Глухое правосудие. Книга 1. Краснодар

Понятно, почему Сергей так хотел, чтобы именно Ловкин его защищал, однако Ника не спешила подключать отца: убийство Подставкина и без того потрепало их семье нервы. Два года назад смерть хирурга пытались повесить на нее: сбила пешехода и тот скончался на месте – считай, убила. Плевать, что Подставкин уже был при смерти и сам выскочил на дорогу; плевать, что она в той аварии потеряла слух. Неумолимая статистика гласила: водитель практически всегда виновен в смерти пешехода, и большая удача, если удастся доказать обратное.
  
Так что без помощи папы Ника осваивала бы слуховые аппараты за решеткой. Он присутствовал на следственном эксперименте и сумел добиться, чтобы аварию признали несчастным случаем. Следствие установило: Ника не могла предотвратить смерть Подставкина – однако заключение эксперта шло вразрез с вердиктом собственной совести.
Иногда ей все еще снилась та авария, но гораздо реже, чем раньше, к тому же сны перестали быть четкими, яркими, порой даже превращались в контролируемый кошмар, и Ника сама выбирала, в какой момент проснуться. В реальности приходилось хуже – воспоминания догоняли и не щадя наносили удары: раз за разом она вдавливала педаль тормоза, раз за разом выкручивала руль, раз за разом представляла, как бы все сложилось, заметь она Подставкина секундой раньше.
Сволочь, два года назад подстроившая все это, была в ответе не только за ее инвалидность и смерть хирурга – из-за этого гада Ника переживала те события снова и снова. Возможно, станет легче, когда виновный окажется в тюрьме.
Заметив, что экран погас, Ника отложила ноутбук, заскучавший от бездействия хозяйки, и пошла на кухню. Не мешало бы позавтракать, а поиск заказов можно продолжить позже.
Аромат кофе прочно впитался в стены, мебель и шторы, что не удивительно: став предпринимателем, Ника перешла на тяжелую артиллерию – двойной эспрессо вместо капучино, макиато вместо латте. Как любил повторять Кирилл: кофе в малых дозах полезен в любых количествах.
Ему-то Ника и послала видеовызов, попутно пряча за ворот пижамы стример – прямоугольное устройство, висящее на цепочке на шее.
Возможно, ей казалось, что Кирилл мрачнеет, видя эту элегантную вещицу. Возможно, дело было в том, что каждый раз надевая стример, она сама погружалась в тяжелые воспоминания. Как бы то ни было, прятать устройство давно уже стало привычкой.
Конечно, это был вовсе не тот стример, которым она пользовалась в Стамбуле! Кирилл подарил ей новый, а прежний бросил в Босфор, желая вслед за ним утопить воспоминания. Не сработало. Памяти оказалось все равно, каким устройством пользуется Ника. Новый стример – еще более продвинутый и еще более незаменимый – не только передавал звук с телефона прямиком на слуховые аппараты, но и не давал забыть, как близка она была к тому, чтобы вернуться из Стамбула в цинковой коробке [1].
Секундой позже самый любимый человек на свете улыбнулся с экрана. Его черные, отросшие за время пандемии волосы топорщились во все стороны. Сейчас он напоминал того самого неопрятного парня, с которым Ника познакомилась в самолете, летящем из Москвы в Барселону. Не хватало только жуткой бороды и отсутствующего взгляда – вместо этого подбородок Кирилла украшала аккуратная щетина, а глаза светились теплотой и заботой.
– Привет! – Ника села за стол и пристроила телефон между сахарницей и солонкой.
– Привет! – В десяти километрах от нее Кирилл тоже сидел на кухне: за его спиной виднелись белые шкафчики и холодильник. – Что нового?
– Все по-прежнему. Скучаю.
– Я тоже.
Они смотрели друг на друга и – Ника не сомневалась – чувствовали одно и то же: радость встречи и тоску из-за того, что эта встреча невозможна офлайн. После того как объявили карантин, Кирилл застрял в пригороде, Ника – в Краснодаре, они не виделись уже больше месяца, созванивались несколько раз в день, засыпали с телефоном, просыпаясь, первым делом желали друг другу доброго утра, но ни один даже самый высокоскоростной интернет не мог заменить живые объятия, которых им так не хватало.
– Не выспалась? – Кирилл поправил очки. – Выглядишь уставшей.
В последнее время Ника и в самом деле нагружала себя больше обычного – переживала, что не справится с грузом предпринимательства и снова будет вынуждена работать по найму. Кирилл уже несколько раз предлагал взять на себя арендные расходы, но Ника не соглашалась – дело было не в гордости или упрямстве, ей нужно было доказать самой себе, что сумеет укротить бизнес. Иначе зачем было увольняться из «Царской трапезы»?
– Выспалась, не переживай, просто с утра работала. Мониторила фриланс, рассылала заявки. Сейчас кофе попью и буду придумывать слоган для производителя туалетной бумаги. Пока в голову лезут одни пошлости.
Кирилл усмехнулся.
– Даже не знаю, чем тебе помочь. Но ты спрашивай, туалетная тема в моей жизни в последнее время очень актуальна.
Они обменялись понимающими взглядами. Кирилл приобрел дом в пригороде со всеми причитающимися бонусами: туалет на улице, летний душ, продуваемая со всех сторон пристройка для кухни. Он лишь недавно завершил ремонт и перенес удобства внутрь, а до этого наслаждался всеми прелестями сельской жизни.
– Да тут особо ничего не придумаешь, для потребителя важно соотношение стоимости бумаги и количества слоев. Однако клиент просит выдать что-нибудь незаурядное. Вся надежда на кофе. Кстати, о нем. – Ника встала из-за стола. – Я сейчас.
Кирилл заглянул в чашку.
– Пожалуй, мне тоже нужен рефил. В смысле новая доза.
Ника улыбнулась, она так часто подкалывала Кирилла за любовь к иностранным словам, что он приобрел новую привычку – подбирать русские аналоги. Ника же, наоборот, опылилась от него и теперь все чаще сыпала англицизмами.
– Let's do it [2], – хмыкнула она, доставая из упаковки капсулу эспрессо.
Кофемашины, разделенные непреодолимыми километрами, почти синхронно зажужжали.
Каждое утро Ника наслаждалась завтраком в компании Кирилла и чувствовала, как тоска становится все сильнее. Когда уже снимут ограничения и позволят им быть вместе!
Они планировали съехаться еще до начала пандемии, но чуть-чуть не успели. Кирилл хотел завершить ремонт, чтобы им было комфортно. В результате наслаждался новенькой ванной комнатой в одиночестве и говорил, что предпочел бы обходиться без унитаза, но не расставаться с Никой. Она бы тоже наплевала на все удобства, лишь бы быть вместе. Но кто мог знать, что случится такое?
Ника вернулась за стол, держа кофейную чашку, от которой исходил умопомрачительный аромат и едва заметный пар.
– Я вот думаю, стоит ли позвонить Сергею? Сообщить, что я встречалась с Голиченко?
Кирилл поморщился.
– Перебьется! Ты и без того сделала больше, чем планировала, дальше пусть разбирается сам.
Когда Ника рассказала о визите Сергея, Кирилл долго ругался: «Мужика обвиняют в убийстве, а он приперся к тебе домой! Зачем ты его пустила?! Неизвестно, что у этого типа на уме!»
– Все-таки позвоню. Он должен знать, что Голиченко продолжит расследование, заодно скажу, что не буду просить папу браться за это дело. Как-то неправильно просто промолчать.
– Неправильно шастать по чужим квартирам! Особенно в карантин.
Ника улыбнулась. Кирилл, конечно, перегибал палку, но ей было приятно, что он за нее переживает.
– Ты такой милый, когда ворчишь.
– Обалдеть, я еще и милый. Между прочим, это ни разу не комплимент. Пойду сделаю какой-нибудь бутерброд, видимо, я еще толком не проснулся, вот и кажусь тебе милым.
  
Кирилл исчез с экрана. Ника понимала, что его ворчание – напускное, он больше волнуется, чем злится, хочет оградить ее от переживаний, поэтому и настаивает, что дело Подставкина нужно оставить позади. Ника не спорила, однако признать логику доводов – это одно, и совсем другое – заставить эмоции угомониться. Ей не давал покоя рассказ Сергея о звонке, насчет которого соврала Подставкина. Раз за разом она перебирала те немногие факты, которые знала об этом деле, и не могла избавиться от мысли: «Возможно ли, что хирурга и в самом деле отравила собственная жена?»