Странница

Инга в конце концов своего не упустила. Пусть и без особых прелюдий. Обычной дополнительной наградой ей и Корнею было легкое одновременное засыпание.
Пробуждение вышло резким, пугающим. Сначала в сон Корнею проник глухой стук. Он открыл глаза. На пороге комнаты стояла Майя в пижаме. Она молчала и как-то странно тянула носом, но через мгновение он понял, что она почти беззвучно рыдает. Рядом пружинисто поднялась Инга. Одним движением накинула халат и, ухватив за плечи Майю, повлекла ее из комнаты. Громким шепотом бросила на ходу:
  
— Лежи, не вставай!
Корней хотел возразить. Перед тем как крепко прикрыть дверь, Инга еще раз обернулась и сказала мягко, но внушительно:
— Я сама! Тебе не нужно!
Некоторое время он ждал, бродил по комнате, присаживался на постель, снова вставал, прислушивался. Слышны был в основном плач Майи и неразборчивое шелестение Инги. Они гремели чем-то в ванной, шумела вода. Потом, похоже, переместились в Майину комнату, и снова успокаивающе бормотала Инга.
Можно было решиться вторгнуться, поинтересоваться причиной. Но его удерживал какой-то глубинный дремучий запрет. Было около шести утра.
Он побродил еще от окна к двери, лег, задремал и открыл глаза, когда рядом уже была Инга.
— Что случилось-то? — сипло спросил он.
Инга вздохнула.
— Есть некоторые проблемы с месячными, — сказала она после паузы, — и тут еще сон ей дурной приснился… Ну, бывает… У девочек-подростков бывает…
Корней повернулся на правый бок, лицом к ней.
— Ты же вроде говорила, что у нее в этом плане все нормально… В феврале вроде началось, да? Ты ей все объяснила…
— Ну да, да, — Инга покивала, глядя блестящими глазами в потолок, облизнула губы, — но бывают же сбои… Всякое бывает.
Голос ее звучал ровно. Но Корнею показалось, что в ее лице, в уголках губ, глаз, в переносье затаилась тень подавленной горести. Несколько минут он молчал. Видно было, что Инга не сможет уснуть, что она тяготится пережитым волнением. Корней решил, что назрел момент для скромной порции откровенности:
— Кстати. Давно хотел тебя спросить. А вот твой бывший… ну, Арсен, он — настоящий отец Майи? Или у тебя был кто-то до него?
После короткого раздумья Инга произнесла:
— А что значит настоящий? Настоящий, я думаю, тот, кто растит ребенка. Уразов все-таки как-никак исполнял эту функцию восемь лет…
После этой фразы она несколько секунд молчала, будто побуждая к некоей арифметической рефлексии и близкому выводу. Потом добавила:
— А того, кого… кого ты имеешь в виду, не хватило и на год… Мы жили тогда в Хороге. Очень бедно жили. Я была совсем юная. Ну, глупая…
— Где, говоришь, жили?
— Хорог — это городок такой маленький, в горах, на границе. Есть такая область в Таджикистане — Бадахшан. У отца там был большой хороший дом. С садом. Потом продали его…
— Ты же говоришь — бедно жили?
— Ну, после смерти отца очень бедно. Но дом-то оставался.
— А… Извини, а сколько тебе лет было, когда отец умер?
В лице Инги что-то неуловимо изменилось. Будто каменной тяжестью налился неподвижный взгляд. Но она ответила с ледяной невозмутимостью:
— Четыре года. Я тебе говорила.
Муж поспешил вернуться, соскользнуть на главную тему:
— Хорошо, а почему ты рассталась с тем мужчиной?
— Он просто уехал. Уехал, и все. Тогда многие уезжали.
— Когда тогда?
— В начале девяностых. Уехали почти все русские. Война началась.
— А он был русский?
— Да. В Хороге их мало было, но были.
— Он был военный? Офицер?
— Почему ты так решил? — Инга посмотрела с полуулыбкой. — Он был художник.
— Художник?!
— Да… Он уехал, когда Майе было полтора года или чуть больше. А через полгода уехали и мы. Продали дом… Хорошо, удачно продали. За доллары. Отца все там помнили… А потом такое началось…
— А где он сейчас, отец Майи?
— Понятия не имею. Я не видела его с тех пор… Мы вчетвером переехали сперва в Уфу. Там я познакомилась с Арсеном… Медучилище закончила. Потом уехали в Москву. Купили эту квартиру… Вот так.
Корней закинул руки за голову, состроил потолку сочувственную мину.
— Как много нового. Как-то раньше я об этих деталях не знал.
— Так ты не спрашивал… Ну, а с другой стороны, мне не очень-то приятно об этом вспоминать. Ну, ты знал про Арсена — и ладно.
После короткой паузы она сказала негромко:
— Я понимаю… Я знаю, что тебя гнетет. Может, я сейчас не найду слов, но… У нас будет ребенок. Я в этом совершенно уверена. Ты должен мне верить.
— А почему у вас с Арсеном не было детей?
— Почему? Я не хотела. Да и он тоже. У него и так были сын и дочь от первого брака. Сейчас уже взрослые… Но… С тобой все по-другому.
Она секунду смотрела ему в глаза, потом порывисто придвинулась вплотную, ткнулась губами и носом ему в грудь.
— А с тобой я очень хочу мальчика или девочку. Лучше девочку.
— Согласен, — сказал Корней, — согласен… Ты знаешь, я хотел сегодня отъехать днем, около двух. На Пресню, ненадолго. Давай кино на вечер передвинем.
— Встреча с клиентом?
— Нет, — Корней смущенно поворочался, ощущая левым боком горячую приятную тяжесть Инги, — знаешь, такая штука… Я тут решил покреститься. Ну, считай, движение души… На Пресне собор этот.
— Понимаю, — ровно заметила Инга.
— А у них такое условие — целый год надо ходить как бы на курсы… Изучать Евангелие, обряды, то-сё…
— Целый год? — удивилась Инга. — А я думала, там по-быстрому.
— Да, вот так. Ничего, похожу. Даже интересно.
Инга потеребила нижнюю губу, лежа на широкой груди Корнея. Подняла на него глаза.
— Ты хочешь попросить Бога о ребенке?
Сказано было как-то очень просто, суховато, буднично. Корнею не понравилось.
— Не знаю еще, — хмуро сказал он, — о чем я буду просить. И буду ли вообще.
Инга облокотилась поудобнее и сказала весьма рассудительно:
— Этот Бог, Он на маленькие такие просьбы не реагирует. Не замечает. Все идет как бы своим чередом. Он делает что-то только по своему плану…
Корней покосился. Она встретилась с ним взглядом, моргнула и прильнула к его губам быстрым поцелуем. Скользнула по щеке, коснулась пальцами свежего шрама, ползущего от губы к подбородку.
— Следы от швов еще остались… Тебе теперь трудно бриться?.. У тебя там была встреча с женщиной?
Разнеженный Корней резко дернулся.
— Да ты что! Ну сколько раз можно…
— Да, да! Помню. Твои клиенты выбирают такие таинственные места для встреч… Я верю! Дай еще поцелую… Нет, я правда верю. Просто представляю себе, что ты чувствуешь, когда смотришь на молодых…
Ошеломленный Корней не сразу обрел дар речи.
Она вдруг зажала ему рот ладонью и прислушалась. Спустя секунду и он расслышал: в соседней через холл комнате тоненько стенала Майя. Инга поджала губы, медленно потянула край одеяла, отбросила его к стене, встала. На ее круглое лицо вернулась тягостная забота. Корней наблюдал, как она медленно продевает руки в рукава халата.
 Дознание 
 25 
Величествен, но и сумрачен открывался октябрьским утром с двадцатого этажа вид на Пресненскую набережную, темную реку и противоположный берег, где проступали из тумана кирпичные корпуса старинного завода, пара бурых, буравящих небо труб и унылые ряды серо-желтых жилых коробов. Еще дальше над их тусклым строем надменно-серебристо блестели несколько новопостроенных конических башен.
В ландшафте этом был размах, но была и безотрадность.
Мир внизу, как и само тусклое утро, вызывал у Корнея Велеса ряд ассоциаций хмурых и досадных: замучившая его в последнюю неделю бессонница, заявление Майи о намерении идти в парикмахеры, вчерашнее судебное заседание, образ предшествующего мужа второй жены с его намеками и обещанием объявиться снова.
  
О предшественнике, взявшем длительный летний тайм-аут, Корней подумывал в эти дни нередко, что было чревато материализацией.