Овцы смотрят вверх
– Это Клейфорд, – сказал Филип упавшим голосом.
– О черт! – произнес Макнейл и прикусил губу. – Совсем забыл. Это тот тип, что вечно нос задирает? Тот, что религиозен до мозга костей? Да, такие к нашему брату и на пушечный выстрел не подойдут. Это все равно, как если бы священника попросили благословить ведьму!
Он передернул плечами.
– Ну что ж, в таком случае… Возможно, это небольшое нарушение врачебной этики, но, если мы хотим избавить людей от излишних хлопот и неприятностей, я не считаю это неправильным. Так вот, если вы согласитесь, я мог бы вести вас и вашу жену частным образом. Я работаю в этой клинике неполный рабочий день, но считаю свою работу здесь вещью для себя принципиальной. Чтобы быть в курсе всего. Я учился в Англии.
Филип кивнул. В речах доктора он заметил много англицизмов, хотя произношение у него было чисто американское.
– И что вас заставило переехать сюда? – спросил Филип.
– Многие считают, что со здравоохранением там полная беда. Но это не так, – усмехнулся Макнейл. – Там есть, конечно, свои недостатки, но здесь их не меньше. Допустим, местные врачи – тот же Клейфорд – чувствуют себя оскорбленными, если пациент заболевает не в часы его приема. Зато в Англии, если ты откажешься отправиться к больному домой, тебя тут же вышвырнут из реестра врачей… Нет, просто моя мать – американка и после смерти отца решила вернуться в родной город. И когда мне исполнилось двадцать шесть, я приехал к ней.
Почему в двадцать шесть? А, понятно! Призывной возраст!
Макнейл встал.
– Подумайте! Я попытаюсь максимально смягчить проблему в том, что касается вашей жены, но вынужден настаивать: вы обязаны ей открыться. Всего хорошего!
– Плохие новости, – услышал Филип возле своего уха, когда спускался по лестнице. Клиника располагалась на втором этаже, над магазином, который торговал спортивным снаряжением и изделиями из кожи.
– Что? – переспросил Филип и, повернувшись, увидел того самого типа, что был в приемной.
– Я сказал: плохие новости, – отозвался незнакомец. – Понял это по тому, как вы ссутулились.
– Пошли к черту! Не ваше это дело!
– Отлично сказано! Да у меня у самого дела дерьмо. Пойдемте выпьем?
– К черту, я сказал!
– Далеко идти не придется. Я уже у черта в гостях. В самом пекле, – сказал незнакомец неожиданно серьезно. – А вы?
Он помолчал и продолжил:
– Мне тридцать семь, но за все это время я ни разу не подцепил ничего подобного, хотя сегодня это так же распространено, как насморк, и можно было бы лишь весело посмеяться.
Насморк у незнакомца, по-видимому, тоже был, если судить по тому, что звук «н» он произносил как «д», в нос, как простуженный.
– Но все это длится уже четыре месяца. Микроб оказался слишком стойким.
– Четыре месяца?
Филип был ошарашен. Он представил, что его история может продлиться такой же срок, и пошатнулся, еле устояв на ногах.
– Они дают мне по шесть миллионов единиц какого-то нового чудодейственного лекарства, – продолжал между тем незнакомец. – Жжет как огнем, но, по крайней мере, я начал выздоравливать. Так как насчет того, чтобы выпить?
Филип колебался.
– Меня зовут Алан Проссер, – представился незнакомец. – Компания «Проссер». Насосное оборудование, канализационные трубы, средства утилизации мусора – всякое такое…
– О господи! – вспомнил Филип. – Мы ставили в доме ваше оборудование. Помню. Но я встречался не с вами, а с…
Он наморщил лоб.
– С Бадом Буркхартом? – спросил Проссер.
– Точно! Он ваш партнер?
– Бывший.
Проссер горько ухмыльнулся.
– Бросил меня, – сказал он. – Теперь он управляющий новым отделением «Пуританина»… Но вы сказали «мы ставили». Вы что, женаты?
– Да.
– Тогда, наверное, мне не стоит рассказывать вам о своих бедах.
– Почему?
– Я тоже был женат.
Лицо Проссера вдруг потемнело и покрылось морщинами, словно десять лет пролетело между тем, что он сказал, и тем, что собирался говорить. Подняв левую руку, он показал Филипу ладонь. На ладони, как раз напротив шрама на тыльной стороне, было пятно, подобное клейму.
– Что случилось? – нерешительно спросил Филип.
– Ее застрелили. Той же пулей, что оставила след на мне. Мы случайно попали в толпу трейнитов, которые шли с демонстрацией, и какой-то национальный гвардеец, любитель пострелять по живым мишеням, пальнул не глядя… О, это старая история. К счастью, Белл не могла иметь детей. Так как насчет того, чтобы выпить?
– Хорошо. Но только по одной! А то станет хуже.
– Черта с два! Хуже станет, если не выпьем!
Незаменимые помощники
Сорт А: МЕКСИКАНСКИЕ МЕДОНОСНЫЕ ПЧЕЛЫ – 169,95 доллара за галлон.
Сорт 1: ЕВРОПЕЙСКИЕ ПЧЕЛЫ – 220 долларов за галлон.
Лучшее качество: ИРЛАНДСКИЕ ЗЕМЛЯНЫЕ ЧЕРВИ – 67,50 доллара за кварту.
ГАРАНТИРОВАННАЯ жизнеспособность после доставки! Завод «Плодородие!». Сан-Клементе, Калифорния (лицензия Совета по сельскому хозяйству штата Калифорния).
Сломленные разумом
После случая коллективного сумасшествия, который пришелся в Ношри на самый канун Рождества, Люси Рэмидж некоторое время продолжала работать, как и те из сотрудников организации «Спасем Землю» и членов команды ООН, которые не были депортированы. Получилось так, что все, что они смогли сделать за те четыре месяца, что предшествовали катастрофе, было стерто – словно кошка языком слизала. И если быть откровенным, все стало даже хуже. Когда она только приехала, люди охотно выходили оттуда, где они прятались, – из полуразвалившихся хижин, разбитых машин, сломанных автобусов, землянок; выходили и обращались за едой и медицинской помощью. Теперь они всячески уклонялись от контакта, оставались в своих укрытиях и смотрели оттуда на мир безумным, недоверчивым взглядом, широко раскрыв обведенные белыми кругами глаза. Чтобы убедить человека поесть, ты должен был сначала сам взять и проглотить немного того, что ты принес. Они позволяли перевязать рану, но наотрез отказывались от применения мазей или дезинфицирующих средств. А заставить их что-то принять внутрь было делом совсем уж немыслимым. Все местные единодушно решили – они стали жертвами ужасной магии.
Кое-кто действительно сошел с ума. До конца своих дней они были обречены со стонами таскаться по округе, неожиданно впадать в слезливость и до посинения орать от страха при виде какого-нибудь насекомого.
Кстати, в Ношри вновь появились насекомые, исчезнувшие было на время войны.
Сразу после окончания острой фазы кризиса Люси подверглась допросу со стороны весьма враждебно настроенных правительственных чиновников. Желая как можно скорее вернуться к людям, которые нуждались в ее помощи, она постаралась сжато и понятно записать результаты своих наблюдений, которые и передала властям.
«Характерные симптомы? – писала она. – Они включают в себя обильное потоотделение, лицевые тики, периодическое спазмирование длинных мышц бедра и голени, а также ярко выраженное расширение зрачков. Рвота? Лишь в незначительном количестве случаев, если судить по докладам с мест. Но у всех без исключения пострадавших была кислотная диарея, а иногда в стуле наблюдалась свежая кровь.
Как быстро развивается поражение психики? Как правило, от одного до трех часов после начала потоотделения и расширения зрачков. У пострадавших возникает ощущение, что они плывут по воздуху, а один из наблюдателей видел, как жертвы смотрят на свои ладони с таким видом, будто не верят, что руки принадлежат им. Эта стадия быстро сменяется стадией, во время которой потерпевшие впадают в истерику и переживают страх, сопровождаемый визуальными и слуховыми галлюцинациями, причем в большинстве случаев они полностью теряют над собой контроль. От шести до тридцати часов длился период необузданной ярости, которая заставляла отравленных разрушать все, что попадалось под руку, а впоследствии нападать на всех в округе, кто двигался, особенно на плачущих детей. Последних собственные родители били, а иногда и забивали до смерти, поскольку воспринимали плач как нечто невыносимое. Большинство потерпевших не могли спать все время приступа. Если отравленные не находили внешних объектов, они изливали агрессию на собственные тела, нанося удары тупыми предметами или ножами. Мне пришлось видеть людей, которые бросались в реку, крича, что умирают от жажды. Последнее обстоятельство, вероятнее всего, связано с обезвоживанием, спровоцированным диареей.