Тайна постоялого двора «Нью-Инн»

– Мистер Стивен Блэкмор, – ответил Торндайк, – дал мне раз­решение осмотреть его покои. Он сказал, что предупредит вас.
– Так и есть, сэр, – сказал портье, – но он только что сам взял ключ. Квартира на дальней стороне, дом номер тридцать один, третий этаж.
Мы прошли к указанному дому. Самый нижний этаж занимала контора адвоката, о чем гласила большая латунная табличка. Хотя уже давно стемнело, внизу на лестнице не было света, но на площадке второго этажа мы встретили человека, который только что зажег там лампу. Торндайк остановился, чтобы обратиться к нему.
  
– Вы не знаете, кто занимает покои на верхнем этаже?
– Они пустуют уже около трех месяцев.
– Мы собираемся подняться, чтобы посмотреть комнаты на третьем этаже, – сказал Торндайк, – там обычно тихо?
– Тихо! – воскликнул мужчина. – Благослови вас Господь, это место похоже на кладбище для глухонемых. На первом этаже – солиситоры, на втором – архитекторы. Они уходят около шести вечера, и дом остается абсолютно пустым. Неудивительно, что бедный мистер Блэкмор сам себя выселил. Живя в одиночестве, он, должно быть, чувствовал себя как Робинзон Крузо без Пятницы и даже без козы, с которой можно поговорить. Тишина! Там достаточно тихо, если вы ищете покоя. Но мне такое не подходит.
Презрительно покачав головой, он повернулся и удалился, а мы, когда эхо его шагов стихло, возобновили подъем.
– Выходит, – прокомментировал Торндайк, – когда Джеффри Блэкмор вернулся домой в тот последний вечер, дом был пуст.
Добравшись до третьего этажа, мы столкнулись с массивной на вид дверью, на которой белым шрифтом было написано имя покойного, надпись все еще выглядела новой и свежей. Торндайк постучал в дверь, которую тут же открыл Стивен Блэкмор.
– Я, видите ли, не терял времени даром, и решил воспользоваться вашим разрешением, – сказал мой коллега, когда мы вошли.
– В самом деле, – заметил Стивен, – вы быстро взялись за дело. Мне интересно, какую информацию вы рассчитываете получить в результате осмотра этих комнат.
Торндайк искренне улыбнулся, забавляясь, без сомнения, сходством моих замечаний, которые он так недавно критиковал, с замечаниями Стивена.
– Люди науки, мистер Блэкмор, – сказал он, – ничего не ожидают. Они собирают факты и сохраняют непредвзятость. Что касается меня, то я всего лишь юридический Автолик [34], коллекционирующий неучтенные мелкие детали. Когда они накапливаются, я их сортирую, упорядочиваю, сравниваю и обдумываю. Иногда новый материал даёт пищу для сравнения, иногда – нет. В любом случае, поверьте мне, это большая ошибка – решать заранее, что именно надо искать.
– Да, я полагаю, что вы правы, – почти согласился Стивен, – хотя, на мой взгляд, мистер Марчмонт прав – искать здесь что-то практически бесполезно.
– Вы должны были подумать об этом, прежде чем обращаться за помощью ко мне, – рассмеялся Торндайк. – Как бы то ни было, мне нужно разобраться в этом деле, и я это сделаю, сохраняя непредвзятость, пока не получу все факты в свое распоряжение.
Он оглядел гостиную, в которую мы вошли.
– Это прекрасные, достойные старинные комнаты, – продолжил он, – поистине грешно было покрывать краской все эти дубовые панели, карниз и каминную полку. Представьте, как это смотрелось раньше, пока резьба не была закрашена.
– Думаю, было очень темно, – заметил Стивен.
– Да, – согласился Торндайк, – и я полагаю, что мы больше наших предков заботимся о свете и меньше о красоте. Но теперь, оглядывая эти комнаты, скажите мне производят ли они на вас такое же впечатление, как прежнее жилище вашего дяди? Общий стиль, характер?
– Не совсем, я думаю. Конечно, комнаты на Джермин-стрит находились в доме другого типа, но помимо этого, я чувствую определенную разницу, что довольно странно, учитывая, что мебель та же самая. Но старые комнаты были более уютными, более домашними. В облике этих покоев я нахожу что-то голое и тоскливое, почти убогое.
– Именно это я и ожидал, – сказал Торндайк, – привычка к опиуму сильно меняет характер человека. Каким-то образом, помимо простой обстановки, комната отчетливо отражает личность ее обитателя, особенно если он ведет уединенный образ жизни. Видите ли вы какие-нибудь следы занятий вашего дяди?
– Почти нет, – ответил Стивен, – но может быть здесь все не так, как он оставил. Я нашел одну или две его книги на столе и поставил их обратно на полки, но не нашел ни одной рукописи или заметок, которые он обычно делал. Я также обратил внимание, что его чернильница, которую он обычно держал в такой тщательной чистоте, покрыта засохшими пятнами, а китайская палочка для чернил вся потрескалась на конце, как будто он не пользовался ею много месяцев. Это указывает на большие изменения в его привычках.
– Для чего он использовал китайские чернила? – поинтересовался Торндайк.
– Он переписывался с несколькими друзьями из Японии и писал японскими иероглифами, даже если они понимали по-английски. Он также копировал надписи с этих штуковин.
Тут Стивен поднял с каминной полки то, что выглядело как окаменевший батон хлеба, но на самом деле было глиняной табличкой, покрытой мелкими вдавленными письменами.
– Значит, ваш дядя умел читать клинопись?
– Да! Он был своего рода экспертом. Эти таблички, я полагаю, представляют собой договоры аренды и юридические документы из Эриду [35] и других вавилонских городов. Он копировал надписи клинописью, а затем переводил их на английский. К сожалению, мне нужно уходить, так как на этот вечер у меня назначена встреча. Я зашел, чтобы взять эти два тома книги «История Вавилона», которую мой дядя когда-то советовал мне прочитать. Вам оставить ключ? Возьмите. Когда будете уходить, просто отдайте ключ привратнику.
Он пожал нам руки, мы проводили его до лестничной площадки, наблюдая, как он бежит вниз по ступенькам. Взглянув на Торндайка при свете газовой лампы, я заметил на его бесстрастном лице почти незаметное выражение, о котором я уже упоминал – оно говорило о чувстве удовлетворения.
– Вы выглядите вполне довольным собой, – заметил я.
– Автолик подобрал несколько крошек, – спокойно ответил он, – очень маленьких, но все же крошек. Несомненно, его ученый помощник тоже что-то заметил?
Я покачал головой, заподозрив, что упустил что-то важное, как пустоголовый болван.
– Не уловил ничего хоть сколько-нибудь существенного из того, что рассказывал вам Стивен, – признался я. – Все это было очень интересно, но, похоже, не имело никакого отношения к завещанию его дяди.
– Я имел в виду не только то, что рассказал нам Стивен, хотя это было, как вы говорите, очень интересно. Пока он говорил, я осматривал комнату и увидел очень странную вещь. Позвольте показать ее вам.
Он взял меня под локоть и провел обратно в гостиную, остановившись напротив камина.
– Вот, – сказал он, – посмотрите на этот примечательный предмет.
Я проследил за направлением его взгляда и увидел продолговатую рамку, в которую была заключена большая фотография с надписями из странных каббалистических клинообразных символов. Несколько секунд я их молча рассматривал, после чего заметил:
– В данных обстоятельствах я не вижу в этом ничего примечательного. В нормальной комнате – да, но Стивен только что сказал нам, что его дядя был своего рода экспертом в клинописи.
– Именно, – сказал Торндайк, – с моей точки зрения, это и делает эту фотографию такой примечательной.
– Не совсем понимаю, – удивился я. – То, что человек повесил у себя на стене понятные ему письмена, не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим. Было бы гораздо более необычно, если бы он повесил письмена, которые не смог бы прочитать.
– Несомненно. Согласитесь со мной, что было бы еще более необычно, если бы человек повесил у себя на стене надпись, которую он может прочитать, но повесил бы её вверх ногами.