Конструктор живых систем: На пути к цели (СИ)

— Граждане пассажиры, прошу вашего внимания! Наш дирижабль сейчас медленно опускается, в связи с поломкой первого из двигателей. Мы идём на одном двигателе на снижение и через несколько десятков минут найдём удобную площадку для приземления, где совершим экстренную посадку, но у меня вопрос ко всем пассажирам. Есть ли среди вас люди, имеющие дар?
Я, внутренне сжавшись в ожидании неминуемого и лихорадочно перебирая в голове возможные варианты спасения, тут же насторожился и, подняв голову, внимательно посмотрел на капитана, не торопясь отвечать.
  
Со всех пассажирских мест тут же раздались возгласы удивления, страха, возмущения, но никто так и не признался, что имеет дар, хоть какой-нибудь. Один лишь мужчина, что изрядно нервничал перед полётом, занервничал ещё больше и после повторения вопроса капитана вскочил со своего места.
— Я владею даром, я!
— Каким⁈
— Воздушным!
— Тогда вы можете нам помочь и обеспечить более плавное снижение дирижабля.
— Нет, нет, нет, я не могу, я не умею, я умею своим даром только усиливать ветер и всё, — почти стал биться в истерике мужчина, и у меня появилось подозрение, что у него что-то не то с психикой.
Дольше тянуть нельзя, и я подал голос.
— У меня есть дар, капитан, но не знаю, как он может пригодиться, у меня он защитный и не имеет определённую природу. Очень уж разноплановый, но с воздухом я тоже работаю.
И капитан, и мужчина тут же повернулись ко мне и уставились во все глаза, особенно незнакомец.
— Я умею вот так, — и, описав рукой полукруг, я нарисовал в воздухе корзину с подвешенным в нём двигателем, точно таким же, что висел под баллоном дирижабля.
Все вокруг раскрыли рты, а я убрал картину, вопросительно уставившись на капитана.
— Не поможет, — покачал головой тот, — нам нужно создать тягу и по инерции отпустить дирижабль, как можно плавнее.
В этот момент внезапно чихнул и остановился и второй двигатель. Два вспомогательных взвыли на высокой ноте и один за другим замолкли, издав поочередно громкий хлопок. Наступила мёртвая тишина, которую нарушал только свист ветра за тонкими стенами гондолы, да истерические всхлипывания какой-то мадам.
Дирижабль какое-то время продолжал висеть в воздухе, медленно двигаясь вперёд и одновременно снижаясь, но так продолжалось недолго, и более тяжёлый нос гондолы с рубкой управления стал тянуть его вниз. Осталось буквально пять минут до того, как мы можем воткнуться вертикально в землю.
— Спасите! — взвизгнула какая-то барышня, её поддержала пожилая мадам, и… Решение пришло неожиданно.
— Умеешь делать ветер? — схватил я за плечо мужчину — носителя дара. Почему я схватил его за плечо, я так и не смог потом себе объяснить. Сделал это практически интуитивно, просто почувствовал, что так надо.
— Да!
— Откройте иллюминатор, нам нужно видеть землю.
Капитан, который не потерял присутствия духа, кивнул обоим стюардам, и общими усилиями они распахнули один из аварийных иллюминаторов. В гондолу тут же ворвался ветер. Дирижабль — это не самолёт, и он не падает с большой скоростью, и сейчас он скорее тонул в воздушном пространстве, медленно запрокидываясь на нос и устремляясь к земле. А до неё уже не так и далеко оказалось. Поэтому поток воздуха за бортом не являлся настолько сильным, чтобы сбить нас с ног и, высунувшись наружу, я смог увидеть многое, как и мой психически неуравновешенный напарник.
— Смотри вниз, — дёрнул я в сторону иллюминатора оцепеневшего мужчину, благо он оказался меньше меня и намного слабее, да и вообще больше напоминал какую-то безвольную куклу. Тот подался моим усилиям и глянул вниз, чуть не потеряв сознание при этом.
— Эгей, подожди падать в обморок! Делай ветер! Делай ветер и бей им в землю прямо под дирижаблем. Я сделаю линзу.
Мне пришлось повторить несколько раз одно и то же, пока мужчина не очнулся и не стал выполнять мои инструкции. А земля уже близилась, оставалось буквально пару минут до столкновения, когда мой подопечный взмахнул руками и создал настолько сильный ветер, ударивший в уже совсем близкую поверхность, что мне стоило больших усилий создать линзу и удержать её.
Линза получалась очень обширная, хоть и тонкая, благодаря ей я сумел выровнять дирижабль и держал его столько, насколько хватило сил и у меня, и у моего помощника. Наших усилий хватило, чтобы дирижабль затормозил и, приблизившись почти к поверхности, на мгновение завис, после чего я отпустил свой дар. Дароносец, имени которого я не спрашивал, ещё по инерции ударил ветром, тот отразился от поверхности, качнул дирижабль и иссяк.
Корабль грузно опустился на землю, сильно ударившись гондолой, но не причинив ей особого вреда. Мы повалились друг на друга. Мне повезло, и я со всего маха упал на какую-то довольно молодую барышню, прижавшись к её мягкой груди, упругость которой я смог ощутить собственной щекой, правой, кстати. А вот мой нежданный напарник вывалился по инерции в иллюминатор и, покатившись по траве, застыл на месте, весь дрожа то ли от страха, то ли от напряжения.
— Полёт окончен, господа! — прокомментировал не потерявший присутствия духа капитан, и все очнулись.
Барышня не стала терпеть мою голову на своей груди и возмущённо откинула её обеими руками. Эх, как же женщины непостоянны: то зовут на помощь, то, когда приходишь на их зов, отталкивают тебя обеими руками, вместо того, чтобы отблагодарить исстрадавшееся по женской ласке сердце. Эх!
Однако, мы приземлились, в очередной раз с моей помощью. Хоть не летай и не езди ни на чём, но с моей жизнью это невозможно. Стюарды и вся команда принялись открывать дверь и аварийные люки, выпуская напуганных пассажиров, и стали выходить сами, осматривая дирижабль и пытаясь понять, где именно мы приземлились.
Это выяснилось гораздо позже, когда к нам на помощь прибыли крестьяне из ближайших деревень, а потом и вызванная ими полиция, пожарные и врачи. До Павлограда оставалась примерно половина пути, которую я преодолел за оставшиеся сутки, приехав туда уже глубокой ночью на попутном дилижансе.
Капитану я оставил все свои данные. Пусть уж знает, кто спас его дирижабль, может опять с наградой повезёт. Я почти как штатный спасатель стал, а вот другой пассажир, который помогал мне в спасении воздушного судна, почему-то сбежал до приезда полиции. Не знаю уж, почему, пусть этим сама полиция и занимается, а я после приземления сразу стал искать возможность поскорее добраться до Павлограда.
Приехав в общежитие, я разбудил вахтёра, который, пока отдавал ключ, своим кряхтением и жалобами на полуночные заботы изрядно мне надоел. Добравшись до комнаты, я быстро разделся и, помывшись с дороги, бросился в кровать. Ах, как хорошо лежать в своей комнате и не думать ни о чём, не переживать и не спасать всех, в том числе и самого себя. Устал я что-то от всех этих приключений, с этим и заснул.
Проснувшись, первой меня посетила мысль: «А где письмо-ответ из военного министерства?» Как оказалось, письмо мне пришло и хранилось в сейфе у коменданта, который и вручил мне его утром, когда пришёл на работу. С нетерпением вскрыв письмо, я стал читать.
В тексте кратко указывалось, что мне нужно позвонить по такому-то номеру в такой-то промежуток времени, с такого-то по такое число, и узнать, когда меня примут. Я сверился с календарем и облегченно выдохнул: срок, указанный в письме для обращения истекал завтра. Так что, мне повезло, и я успел вернуться. Не теряя времени, я умылся, оделся и направился в ближайшее кафе, чтобы позвонить по указанному номеру.
Телефонную трубку взяли сразу, практически после первого гудка. Ответил мне то ли секретарь, то ли адъютант замминистра. После непродолжительного разговора мне назначили время на завтрашний день, на пятнадцать часов дня. Повесив трубку и не теряя времени, я поехал в мастерскую забирать свой новый форменный мундир.
  
Он оказался давно готов и, примерив его и расплатившись, я вернулся обратно в общежитие. Весь день я готовился: приводил себя в порядок, ходил по магазинам в поисках недостающих мелочей, готовил себе еду, чтобы назавтра отправиться на аудиенцию, которая, скорее всего, связана с планируемым приёмом у государя-императора. Я долго думал, что надеть, и решил пойти в своём старом студенческом мундире, а новую форму оставить для приёма у императора.