Мы — это мы (СИ)

— По такой грязи и среди куч мусора?
— Вместе и не таясь, балбесина!
— А-а-а! Ну об этом можешь не мечтать. И поосторожнее, у домов есть глаза и уши. Накинь-ка капюшон.
Хэл легкомысленно махнул рукой. Он чувствовал себя так, словно в жилах текла не кровь, а расплавленная сталь, словно он мог идти босиком по раскаленным углям.
— Да кто меня узнает, я во Вьене вообще не бываю, — но послушно набросил на голову капюшон и, плотно прижав ткань к щекам, повернулся к Эдварду, — смотри, я Робин Гуд! Я граблю богатых и отдаю их бедным!
Эдвард прыснул.
— Кого, богатых?
Но Хэла уже опять несло, только теперь на волне нестерпимого счастья; он подхватил с мостовой какую-то деревяшку и, уперев ее в грудь Эдварда, точно меч, преградил ему дорогу.
— Стой и не шевелись, путник! — торжественно произнес он. — Немедленно признавайся, ты богатый или бедный?
Глаза Эдварда весело блестели, щеки потемнели от румянца, но он с неожиданной серьезностью произнес:
— Я богатый.
— Ах так! Тогда немедленно отдавай богатство, или смерть тебе! — Хэл свирепо сдвинул брови, хотя внутри все дрожало от еле сдерживаемого смеха.
— Не отдам! — Эдвард гордо вскинул голову и неожиданно улыбнулся чуть ли не до ушей. Хэл еще ни разу не видел у него подобной улыбки, она была словно солнце, брызнувшее в разрыв между туч. — Забрать мое богатство никому не под силу.
— Никому? — поддержал игру Хэл, хотя во рту у него вдруг пересохло, и он невольно опустил руку с импровизированным мечом.
Эдвард стоял перед ним, под быстро светлеющим небом, глаза его сияли, и весь город, полный людей, ненавидящих его, словно отодвинулся куда-то в неизмеримую даль.
Остались только они вдвоем.
— Никому. Ни одному человеку, — уверенно подтвердил Эдвард. Улыбка его стала слегка смущенной, но он все так же решительно закончил: — Потому что мы — это мы.
— Мы — это мы! — негромко повторил Хэл, задыхаясь от волнения.
И тут старческий голос откуда-то сверху проскрипел:
— А ну пошли вон, оглоеды! Спать дайте!
Глаза Эдварда смешно округлились, он захлопнул ладонью рот и, махнув Хэлу, помчался вниз по улице к воротам.
Хэл, давясь от смеха, последовал за ним.
***
Ворота, конечно же, стояли нараспашку, пьяный патруль безмятежно похрапывал в караулке — заходи, кто хочешь. Хвала Всемогущему, разбойников и правда извели, прежде подобная беспечность могла бы дорого обойтись вволю попраздновавшему городу.
Хэл и Эдвард спустились с дороги и пошли через поле к лесу, огибая доисходные развалины. Они тоже тонули в тонкой кисее тумана, седая от росы трава вмиг промочила сапоги.
— А дверь-то мы не заперли! — вдруг спохватился Хэл. — Как же твой отец?
— В дом Свершителя никто по доброй воле не войдет, — успокоил его Эдвард, — твои... друзья вчера, если помнишь, даже к крыльцу не подошли, хотя явно очень хотели.
Хэл нахмурился.
— Они мне не друзья. Знать их больше не желаю.
Эдвард тихонько вздохнул.
— Ты чего? — встревожился Хэл. Перенесенные испытания научили его ценить вновьобретенную дружбу, и он бдительно следил, чтобы она оставалась кристально-прозрачной, без малейших недомолвок.
— Не хочу, чтобы ты выбирал между мной и своим миром. — В голосе Эдварда прорезалась печаль. — Хотя, боюсь, этого уже не избежать.
«Но вспять безумцев не поворотить, они уже согласны заплатить» [Владимир Высоцкий, «Баллада о любви»] — вдруг всплыла в памяти Хэла строчка из тех далеких времен, когда он валялся на ковре из козьих шкур у камина и с распахнутыми глазами слушал Эдварда. Слушал все подряд с одинаковым восторгом — романы и баллады, легенды и песни, стихи и древние сказания...
— Давай не будем загадывать наперед! — решительно произнес он и первым вступил под своды леса. — На самом деле никто не знает, что будет завтра...
Эдвард пожал плечами.
— Я знаю. Буду там же, где и всегда. Впрочем, ты прав, не будем загадывать. Лучше скажи, ты дочитал «Остров сокровищ»?
Хэл улыбнулся, и они двинулись через утренний лес, непринужденно беседуя. Оглушительно пели птицы, воздух был чист какой-то прохладной, сияющей чистотой, в нем еще ощущался вчерашний дождь.
 
— Это что-то новенькое, — вдруг заметил Эдвард, когда они шли вдоль края очередного оврага. Земля в лесу была такая неровная, словно ее взбаламутили гигантской ложкой, и все ямы, канавы и овраги так и застыли навечно.
Хэл проследил за взглядом друга и невольно вздрогнул.
Огромное дерево рухнуло и увлекло за собой изрядный кусок берега, сделав овраг на порядок шире. Видимо, оно давно уже держалось на честном слове, и вчерашний дождь его доконал.
По странному капризу природы, упало оно не в овраг, а аккурат на тропу, которой Эдвард обычно ходил в город. Хэл невольно про себя возблагодарил Всемогущего за то, что друг остался цел.
Они приблизились и очутились словно в шалаше, образованном пышной кроной. Так странно было видеть на земле то, что должно быть в небе. Листва уже начала увядать, от умирающего дерева исходил тяжелый, сладковатый запах обнажившейся сердцевины. Запах тлена — как схож он у всех живых существ, даже не имеющих, казалось бы, ничего общего!
— Скверная примета, — прошептал Хэл и поспешил выбраться на другую сторону тропы.
Эдвард спокойно пожал плечами.
— Всего лишь упавшее дерево. Не стоит видеть руку Всемогущего там, где ее нет.
— Ты совсем не веришь во Всемогущего Отца? — поинтересовался Хэл, когда они продолжили путь. Солнце уже поднималось над лесом, пыталось пробиться сквозь полог листвы упрямыми лучами.
— Не особо, — признался Эдвард, — трудно представить, что в мире существует высшая сила, которой понадобилось, чтобы я стал тем... кем стал. А если это действительно так, то и подавно не хочу иметь с ней никаких дел.
Они перебрались через очередной овраг, на дне которого журчал вялый ручеек, и шли теперь прохладным ельником. Отсюда до деревни было уже рукой подать, но возвращаться туда Хэлу совершенно не хотелось.
Эдвард шагал себе и шагал, не заговаривая о том, что пора бы разойтись в разные стороны, и Хэл воспрял духом. Быть может, удача снова ему улыбнется и он хоть одним глазком заглянет в заветную библиотеку?
Он уже собирался завести об этом разговор и даже открыл рот... и тут же закрыл его, потому что понял — никакая библиотека ему не светит, во всяком случае сегодня.
В густой тени елей подлесок почти не рос, но из зарослей кустов чуть дальше, у края просеки, одна за другой появились знакомые фигуры.
Одна, две, три... четыре?
Хэлу захотелось протереть глаза, тем более что их нещадно жгло после бессонной ночи. Нет, все верно, не три фигуры, а четыре. Только одна из них с костылем под мышкой.
Эдвард медленно остановился и скрестил руки на груди. Лицо его, только что такое живое и расслабленное, вновь превратилось в бронзовую маску. Хэл встал рядом и, наблюдая за приближением четверки, чувствовал, как внутри все привычно скручивается в тугой узел. Он знал, что противостояния не избежать, но никак не ожидал, что придется ввязаться в него прямо сейчас, таким чудесным утром, когда он, с одной стороны, жутко устал, а с другой — хотел видеть и слышать только хорошее.
Все четверо остановились прямо перед Эдвардом и Хэлом. Натан, Бен и Арно вместе, Майло чуть в стороне, словно не желая иметь с ними ничего общего. Лазоревые глаза старшего буравили лицо Хэла, и тот чувствовал себя, как крот под занесенным штыком лопаты. В ноздри проник знакомый, но по-прежнему невыносимый запах Майло — резкий и грубый, точно из клетки с диким животным.
Откуда-то вынырнула мысль, что от Эдварда удивительным образом почти не пахнет потом. Ну или исходящий от него запах совершенно не раздражал.
Пусть и несвоевременная, мысль эта немного отвлекла Хэла и помогла справиться с гнетущим страхом, вызванным внезапной встречей. Он подбоченился и громко произнес:
— В чем дело, парни? Дайте пройти, я устал после карнавала и хочу побыстрей до подушки добраться.