Дамский негодник

Он мучил Далилу.
Припомнив тот день, когда Пекалова рвалась на прием, а Дарья ее не пускала, Далила и вовсе расстроилась. Из кабинета Самсонова вышла со Светланой Михайловной (до лифта ее всегда провожала), но та и бровью не повела, увидев Анфису.
Как такое возможно? Они что, сговорились?
Зачем?
Ладно, Анфиса виду не подала, что они знакомы, но как же Светлана Михайловна так себя повела? Кажется, она даже нападала на Анфису Пекалову, во всяком случае, осуждала ее за наглость. Осуждала, делая вид, что они не знакомы.
Поразительно!
Та Светлана Михайловна, которую знала психоаналитик Самсонова, так вести себя не могла.
«Выходит, плохой я специалист, — мысленно облилась слезами Далила. — Лечила ее, тестировала, а она меня, как девчонку, обвела вокруг пальца. Выходит, по ее наводке Анфиса ко мне забрела. И, возможно, нотариус был заодно с ними.
Что за интригу задумала эта троица?
Но погибли-то все!
Почему? В результате этой интриги?»
По коже Далилы прошелся мороз: «Ой, что-то мне страшновато становится».
Ей стало страшно настолько, что, закончив прием, она не решилась отправиться с визитом к Людмиле. Позвонила Семеновой и взмолилась:
— Галь, пойдем к Люське сходим.
Галина зашлась от ужаса:
— Ты к злодейке идти собралась?!
— Обязательно надо сходить, — просительно проныла Далила.
— Зачем?
— Пойдешь, расскажу.
— Тогда и знать не хочу, — заявила Семенова и пригрозила: — Отстань, а то рассержусь.
Но Далила не отставала.
— Галь, пожалуйста, — умоляла она, — очень надо, а одна не могу.
— Еще чего! — взревела Галина. — Не проси! У меня до сих пор перед глазами стоит жуткая та картина: полоумная Люська несется на нас с пистолетом. Нет, я с ума не сошла. У меня Ангелина, ремонт, пустой холодильник. Голос опять же пропал. Мало мне бед?
— Хватает, — согласилась Далила, отказываясь от затеи взять Галину с собой.
Отправилась к Людмиле одна.
Та встретила Самсонову зло и раздраженно. Неприветливо спросила:
— Зачем ты пришла?
— Ну, как же, горе такое, — пролепетала Далила, всматриваясь подруге в глаза.
В них не было горя: злоба и пустота.
— Жил как скотина и сдох как собака, — подтверждая ее наблюдения, процедила сквозь зубы Людмила и, ухмыльнувшись, заметила: — Очень вовремя сдох, чертов кобель. Теперь я вдова. Еще вполне молодая.
— Люсь, не надо, — попросила Далила. — Потом будешь жалеть.
— Молчи, — приказала Людмила. — Не о чем мне жалеть. Он жил в свое удовольствие, а я — как придется. Плевал он на мои интересы.
— Ты же его хвалила, говорила, что щедрый.
— Когда хвалила, врала, а то, что щедрый, так это с какой стороны посмотреть. Деньгами он от меня откупался, зараза, но с чужими бабами был гораздо щедрей. Нет, все, натерпелась! Замуж, шиш им, кобелям, не пойду! Буду как та президентша, подруга Маринки, эта, как ее…
— Елизавета Бойцова, — подсказала Далила.
— Да, буду, как Лизка мальчиков себе покупать. Пусть исполняют все мои прихоти. А почему бы и нет? Я вдова! Молодая и очень богатая!
Далила смущенно вздохнула. Заметив это, Людмила яростно повторила:
— Да, я вдова! Молодая и очень богатая! Сейчас я тебе расскажу, как пойдет моя жизнь…
Самсонова попыталась подругу остановить.
— Люсь, не надо, — пролепетала она.
— Что, не надо? — взревела Людмила. — Знала бы ты, что откалывал мой муженек! Пусть земля ему будет тверже гранита! Ирод он! Гад!
— Нет, слушать такое я не могу! Что ты болтаешь! Он же покойник! — рассердилась Далила.
— Не болтаю, а говорю. Покойник он. Это я покойницей, живой покойницей, при нем, подонке, была! Заживо в хозяйстве себя хоронила. Как дура, на дачке родителей в деревне горбатилась. Шесть сраных соток! Домик окошками в землю врос! Сколько раз просила его, козла, дом хотя бы построй! Я природу люблю! Фиг мне!
Людмила зло дернула себя за нос и скрутила живописную дулю. Глаза ее горели сумасшедшим огнем. Далила поежилась и вновь попросила:
— Люсь, не надо, не рви себе сердце.
— Как могу я сердце не рвать, когда он творил непотребство такое?
 
— Какое?
— Я на грядках родителей, как идиотка, горбатилась! Горбатилась и не знала, что у меня в Сестрорецке!..
Людмила задохнулась от возмущения и с ненавистью повторила:
— У меня в Сестрорецке! В самом элитном районе! Огромный роскошный дом! И он там с Анфиской-шалавой за нас двоих отвисался! А теперь наследница всего этого я! Пусть сволочь сто раз перевернется в гробу!
Вспомнив, что Сасунян еще не в гробу, она бодро поправилась:
— Перевернется, когда ляжет в гроб.
После этой сентенции Людмила, игриво толкая подругу в бок, с улыбкой спросила:
— Представляешь? Домина, огромный, красивый, в трех шагах от залива! Теперь у меня! Финляндию видно из окон! Красота, твою мать!
Далила снова поежилась, а Людмила раскинула руки, вдохнула всей грудью и со счастливой улыбкой воскликнула:
— Эх, Самсонова, теперь заживу!
И прозаично добавила:
— А он свое получил.
— И не он один, — уточнила Далила.
— Да, оба они получили. Теперь пусть на пару с Анфиской в могиле гниют.
Наткнувшись на испуганный взгляд подруги, Людмила спросила:
— Что, наговаривал тебе на меня?
Далила, содрогаясь, подумала: «У Люськи точно крыша поехала. Что болтает она? Что несет? Словно вмиг лишилась всей своей совести. А ведь совесть у Люськи была, точно была».
— Че молчишь? — прогремела Людмила. — Наговаривал на меня?
Не в силах солгать, Далила кивнула:
— Кое-что говорил.
— И что говорил?
— Всякое…
Людмила рявкнула:
— А ну не финти! Говорил, что я Анфиску прикончила? Так?
— Да.
— И ты поверила?
Далила пожала плечами:
— Не знаю.
— Ну, сволочь! — яростно потрясла кулаками Людмила. — Чтоб он сдох, подлый гад!
Вспомнив, что это уже случилось, она запечалилась, загоревала:
— Эх, жаль, гад действительно сдох! Каждый день его бы душила своими руками! А ты? Ты же подруга моя! Ты хоть подумала, зачем мне шалаву его убивать?
— Ради домика и красотищи, — робко подсказала Далила.
— Ради домика и красотищи Сасуняна надо было давно убивать, а я, что же, по-твоему, медлила? Выжидала, когда он к Маринке уйдет?
Далила молча пожала плечами. Людмила с напором продолжила:
— Он, хитрый козел, все бабки держал при себе. А у Анфисы я в тот вечер была. Это правда. Здесь этот гад не соврал. Была я там, но почему?
— Почему?
— Потому к ней и побежала, что Сасунян мне про усадьбу и домик сказал. Своим признанием он фактически послал меня к сучке Анфиске. Во хитрец!
Заметив в глазах подруги сомнение, Людмила с угрозой спросила:
— Что, не веришь?
Под ее сумасшедшим взглядом Далила снова не в силах была солгать. Она отрицательно потрясла головой и испуганно прошептала:
— Не верю.
— Почему?
— Зачем ему к Пекаловой тебя посылать?
— Ради интриги. Чтобы потом все спихнуть на меня, — заявила Людмила. — Он задумал уже Анфиску убить, а она учуяла, видно, да на него завещание взяла и составила. И ему позвонила, мол, на-кася, выкуси! Вот и решил он убийство свернуть на меня!
— Выходит, Карапет Ашотович тебе признался про дом после разговора с Анфисой. Как только узнал, что она составила завещание?
— Еще бы, конечно, — согласилась Людмила. — Трубку на телефон положил и про Анфиску с домиком мне все и вывалил. Знал же, что с места в карьер понесусь отношения выяснять. Я, как дура, и понеслась.
— В чем была? — уточнила Далила.
— Да, в фартуке и халате. И с порога в рожу наглую ее и вцепилась. Уж я била ее…
— Чем?
— А всем, что под руку подворачивалось! Скалка — так скалкой! Доска — так доской! Все в ход пошло!
— И насмерть забила, — наполняясь ужасом, прошептала Далила.
Людмила подпрыгнула:
— Да ты что! Она живая была, когда я уходила!