Барин-Шабарин 8 (СИ)

— Пленные, — повторил он. — Тысяча двести человек. Англичане, французы, а теперь еще и поляки. Меншиков предлагает казнить каждого десятого. Горчаков — обменять. А я… — он замолчал, глядя куда-то поверх моей головы. — Я хочу услышать твой совет.
Тишина повисла тяжелым пологом. Я чувствовал, как на меня смотрят все присутствующие.
— Казнить — значит разжечь войну еще сильнее, — начал я осторожно. — Обменять — показать слабость.
  
— Так что же? — в голосе императора прозвучало раздражение.
Я глубоко вдохнул.
— Отправить их на работы. В Сибирь. Пора за нее браться всерьез. Пусть строят дороги, мосты, города… Пусть каждый из них, вспоминая Россию, думает не о виселице, а о том, как он ковал ее мощь.
Александр замер. Потом медленно кивнул.
— Жестоко. Но… мудро.
— Ваше величество! — взорвался Меншиков. — Это же враги! Они сожгли половину Кронштадта! Они потопили в крови Царство Польское.
— И мы потопили их корабли, и убили тех, кто оказал нам сопротивление, — холодно сказал я. — Месть — удел слабых. Пусть Европа и весь мир видят не только силу нашего государя, но и его милосердие, которое, как известно, есть доброта и мудрость.
И я поклонился самодержцу, стараясь скрыть улыбку. Император поднял руку, пресекая спор.
— Решено. Пленных — в Сибирь. — Он повернулся ко мне. — А тебя, Алексей Петрович, я назначаю главой Особого комитета по восстановлению всего, что было разрушено в этой войне.
Я едва сдержал возглас изумления. Что это… повышение? Или — наоборот? Во всяком случае — огромная ответственность и великая власть, если подойти с умом.
— Благодарю, ваше императорское величество.
— Не благодари, — он вдруг устало улыбнулся. — Это не подарок. Скорее — еще одно испытание.
За окном снова грянул салют. Где-то в городе запели «Боже, Царя храни». И когда головы Нессельроде, Горчакова, Меншикова и великого князя невольно обратились к окну, Александр II подошел ко мне вплотную.
— После совещания прошу задержаться, Алексей Петрович, — тихо сказал он. — У меня для вас будет еще одно задание чрезвычайной важности.
* * *
На рассвете туман рассеялся, словно по мановению руки невидимого великана, открывая скалистый берег, изрезанный бухтами. Италия.
— Вижу сигнал! — крикнул сигнальщик с марса.
На одном из утесов вспыхнул огонь — три короткие вспышки, две длинные. Пароль.
Бутаков приказал дать ответ — два выстрела из фальконета. Грохот разнесся по бухте, заставив чаек взметнуться в небо с пронзительными криками.
Через полчаса к «Владимиру» подошли лодки. В первой стоял высокий мужчина в поношенном зеленом мундире — Карло Бианки, один из лидеров восстания. Его лицо было бледным, глаза горели лихорадочным блеском.
— Вы опоздали на три дня, — сказал он по-французски, но в его голосе была не злость, а отчаянная надежда.
Бутаков усмехнулся.
— Зато мы привезли не только оружие, но и инструкторов.
Из трюма поднялись русские горные егеря — закаленные в боях ветераны Кавказа и Крыма. Их командир, майор Кожин, коренастый, с лицом словно высеченным из гранита, пожал руку Бианки.
— Сколько людей у вас?
— Тысяча. Может, две. Но у французов — пушки и кавалерия.
Кожин хмыкнул.
— Пушки и у вас теперь будут.
Капитан «Владимира» отдал приказ и работа закипела. Ящики с винтовками передавали по цепочке, пушки спускали на канатах. Итальянские повстанцы, худые, изможденные, но с горящими глазами, хватали оружие, словно это было сокровище.
— Скорее! — кричал Бианки. — Французы могут появиться в любой момент!
И в этот момент с моря донесся гудок — протяжный, зловещий. Это русский пароходофрегат «Орел» предупреждал о появлении противника.
— Корабль! — закричал сигнальщик.
Бутаков схватил подзорную трубу. На горизонте вырисовывался силуэт — трехмачтовый корвет под французским флагом.
— Боевая тревога! — рявкнул он. — Сигнальщик, передать на «Орел» приказ — приготовиться к бою!
На палубе «Владимира» загремели ботинки матросов, перетаскивающих зарядные ящики. Артиллеристы срывали брезент с орудий.
— Капитан! — Бианки схватил Бутакова за рукав. — Если начнется перестрелка, французы вызовут подкрепление!
Бутаков стиснул зубы.
— Тогда мы купим вам время. Уходите к берегу!
Баркасы итальянских повстанцев, увозя доставленное русскими братьями оружие, боеприпасы и военных советников, отбыли. Вражеский корвет приближался. Уже был виден белый пенящийся след под его форштевнем.
— Поднять флаг! — скомандовал Бутаков.
На мачте «Владимира» взмыл вверх русский стяг.
— Орудия — к бою!
Прозвучал первый пока еще пристрелочный выстрел. Французский корвет «Эгль» начал разворачиваться для залпа. Его грохот разорвал утреннюю тишину, как удар грома. Ядра пролетели над палубой «Владимира», подняв фонтаны воды по правому борту. Капитан Бутаков, не сбавляя хода, резко повернул штурвал, заставляя пароход вильнуть в сторону, словно раненый зверь, уходящий от охотника.
— Подавить орудия противника! — рявкнул он, и артиллеристы «Владимира» бросились к шестидюймовкам, заряженным книппелями.
На корвете уже разворачивали вторую батарею. Французский капитан, высокий мужчина в синем мундире, стоял на мостике, видимо, оценивая дистанцию.
— Они хотят отрезать нас от берега! — крикнул штурман Бережной.
Бутаков окинул взглядом бухту. «Орел» еще не закончил разгрузку — у его борта толпились лодки с повстанцами, спешно перегружавшими последние ящики.
— Развернуть «Владимир» бортом! — скомандовал Бутаков. — Дать залп по корвету!
Орудия «Владимира» грянули почти одновременно. Книппели, свистя, пронеслись над водой и врезались в борт «Эгля», вырвав куски обшивки. Французы ответили залпом картечи — свинцовый ливень пронесся над палубой, срезая такелаж и убив двух матросов у шпиля.
— Перезарядить! — крикнул старший артиллерист, его лицо было черным от пороховой гари. — Стрелять по готовности!
Бутаков посмотрел в сторону берега. Там уже готовились к высадке французского десанта. Повстанцы занимали оборону, перетаскивая с приставших к берегу баркасов ящики с винтовками и с патронами. Майор Кожин, на что-то показывал Бианки.
В этот момент, капитан «Орла» Рязанов, поняв, что «Владимир» один не выдержит, приказал дать полный ход. Благо, повстанцы с грузом уже отбыли. Старый пароход, кряхтя совсем недавно отремонтированной машиной, двинулся наперерез корвету.
— Готовь торпеду! — прошипел Рязанов механику Звягину.
— Но, капитан, это же…
— Ты слышал приказ!
На носу «Орла» матросы сдернули брезент, открывая странный металлический аппарат — экспериментальную самодвижущуюся мину, созданную по проекту Алексея Петровича Шабарина на Луганском заводе и привезенную из Севастополя.
— Целься ниже ватерлинии… — пробормотал Рязанов, прицеливаясь.
Французы, заметив маневр, перенесли огонь на «Орел». Ядро ударило в борт, вырвав часть броневой обшивки.
— Пли!
Торпеда сошла с направляющих, упала в воду и рванула к корвету, оставляя за собой пенный след. Удар пришелся точно под грот-мачту «Эгля». Огромный столб воды взметнулся в небо, а потом раздался оглушительный взрыв — торпеда угодила в крюйт-камеру.
Корвет разломился пополам, как щепка. Наступила тишина. Бутаков, стоя на мостике «Владимира», смотрел на тонущий вражеский корабль. Потом его взгляд упал на берег. И сердце его сжалось от жалости.
На песке лежала мертвая девочка, а рядом стояли Бианки и Кожин, обнажив голову. Видимо, любопытствующий ребенок выскочил на берег и его задело картечью. А вдали, на горизонте, уже виднелись дымы новых кораблей — французы выслали подкрепление.
  
— Готовьтесь, — тихо сказал Бутаков. — Это еще не конец.
От автора:
Попаданец в тело самого ненавистного министра внутренних дел Протопопова.
Российская Империя вернёт себе былое величие!