Тайна постоялого двора «Нью-Инн»
Я уставился на Торндайка в изумлении.
– Вы хотите сказать, – воскликнул я, – что эта фотография перевернута?
– Да, это действительно так.
– Но откуда вы знаете? Неужели у нас здесь завёлся еще один ученый-востоковед?
Торндайк хихикнул.
– Какой-то глупец, – ответил он, – сказал, что «недостаток знаний – опасная вещь». По сравнению с большими знаниями, возможно, это так. Но это гораздо лучше, чем отсутствие знаний вообще. Вот вам пример. Я с большим интересом читал замечательную историю расшифровки клинописи, и мне вспомнились один или два момента, которые показались мне достойными запоминания. Эта конкретная надпись сделана персидской клинописью – гораздо более простой формой письма, чем вавилонская или ассирийская, и я думаю, что это знаменитая надпись на воротах в Персеполисе [36]. Она была расшифрована первой, что и объясняет ее присутствие здесь в рамке. Как вы видите, эта надпись состоит из двух видов знаков: маленьких остроконечных символов, которые называются клиньями, и больших знаков, похожих на широкие наконечники стрел. Текст читается слева направо, в отличие от письменности семитских народов и древних греков. Ориентация символов такова, что все «клинья» должны быть направлены вправо или вниз, а наконечники стрел открыты только вправо. Но если вы посмотрите на эту фотографию, то увидите, что все наоборот. Очевидно, что фотография перевернута.
– Но, – воскликнул я, – тогда это действительно странно. Как это можно объяснить?
– Думаю, – ответил Торндайк, – что мы сможем получить ответ, взглянув на обратную сторону фотографии.
Он снял рамку с двух гвоздей, на которых она висела, и, повернув ее, посмотрел на обратную сторону, которую затем представил мне для осмотра. На бумажной подложке была наклеена этикетка с надписью: «Дж. Бадж, изготовитель рам и позолотчик, 16, Гейт-Энн стрит, Западно-Центральный почтовый округ Лондона».
– Ну? – спросил я, прочитав этикетку и не почерпнув из нее ничего нового.
– Этикетка, как вы заметили, расположена правильно, то есть, относительно положения на стене.
– Так и есть, – поспешно ответил я, немного раздосадованный тем, что не смог сразу заметить столь очевидную вещь. – Я понял вашу мысль. Вы хотите сказать, что мастер повесил фотографию вверх ногами, а Джеффри не заметил ошибки?
– Это вполне разумное объяснение, – сказал Торндайк. – Но я думаю, что есть еще кое-что. Вы заметили, что этикетка старая, судя по ее выцветшему виду. Ей уже несколько лет, тогда как петли кажутся мне сравнительно новыми. Но мы скоро проверим это, потому что этикетка, очевидно, была приклеена, когда рама была новой, и если петли были прикручены в то же время, то дерево под ними будет светлым.
Он достал из кармана швейцарский нож, содержащий среди прочих инструментов и отвертку. С ее помощью Торндайк осторожно извлек винты с крепления одной из маленьких латунных петель, на которых висела рамка.
– Видите, – произнес Торндайк, сняв петлю и поднеся фотографию к газовой лампе, – дерево под петлей такое же темное и состаренное временем, как и остальная часть рамы. Значит, петли были прикручены недавно.
– И какой вывод из этого мы должны сделать?
– Ну, поскольку на раме нет других следов, мы можем с уверенностью заключить, что фотографию не вешали на стену, пока она не попала в эти комнаты.
– Да, я полагаю, это так. Но что тогда? К какому выводу это приводит?
Торндайк задумался на несколько мгновений.
– Очевидно, что вам эта фотография говорит о большем, чем мне, – продолжил я, – хотелось бы услышать ваше объяснение, что все это может значить в нашем деле.
– Имеет ли она реальное отношение к делу, – ответил Торндайк, – я пока не могу сказать. Я выдвинул для себя несколько гипотез, объясняющих странности в завещании Джеффри Блэкмора. Могу сказать, что странно висящая фотография подходит к нескольким из них. Я не стану говорить больше, так как считаю, что вам будет полезно поработать над этим делом самостоятельно. У вас есть все факты, которые есть у меня, и у вас будет копия моей записи рассказа Марчмонта. С этим материалом вы должны быть в состоянии прийти к какому-то заключению. Скорее всего, никто из нас не сможет найти никаких зацепок, ведь дело пока что не выглядит обнадеживающим. В любом случае, мы можем сравнить записи после окончания всей этой истории, и вы обогатите свой опыт настоящим расследованием. Но я начну с одного намека, который заключается в следующем: ни вы, ни Марчмонт, похоже, ни в малейшей степени не осознаете необычность фактов, которые он нам сообщил.
– Мне казалось, что Марчмонт вполне осознает, что это было очень странное завещание.
– Так оно и есть, – согласился Торндайк, – но это не совсем то, что я имею в виду. Вся совокупность обстоятельств, взятых вместе и в связи друг с другом, произвела на меня большое впечатление, именно поэтому я уделяю столько внимания тому, что на первый взгляд кажется таким бесперспективным делом. Перепишите мои записи, Джервис, и критически изучите факты. Думаю, вы поймете, что я имею в виду. А теперь давайте продолжим.
Он вернул на место латунную петлю и, снова вставив винты, повесил фотографию на стену. Затем Торндайк начал медленно обходить комнату, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть японские цветные гравюры и обрамленные фотографии зданий и других археологических объектов, которые были единственной попыткой украсить стены. На одну из них он обратил мое внимание.
– Эти картины представляют определенную ценность, – заметил он. – Вот одна из них, написанная мастером Утамаро [37]. А вот этот маленький кружок с отметкой над ним – его подпись. Заметьте, бумага начала покрываться пятнами плесени. Это может привести к нескольким выводам.
Я, соответственно, сделал мысленную пометку и продолжил осмотр.
– Вы заметили, что Джеффри использовал газовую плиту вместо угольной. Он делал это для экономии времени и сил, но, возможно, и по другим причинам. Наверное, он и готовил на газе, давайте посмотрим.
Мы зашли в маленькую кухню, больше похожую на кладовку, и огляделись. В ней стояли лишь плита с одной конфоркой на полке, чайник, сковорода и несколько предметов посуды. Очевидно, привратник был прав относительно образа жизни Джеффри.
Вернувшись в гостиную, Торндайк возобновил осмотр, выдвигая ящики стола, с любопытством заглядывая в шкафы и бросая мимолетный взгляд на каждый из сравнительно немногочисленных предметов, которые содержала эта неуютная комната.
– Я никогда не видел более безличного жилья, – таково было его окончательное суждение. – Здесь нет ничего, что могло бы навести на мысль о каких-либо привычках обитателя. Давайте осмотрим спальню.
Мы прошли в комнату, помнящую недавнюю трагедию, и когда Торндайк зажег газовый светильник, некоторое время мы просто стояли, молча оглядывая все вокруг. Это была голая, неуютная комната – грязная, запущенная и убогая. Кровать, похоже, не перестилали с момента смерти хозяина, так как вмятина все еще отмечала место, где лежало тело, а на потертом покрывале все еще виднелись следы пепла. Мне показалось, что это типичная спальня курильщика опиума.
– Что ж, – в конце концов заметил Торндайк, – индивидуальность здесь есть, и довольно своеобразная. Джеффри Блэкмор, похоже, был человеком с небольшими потребностями. Вряд ли можно представить себе спальню, в которой комфорту обитателя уделялось бы меньше внимания.
Он внимательно огляделся.
– Шприц и остальные опасные приспособления, как я вижу, исчезли, – продолжил он, – вероятно, эксперт их не вернул. Но есть опиумная трубка, банка и пепельница и я полагаю, что это одежда, которую гробовщики сняли с тела. Давайте их осмотрим?
Он поднял одежду, которая была небрежно сложена на стуле, и начал осматривать вещи, снимая их по очереди со стула.
– Это, очевидно, брюки, – заметил он, раскладывая штаны на кровати, – вот маленькое белое пятнышко на середине бедра. Зажгите лампу, Джервис, и давайте рассмотрим его через лупу.