Тайна постоялого двора «Нью-Инн»

Взяв это «реставрированное» стекло и держа ее перед глазами, я подвигал его туда-сюда, глядя через него на окно.
– Это не линза, – резюмировал я.
– Нет, – согласился Торндайк, – это была не линза.
– Значит, это стекло не от очков. Но поверхность была изогнута, одна сторона выпуклая, другая вогнутая, а тот маленький кусочек, который остался от первоначального края, кажется, был отшлифован, чтобы соответствовать ободку или оправе. Я бы сказал, что это части стекла часов.
  
– У Полтона сложилось такое же мнение, – заметил Торндайк, – но я думаю, что вы оба ошибаетесь.
– А что вы скажете о стекле миниатюры или медальона?
– Это более вероятно, но я так не думаю.
– А что думаете вы? – спросил я.
Но Торндайка было не провести.
– Я передаю проблему на решение моему ученому другу, – хитро улыбнувшись, произнес он, а затем добавил, – я не говорю, что вы с Полтоном ошибаетесь, я только заметил, что не согласен с вами. Возможно, вам стоит записать свойства этого объекта и рассмотреть его на досуге, когда будете размышлять над другими материалами по делу Блэкмора.
– Мои размышления, – сказал я, – всегда приводят меня к одному и тому же итогу.
– Предлагаю вам перемешать все данные, – ответил Торндайк, – придумывайте гипотезы. Неважно, если они окажутся странными или дикими. Не откладывайте их в долгий ящик. Возьмите первую гипотезу, которую сможете придумать, и тщательно проверьте ее с помощью фактов. Скорее всего, вам придется ее отвергнуть, но вы наверняка узнаете что-то новое. Затем попробуйте еще раз, с новой гипотезой. Вы помните, что я рассказывал вам о своих методах, когда только начинал заниматься юриспруденцией, и у меня было много свободного времени?
– Я не уверен, что помню.
– Обычно я проводил свой досуг, придумывая воображаемые дела, в основном криминальные, с целью изучения и приобретения опыта. Например, я придумывал гениальное мошенничество и детально планировал его, принимая все возможные меры предосторожности против провала или разоблачения, рассматривая все мыслимые и немыслимые случайности. На тот момент все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы сделать его настолько идеальным, насколько это было возможно с моими знаниями и изобретательностью. Я вел себя точно так же, как если бы собирался осуществить задуманное, и от его успеха зависела моя жизнь или свобода, за исключением того, что делал подробные записи каждой детали плана. Затем, когда мои планы были настолько подробны, насколько возможно, и я не мог придумать, как их улучшить, я менял сторону и рассматривал дело с точки зрения сыщика. Я анализировал преступление, выявлял присущие ему слабые стороны и особенно отмечал, в каких отношениях выдумка отличается от реальности. Это упражнение было бесценным. От воображаемых дел я приобрел столько же опыта, сколько и от реальных. Кроме того, я научился методу, который применяю и по сей день.
– Вы имеете в виду, что до сих пор придумываете воображаемые дела ради умственной гимнастики?
– Нет, я имею в виду, что когда у меня возникает проблема любой сложности, я придумываю дело, которое соответствует фактам и предполагаемым мотивам одной из сторон. Затем я работаю с этим делом, пока не выясню, проясняет ли оно ситуацию или заводит в тупик. В последнем случае я отвергаю его и начинаю процесс заново.
– Разве этот метод не подразумевает большую затрату времени и сил? – спросил я.
– Нет, потому что каждый раз, когда вам не удается подобрать дело, вы исключаете конкретное объяснение и сужаете область исследования. Повторяя этот процесс, вы, в конце концов, придете к воображаемому делу, которое объясняет все факты. Тогда ваше воображаемое дело становится реальным и проблема решенной. Позвольте мне, порекомендовать испробовать этот метод.
Я пообещал сделать это, хотя и без особых надежд на результат, на этом тема была исчерпана.
  
Глава XII. Портрет
 
Задачка, которую посоветовал Торндайк, давалась мне нелегко. Сколько бы я ни пытался перетасовать факты в деле Блэкмора, один из них неизбежно оказывался на самом верху. Обстоятельства, связанные с подписанием завещания Джеффри Блэкмора, упорно вторгались во все мои размышления на эту тему. Сцена в домике привратника была для меня тем же, чем голова короля Карла для бедного мистера Дика [51]. В самый разгар моих усилий построить хоть какую-то внятную схему, она появлялась и приводила мой разум в мгновенный хаос.
Следующие несколько дней Торндайк был очень занят не­сколь­кими гражданскими делами, из-за которых он должен был находиться в суде в течение всех заседаний. А когда он возвращался домой, то не был расположен говорить на профессиональные темы. Тем временем Полтон неустанно работал над фотографиями подписей, а я, желая набраться опыта, помогал ему и наблюдал за его методами.
В данном случае подписи были увеличены в три раза, что позволило сделать все мелкие особенности почерка удивительно четкими и заметными. Каждая подпись в результате была помещена на карточку с номером и датой чека, с которого она была взята, так что можно было сравнивать две любые подписи. Я просмотрел всю серию и очень тщательно проанализировал те подписи, которые различались, но не обнаружил ничего большего, чем можно было ожидать, принимая во внимание заявление мистера Бриттона. Были незначительные расхождения, но все подписи были очень похожи и нельзя было усомниться, что все они написаны одной и той же рукой.
Однако, поскольку это не оспаривалось, то и не давало никакой новой информации. Цель Торндайка должна была заключаться в том, чтобы проверить что-то помимо подлинности подписей. Но что это может быть? Я не осмелился спросить его, поскольку подобные вопросы были преданы анафеме, поэтому мне оставалось только затаиться и смотреть, что он будет делать с фотографиями.
Вся серия была закончена на четвертое утро после моего приключения на Слоун-Сквер, и пачка карточек была должным образом передана Полтоном, когда он принес поднос с завтраком. Торндайк взял колоду с видом игрока в вист, и, когда он перебирал карты, я заметил, что их число увеличилось с двадцати трех до двадцати четырех.
– Дополнительная, – пояснил Торндайк, – это подпись на первом завещании, которое находилось у Марчмонта. Я добавил ее в коллекцию, поскольку она дает нам более раннюю дату. Подпись на втором завещании должна быть похожа на подписи с чеков, выписанных примерно в то же время. Но это не имеет значения, а если бы имело, то мы могли бы претендовать на изучение второго завещания.
Он разложил карточки на столе в порядке их дат и медленно пробежал взглядом по ряду. Я внимательно наблюдал за ним.
– Согласны ли вы с мистером Бриттоном в том, что все подписи в целом идентичны? – решился вопросить я.
– Да, – ответил он, – я бы определил их как подписи одного человека. Различия очень незначительны. Поздние подписи отличаются нечеткостью, расплывчатостью, а буквы «Б» и «К» заметно отличаются от ранних. Но есть еще один момент, который заметен если рассматривать всю серию вместе. Он настолько поразителен и значителен, что я удивляюсь, как мистер Бриттон не обратил на него внимания.
– И что же это? – заинтересовался я, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть фотографии.
– Это просто и очевидно, но, как я уже сказал, имеет большое значение. Посмотрите внимательно на первую карточку – подпись с первого завещания, датированного тремя годами ранее, и сравните ее с номером три, датированным восемнадцатым сентября прошлого года.
– По-моему, они идентичны, – сказал я после тщательного сравнения.
– И мне так кажется, – согласился Торндайк, – ни на одной из них не видно изменений, которые произошли позже. Но если вы посмотрите на номер два, датированный шестнадцатым сентября, то увидите, что подпись выполнена позднее, так же как и номер четыре, датированный двадцать третьим сентября. Но номера пять и шесть, оба в начале октября, выполнены в более раннем стиле, как и подпись под завещанием. После этого все подписи выполнены в новом стиле. Если сравнить номер два, датированный шестнадцатым сентября, с номером двадцать четыре, датированным четырнадцатым марта этого года – днем смерти Джеффри, то можно увидеть, что между ними нет никакой разницы. Оба написаны в «более позднем стиле». Разве вы не считаете, что эти факты поразительны и значительны?