Академия Утёс (СИ)

– Вот так дела… – Виктор нервно пропустил пряди через пятерню и зачесал их назад. Усталость давила на виски, в глазах ощущения песка, но кровь бурлила, а с кончиков пальцев срывались неугомонные фантомы. И пусть они не до конца определились с формой, скорее изображая хаотичные клубы тумана, обволакивающего привычный образ академии Утёс, однако так много в них таилось тревоги и напряжения, которое витало в года событий восемнадцатилетней давности. Фантомные клубы расползлись по доли́не и рассеялись, а следующая статья поставила многоточие:
  
«Попечительский совет единогласно одобрил отставку ректора академии Утёс Эйдана Вортигера. Временно исполняющим обязанности назначен его заместитель….»
И на ней стояла пометка на полях «однажды ты упадёшь» написанная от руки.
Виктор всё это сложил в папку, подкатил скрипучую лестницу на колёсах и забрался на второй ярус библиотеки. В месте недостающей папки была ещё одна, а там целый кладезь хроники за почти девять лет управления академией Утёс. И даже его проект реформ империи в разных сферах.
Проект реформ вышиб пот на лбу Дарма-младшего, он осел по стеллажу на пол и потерялся ещё на два часа, которые пронеслись на одном дыхании. На последней странице красовалась императорская печать и размашистый вердикт сиятельной рукой «отклонено». На обратной стороне приписка
«Нелепо и к тому же опасно. Окстись!».
Виктор всегда гордился феноменальной памятью, но так боялся, что в этот раз она подведёт и упустит хоть одну строчку из этого документа – нелепого и к тому же опасного.
Действительно опасного! Столько потрясающих шагов в нём таилось, столько смелых решений! Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно, но как же могло это потрясти и всколыхнуть закостенелую жизнь империи. Виктор не мог унять мысли, понёсшиеся вдаль – туда, где  побывал в своих фантазиях гениальный ректор Вортигер. И всё это знание досталось Виктору.
Она ещё раз пролистал недооценённый труд бывшего ректора и вдруг заметил ещё одну заметку на полях:
«Ещё не время. Спрячь».
Теперь и Виктору стало дурно. Он оглянулся, а по спине пробежала холодная волна мурашек.
Невозможно так далеко видеть! Совпадение!
Или нет? Галлюцинации?
Потёр переносицу. Глаза и правда устали ужасно, глубокая ночь напомнила о себе, пустая библиотека вернула к реальности, но эта записка на полях…
Зачем-то он кивнул бумагам в своих руках и как истукан пошёл исполнять волю человека, судьба которого оборвалась спустя полгода после отставки, как гласила крошечная эпитафия в газете.
«Не стало очередного подданного империи – бывшего ректора академии Утёс, который любил власть. Он много говорил о Пути, много начинал и ничего не заканчивал. Не оставил он за собой ни семьи, ни детей, ни богатств. Эйдан Вортигер был незаконнорождённым сыном разорившегося аристократа, унаследовавшим дар Зоркости по счастливой случайности. Бесславный и алчный он, вопреки дару Зоркости, недальновидно пренебрегал лояльностью императора, закончил также бесславно, окутанный забвением».
– Автор статьи Варфоло Крафт. – прочитал Виктор в конце и криво улыбнулся. Он и не заметил, как все огни в читальном зале затухли, кроме одного единственного, что освещал его поиски.
  
Глава 8. Мигрени и звери в клетках
 
Регулярно Виктор попадал под прицел внимательных глаз сокурсницы, но она тут же делала безразличный вид.
Истекал срок спора после первой практики в метеоцентре, и пока прогноз полностью совпадал с реальностью. Это радовало. В остальном Виктор уставал неимоверно. От зари до зари читал учебную литературу, забегая вперёд, зубрил лекции, вникал в дополнительные материалы, погружался с головой во всё новое. Кое-что давалось сложно, особенно по части физических нагрузок.  Эльза Эйс занималась вместе с парнями, но выходило у неё ловко. Виктор лишь наблюдал издалека с некоторой завистью – всё-то ей давалось легко: от стрельбы, метаний копья, до лёгкой атлетики, прыжков, растяжки и даже борьбы.
Преподаватели хвалили её всестороннюю развитость, лишь в командных играх она не особо справлялась.
Виктор же провисал по всем спортивным мероприятиям. Конечно, он не был безнадёжен и вообще от природы был очень даже метким, выносливым на зависть, однако головные боли обрезали любую двигательную активность практически полностью, а пожаловаться он считал ниже своего достоинства. И потому получал неуды.
– Так нельзя. Замалчивать эти твои… – Эльза подловила его на пути в раздевалку и покрутила у виска, – Боли.
– Тебе какое дело?
– Смерть конкурента омрачит мою победу. – криво усмехнулась она, – Ты хоть в медпункт сходи.
– Толку? – огрызнулся он, пытался ускользнуть от разговора, но Эльза просто преследовала, – Меня освободят от занятий, назначат обследование, выяснится, что я насилую себя тем, что пытаюсь развить зрение, и будет медотвод от моей профессии – класс! Вернуться домой? Ни за что на свете.
Он вдруг понял, что сболтнул лишнего, искоса посмотрел на почти бегущую рядом девушку и прикусил себе язык, но Эльза не спросила про семью – почему-то понимающе кивнула и посмотрела в сторону.
И только захотелось спросить что-то про её физическую подготовку, как девушка отстала и затерялась в толпе однокурсников.
– Ничего, завтра всё равно практика в метео… – пробурчал он себе под нос.
Хорошей новостью было только то, что тринадцать дней прогнозов из четырнадцати сбылись с предельной точностью, а значит, он выиграл и получит рецепт избавления от головных болей. Это казалось нелепицей, но чему-то надежда на чудодейственный совет пятнадцатилетней Эльзы Эйс окрыляла.
А в среду рано утром Виктор проснулся от грохота оконной рамы – ночной штормовой ветер настиг внезапно и нёс с собой изменения в погоде, которых Виктор не смог просчитать. Точнее просчитал он погожий день, а не резкую смену курса циклона.
Он впился пальцами в подоконник, душу обуяло отчаяние. Сдуру хлопнул ладонью по ставням:
– Что за муха укусила надеяться на совет малолетки?
И уснуть уже не удалось. Потому в дирижабль он погрузился напряжённый, злой, не выспавшийся.
– Все сели? – спросил рулевой, – Ну держитесь, шатать будет знатно. Погода – сущее дерьмо.
Бывалый рулевой то и дело грязно ругался, удерживая штурвал своего летательного аппарата. Пассажиры в панике вжимались в поручни, Виктору и вовсе стало дурно, он сдерживал рвотные позывы, пока в поле мутного зрения не попалась абсолютно невозмутимая Эльза.
Он со злостью отвернулся, но потом тяжело вздохнул, осознавая всю нелепость своих обид. Через усилие и преодоление тошноты вперемежку с диким страхом падения он подобрался к Эль, сел рядом и посмел взглянуть на неё прямо:
– Я проиграл. Последний день не сбылся. И – представь! – я ужасно разозлился – дурак! – он хмыкнул и опустил глаза, – Да и откуда тебе знать, как справиться с головной болью подобного рода? Дурак.
Он не ожидал прикосновения.
Прикосновения, которое прошибло молнией, разогнало сердце, будто то спало мёртвым сном. Тошнота вмиг испарилась, в глазах прояснилось, кровь ударила в виски.
Эльза держала его ладонь и смотрела на пальцы. Гладила.
  
От каждой секунды этого ощущения сознание будто теряло оковы.
Виктор ничего не понимал. И не хотел понимать. Ему было волнительно, приятно. Оострота́ ощущений казалась запредельной, какой он никогда ещё не ощущал. Хотя знал женское тело, хоть и ловеласом назвать его совсем не выходило. При чём здесь плоть и мужские нужды? Бред. Эльза совсем другая – эфемерная, полная волшебства и тайн, от неё кружилась голова.