тяжелой волной. И я забыл, что мне в общем нет никаких дел до Вики, забыл про Катю, про свою жену Инну, про всех других женщин на свете… Просто вдруг почувствовал, как она дорога мне, как единственна и неповторима, и что ее, обманув, тайком похитили у меня…
Саша-К продолжал говорить. Не слыша ничего и не сознавая, что делаю, я метнулся к кухне. Лихорадочно расшвырял порушенные грузовиком дрова, отыскал отлетевший в сторону опор. Хорошо отточенная сталь холодно и спокойно блеснула, отразив слабый звездный свет. Зажав оружие в руке, я помчался в ночь — вслед уже невидной машине… И лишь пробегая мимо столовой и подсознательно отметив доносившиеся оттуда всхлипы, вдруг пришел в себя и остановился. Меня пробил жар и одновременно холод, я мгновенно осознал глупость своей затеи, даже если Вику в самом деле увезли… И всю всеобщую чушь происходящего.
Но… Но радость открытия, что с нею ничего не случилось, затопила все мое существо. И я понял, что сейчас я — это не я… Что я готов сейчас броситься к ней и… и даже взять ее… Овладеть этой женщиной нежно, но настойчиво и с полным правом. Раз уж — отчасти благодаря моему вмешательству — она только что не досталась кому-то иному…
Я вошел под навес. В углу чернела съежившаяся фигура. Было абсолютно темно, но я разглядел рыжие, неповторимые, не сравнимые ни с чьими иными и такие любимые сейчас волосы… Бросив топор, звонко ударившийся о невидимый столб, я подошел к Вике. Сел рядом и молча обнял ее плечи.
— Женяаа… — еле слышно прошептала она, неизвестно как узнав меня, и уткнулась лицом мне в ухо, и я почувствовал, как по моей шее текут горячие быстрые ручейки…
— Ну что ты, Вика… — я осторожно гладил ее волосы. — Все кончилось, они уехали. Пойдем обратно к костру.
— Я знаю… Только мне… Мне стыдно туда идти. Я ведь знаю. Я во всем виновата. Это ведь из-за меня все произошло…
— Да не переживай. Ничего плохого не случилось.
— Но мне так стыдно. Я ведь баловалась с этим шофером. И не заметила, как все обернулось всерьез…
— Да брось ты переживать. Ведь все же обошлось!
Вика тихо подрагивала, ничего не отвечая.
— Все обошлось, — повторил я. — А что эти типы приезжали — ничего страшного.
Я готов был говорить что угодно, несомый волной внезапно нахлынувшего счастья, что с Викой ничего не случилось, она жива и здорова… Не помня себя, я прижимал к себе ее дрожащее тело. И шептал всякие глупые, нежные и успокаивающие слова.
— В былые времена из-за таких женщин, как ты, на дуэлях гибли. А тут всего-навсего пятеро парней приехали и попили чаю у костра… Пойдем, там уже все танцуют.
Вика молчала, тихо приникнув ко мне.
— Ну пойдем… ну я тебя на танец приглашаю…
Вздохнув, она поднялась. И мы пошли к костру.
* * *Ночь висела плотным покрывалом.
Мы уже вдосталь напелись и натанцевались и понемногу стали расползаться. Народ медленно исчезал по палаткам и темным углам. Мне было неприятно видеть, как Славка пойдет провожать Катю: это стало у них уже привычкой в последнее время, — поэтому я встал раньше и пошел на кухню.