Академия Утёс (СИ)

– Ах, Виктор Дарм… – маячила перед глазами та самая блондиночка-лекарь, что когда-то привлекала его внимание. Её встречный интерес проснулся после статьи о претендентах на победу. Виктор стал лакомым кусочком среди девушек, а слухи о расторжении его помолвки лишь подогревали интерес, – Одинокий и загадочный, полный интриг… – она откровенно ластилась.
– Странный, скучный и неинтересный. – огрызнулся он, вспоминая, как она же с подружками раздавала ему характеристики двумя годами ранее.
  
– Раскрылся! Как гадкий утёнок.
Это даже не раздражало, а проходило фоном.
Несколько репетиций напролёт он стоял как часовой на службе, смотря в точку. Его пара не пришла, а другие девушки разбивались о неприступную выдержку сторожевого то ли пса, то ли истукана.
– Мастер Дарм, – обратился балетмейстер, – Вы же открываете бал, вам обязательно нужно тренироваться.
– Я отличник. Не волнуйтесь за этот танец.
И упорно ждал Эльзу.
***
В идеальном фраке, в рубашке с накрахмаленном воротничком и вишнёвом нашейном платке Виктор смотрелся статно. Туфли сияли новизной и отстукивали нервный ритм по паркету.
Стрелки часов в холле перед большим залом отмеряли секунды, затянувшиеся в вечность. И вот ровно семь вечера.
Четверть восьмого.
Пары давно зашли в зал, но Виктор всё ждал. Прибыли родители и силком потащили сына на ходу, громко отчитывая его за несуществующее опоздание:
– Негодник! Решил выставить нас полными идиотами?! Где твоя дисциплина!? Сегодня решается твоя судьба, Виктор!
Мать лишь поддакивал в свойственной манере, раздражая ещё больше.
Балы для Дармов были родной стихией, целью в жизни, подтверждением статуса. А Виктор всему этому отказался подыгрывать – просто катастрофа!
В свой двадцать один год уже никак не реагировал на старую традицию родителей воображать его маленьким несносным ребёнком.
Он не слушал. Искал глазами свою скромно одетую цыганку, для которой припас цветочный браслет в пару своей бутоньерке. А она всё не шла и не шла…
– Виктор, да что ты такой несносный! Вон ректор уже пожаловал, быстро соберись с мыслями, иначе я лишу тебя наследства сию минуту!
И Виктор рассеянно окинул взглядом ректора, шедшего под руку со своей яркой спутницей, в которой на больную голову не сразу можно было признать Эльзу Эйс.
Если не знать её черты досконально: от милых веснушек до тонких породистых щиколоток. До каждой ужимки.
Она утопала в дорогих украшениях и шелках, платье модного фасона сидело идеально и кричало о баснословных деньгах, за него уплаченных. Виктор за спиной смял цветочный браслет и кинул в сторону. Сердце ухнуло до боли, отдало в виски и всё вокруг слилось в гул и неразборчивую мазню. Кто-то что-то говорил, ходил, смеялся, спрашивал, а Виктор всё стоял в непоколебимой выправке, натянутый как струна.
Танец выпускников, где именно он должен был выводить фигуры по паркету в первых рядах, он простоял в одиночестве.
– Виктор, снимают! Почему не танцуешь? – мать походила на мелочную торговку, цепляясь взглядом за каждого гостя, оценивая тяжесть кошелька, – Ты пройдёшь мимо воскресного выпуска!
Ректор хамовато улыбался, танцуя с Эльзой, ведя её по залу, как юлу, кидая из стороны в сторону. Но ловкости ей было не занимать, потому она грациозно кружилась в отрепетированном с Виктором танце.
Круг подошёл к Дарму, и Эльза словила на себе взгляд. Обернулась и побледнела, встретившись с Виктором глазами. А он стоял слишком неподвижно, создавая впечатление творения одного из местных скульпторов.
Зоркое сердце ослепло от боли и перестало биться.
А разум неумолимо подкидывал в огонь сознания фантомы, которые едва не срывались с пальцев. Цепкая аналитика сращивала тени прошлого в одну картину, и она уже не казалась такой радужной и счастливой, как раньше, поражая деталями.
И спящая на его плече Эль больше не выглядела трогательно.
Впервые Зоркость воспринималось в её образе не провидением, а чистой воды расчётом такой невероятной скрупулёзности и чёткости, что Виктор почувствовал себя кромешным дураком.
Пока он влюблялся, оберегал, учил – она выигрывала. Просто отвлекала его от цели, плавно замещая всё филигранно выверенные им когда-то Пути.
– Так, хватит. – он зажмурился и потёр переносицу. Чудилось, вот-вот хлынет кровь носом. Грудная клетка сковалась, и каждый вздох давался с болью, отдавая в голову.
Хлопо́к ладоней заглушился шумом бала, зато позволил немного прийти в себя. Взгляд стал безразличный, мертвенная бледность могла легко сойти за благородную.
Снова взгляд на Эльзу, чтобы подтвердить – не сон, реальность – смирись. Мог бы сбежать, но оставалась уже незначительная деталь – узнать результаты конкурса.
Он напряжённо думал, просчитывал, лишь бы чем-то себя занять. Имя победителя оставалось под покровом тайны, однако многие прекрасно понимали, кем ограничивается список претендентов: Эльзой и Виктором.
– Ну же… – мистрис Дарм нервно теребила край платья, глаза её, казалось, лезут из орбит, кожа натянулась на худом лице неприятной маской, – Ну же, не тяните!
Ректор чинно поднялся на трибуну и сказал вступительное слово под шум аплодисментов. Благодарственные слова попечительскому совету, слово о выпускниках и факультетах, об успехах и планах, кратко об империи и, наконец…
Репортёры то и дело щёлкали затворами фотокамер и это порядком раздражало. Виктора, по сути, раздражало абсолютно всё вплоть до разношёрстных запахов и звуков, нарядов и энергетического фона. Стараясь зацепиться за внутренние ощущения, он пытался понять: а что же лично для него решает эта чёртова победа?
– В этом году у нас был нешуточный отсев: две трети, а, надо напомнить, что в академию по определению попадают лучшие. И вот лучшие из лучших… – он обвёл немногих дотянувших до конца семестра студентов. Умолчал тот факт, что некоторые студенты лучшими оказались не в знаниях, а в качестве связей и щедрости взятки, – Но и это не весь отбор. Беспрецедентная возможность от императорской палаты представилась лучшему студенту выпускного курса Зорких. Все мы знаем, что следующий семестр – последний в их обучении – пройдёт за практикой. И вот императорская палата позвала одного счастливчика в советники – вообразите только! Судьба подкидывает такие сюрпризы редко, уж я-то знаю.
Слова о комиссии, о личном участии ректора в отборе. О восстановлении его практики преподавания, о чём-то ещё… Виктор утёр платком вспотевший лоб. Слова сливались воедино, гул в ушах нарастал. Он похлопал по потайному карману, где прятал чек мирового банка – подарок Эльзе, на случай его победы – чтобы она открыла ресторан и занималась любимым делом. В случае проигрыша этот чек бы обеспечил его жизнь на какое-то время.
Её вероломное появление в этот вечер не меняло решения Виктора. И пусть его сердце будто разорвали на части – это ничего не значило, он хотел подарить Эльзе уверенность и свободу. Будущее, какое мог.
Ректор нарочно долго возился с сургучом на конверте. Интригу сопровождала торжественная музыка, шутки и наигранная дрожь в руках Варфоло. И вот…
– Надо же, как волнительно! – его глаза пробежали по строчке с именем победителя и будто бы удивились – будто бы не он его писал, – Эльза Эйс.
Виктор ожидал чего угодно – что хотя бы в последний миг кровь застынет в жилах и он грохнется в обморок, что будет горько, обидно или невыносимо от осознания, что весь план его жизни вдребезги разбился.
Губы невольно дрогнули в сдержанной улыбке, не наигранной. И вот он тихо смеётся, отпуская напряжение и всё то, что его вело от самого детства вплоть до последних месяцев упорной учёбы.
  
Это просто не его Путь. Не его. Совсем! И он так чертовски рад хоть за это: он знает, он чувствует, что шёл не ради победы, а ради чего-то другого.
 Ладони сами собой потянулись похлопать вместе с другими гостями бала. Хлопал и за себя, и за победу Эльзы.