Дамский негодник

— А почему на тебе не было синяков? Пекалова что же, не сопротивлялась?
— Не сопротивлялась она.
— Почему?
— А не знаю, — прошептала Людмила и растерянно уставилась на Далилу. — Честно не знаю.
— Ты скалкой била ее, доской, а она живая была, но не сопротивлялась. Разве такое бывает?
— Выходит, бывает.
— А что ты кричала, когда ее била?
— Кричала, что пусть только попробует сопротивление мне оказать.
— Так ты ей угрожала, — прозрела Далила.
Людмила яростно подтвердила:
— Ну да! Я сказала, что все наши знакомые теперь будут знать, какая Анфиска шалава! Как уводит она из семьи чужих мужиков! Думаю, сразу после меня к ней пришел мой Сасунян. Он Анфиску увидел побитую и добил.
Далила подалась вперед:
— Как добил?
— Череп топориком кухонным проломил.
— Про топорик я от него не слышала. Ни от Куськиной не слышала, ни от… Ни от кого…
Самсонова призадумалась. Рассказ подруги запутал ее окончательно.
— А зачем Сасуняну Пекалову убивать? — спросила она. — Какой ему в ее смерти резон?
— Ну, уж не знаю, — пожала плечами Людмила и задумчиво предположила: — Бизнес, что ли, не поделили или из ревности. Анфиска другого нашла.
Дернув себя за нос, она снова спросила:
— Значит, наговаривал на меня, сволочь? И что говорил?
Далила, ненавидя себя, изложила:
— Что ты чудишь, ревнуешь, закатываешь скандалы, что кровь Анфисы на фартуке твоем была.
— Ах, он гад! Я же котлеты жарила! Ему!
Людмила вскочила и бросилась к шкафу. Яростно извлекая с полок вещи покойного мужа, она бросала их на пол и сладострастно топтала, приговаривая:
— Вот тебе, гад! Вот тебе! Вот тебе! Все сожгу! И памяти о тебе на земле не оставлю! И могилку сровняю с землей! Будь ты проклят, слышишь, ты, Сасунян! — завопила она, закатив глаза к потолку и прижимая к груди очередную охапку вещей.
Самсонова содрогнулась и пожалела уже, что пришла. А Людмила, зло сплюнув, швырнула охапку на пол. Из вороха свитеров и рубашек что-то вылетело и глухо стукнуло о паркет.
— Что это? — удивилась Людмила, поднимая незнакомый предмет, похожий на мышеловку, опутанную резинками и проводами.
«Это пугач, — догадалась Далила. — Марина была абсолютно права, Михаила убил Сасунян. Но кто же убил Анфису? После того, что я про дом в Сестрорецке узнала, глупо Сасуняна в убийстве Пекаловой подозревать.
Тогда кто же ее убил?
Нотариус?
Изверг?
Куськина мать?
Зинаида Попова? Чем объяснить ее внезапный отъезд? И как раз в тот день, когда погибли нотариус и Сасунян. Чем объясняется ее спешка?
Или Анфису убила Людмила? Все же Людмила?
Глаза у нее сумасшедшие. Сейчас бесполезно с ней говорить».
Далила поспешила вернуться домой.
Впрочем, «поспешила» слово неверное. Людмила почти ее вытолкала, забившись в истерике и запретив в ближайшие дни приходить.
— Хоронить Сасуняна не буду, — на прощание пригрозила она.
Грустная, Далила вела «Форд» по городу, грустная вошла в свой подъезд, открыла почтовый ящик. Среди газет и рекламных листков оказалось письмо без имени отправителя и обратного адреса. Далила поспешно его распечатала, вытащила листок и прочитала: «Пекалову убил любовник, Михаил Калоев».
— Потрясающе! — прошептала она, рассеянно сминая листок и засовывая его в карман.
  
Глава 33
 
Растерянная Далила бесшумно вошла в квартиру. Калоева, поджав под себя ноги, уютно устроилась на диване в гостиной. Она увлеченно читала какую-то книгу. Далила выросла перед ней неожиданно. Калоева вздрогнула, увидев ее, и вскрикнула:
— Ах, извините, вы так незаметно вошли!
— Это вы меня извините, — возразила Далила. — Я вас напугала. Что вы читаете? — чтобы разрядить обстановку, спросила она.
— Вашу книгу, — смущенно призналась Калоева и вновь принялась извиняться: — Простите, я тут без спросу взяла. Ваш Дмитрий на тренировку ушел, мне стало скучно, по квартире слонялась и в кабинет забрела. Еще когда мы с вами там разговаривали, я увидела ваши книги и подумала: «Вот бы их все прочитать». Простите, не устояла. Без спросу взяла, — повторила она и пояснила: — Их так трудно купить.
 
Самсонова ради приличия осведомилась:
— Интересно?
— Ужасно!
— Я рада, что вам понравилось.
Приблизившись к Калоевой, Далила наклонила голову и, заглянув в обложку, воскликнула:
— Снова трактат о лжи! Возможно, мне не дает покоя моя нездоровая совесть. Увы, — пошутила она, — как ни странно, но у психоаналитиков неполадки с совестью тоже имеются, есть у них и подсознание.
Калоева не отвечала. Далила, вскинув вверх подбородок, с пафосом произнесла:
— Ложь! В нашем мире царствует ложь! Вам не кажется, что я слишком много внимания уделяю этой непопулярной теме? — уже дурашливо спросила она.
Калоева на игривость не отозвалась, она отнеслась к вопросу серьезно:
— Нет, не кажется. Вы попали в самое яблочко. В этом мире действительно все зло от лжи. Вот я, к примеру, росла на стыке двух противоположных культур. Значит, росла на лжи. Папа мой армянин, мама русская. Мне с детства твердили, что армянский брак основан на уважении: муж уважает жену, жена уважает мужа, дети — родителей. И я верила, потому что глупой была.
— Но разве это не так? — не очень искренне удивилась Далила.
Марина отрезала:
— Это не так. Когда я выросла, то поняла: армянский брак основан на лжи.
— Все браки на этом держатся. Психологи такую ложь называют терпимостью, толерантностью.
— Значит, терпимость — мать лжи.
— Тогда отец лжи — дипломатия, — усмехнулась Далила.
Калоева с досадой потрясла головой:
— Может быть, но я не о том. Армянский брак, это, игра. Муж делает вид, что имеет право на подлость, которую он называет мужественностью. Но как предательство ни называй, оно подлостью и останется. Жена унижена бесправием, она угнетаема.
Самсонова с изумлением осведомилась:
— Не слишком ли вы строги?
— А разве порядочно угнетать человека? И разве запрет — не угнетение? — яростно спросила Марина. — Муж решает, что должна делать жена, словно жена не личность, не человек.
— Но если жена личность, пускай не позволяет так обращаться с собой, — обронила Далила.
— Легко говорить, а куда было матери деться? Без приличной работы, с ребенком на шее. В нашем обществе женщины подбирают крохи после мужчин. Везде: в карьере, в общественных местах и, уж конечно, в семье. Моему отцу все было можно: дома не ночевать, часами топтаться с друзьями без дела на площади, любовниц иметь, самому решать, сколько денег выделить рабыне-жене. И при этом он слыл уважаемым человеком. Можете представить, какими эпитетами наградит общественное мнение женщину, позволь она себе подобное поведение?
— Могу, — кивнула Далила.
— А отец мой был уважаемым. И я обожала его. Он бог! Он мужчина! Захочет, посадит маму за стол при гостях, не захочет, прогонит…
Марина осеклась и вздохнула:
— Ах, что о том говорить! Вы сами все знаете. Муж и ложь — синонимы.
— С мужем все ясно, а жена в чем же лжет? — уже с интересом спросила Далила.
— Жена лжет во всем. Ее вынуждают лгать. Она делает вид, что любит, но как любить того, кто тебя унижает? Притворяется, что уважает мужа, но как его уважать? Разве можно уважать подлеца?
Самсонова возразила:
— Ну, так уж и подлеца.
— А разве не подло лишать жену и родного ребенка самого важного: любви и внимания? — с обидой прокричала Марина.
Далила заверила:
— Я знаю мужчин, он вас любил.
— Любил? Но дома почти не бывал. Он в важных делах, а мы, выходит, неважное. Мама всю жизнь проходила в суконном пальтишке, а он покупал дорогие шубы любовницам? На любовниц время он находил. Видите ли, он имеет право на развлечение, он сам платит за свое развлечение. А как же его обязанности? А как же жена? В чем ее развлечение? Готовить, чистить, стирать? Он каждый день рубашки менял. Стирай она меньше, может, заработала бы больше. Ни для кого не секрет, что восточные женщины работают гораздо больше мужчин.