Камни тоже плавают (СИ)
Залил тормозную в бачок, сбегал, поставил банку и открутил болтик у тормозного цилиндра, выпуская из системы воздух. И так несколько раз по кругу. Прокачал.
Посидел за рулем, подавил педали. Работают вроде…
Помаялся бездельем, полистал местный клубный журнал «Автомобиль». Не вошло. Понарезал круги, даже спать пытался лечь. Скучно…
Зазудело в одном месте прогрессорство. Решил подправить ленточный тормоз, добавив ему фиксатор и кнопку как на ручнике. Потом мелькнуло, что нормальный ручник — это конечно хорошо, но хозяин может и не понять. А Дед потом шкуру плетьми спустит за самоуправство. Ну его…
Пообедал, вернулся, полежал. Не спится. Перебрал и разложил инструмент, убрал на верстаках, даже подмел всё. Чем еще заняться — не знаю. Худшее состояние — и уйти себе позволить не могу, и делать нечего!
Пошлялся, заглянул в кабинет Данилыча. Наткнулся взглядом на клинки, ружье и револьверы, развешенные на стене. Вспомнил про свой — какую неделю таскаю в кармане пальто. Привык, уже даже не ощущается, забыл про него…
Сбегал в мастерскую, достал свой револьвер. Как там городовой назвал… лермонт? Не, не так… лекроф, лероше! Точно — лефоше!
Осторожно покрутил барабан, отодвинул щечку, вынул патроны. Блин, это что с чем? На патронах сбоку штырёчки какие-то… И как эту хрень в бою заряжать? На адреналине метиться и штырёчком в паз попадать?
Глянул в ствол. Грязный. Ржавый, дааа… запустили тебя…
На полке рядом с двурогой масленкой приглянулась початая бутыль «Балистолѣ». Почитал — ружейная смазка. Думаю, что пропажу нескольких капель Дед не заметит, поэтому решил вычистить свое оружие. Пока никто не глазеет. Тем более раз делать нечего.
Ушел в мастерскую к верстаку. Разобрал. Револьвер и гладкоствол. И хорошо подушатанный гладкоствол. Прутиком с намотанной тонкой стальной проволокой заменил шомпол. Почистил…
Сунул в ствол пулю патрона. Болтается… Это как же было нужно расстрелять тебя дружок? От нечего делать попробовал восстановить. С нарезным бы и пробовать однозначно не стал, а с гладкостволом можно и потратить чуток времени. Всё равно делать-то нечего. Скучно. А ствол жалко. Кто имел оружие — поймет. Только чем вот… Лучше хромом, но где ж его найти здесь. Попробовать простым железом что ли?
Взял доску и высверлил на половину глубины в ней отверстие. Капнул со свечи воска и воткнул револьвер стволом в доску. Паз для герметизации тоже прокапал свечкой. В центр вбил обезжиренный гвоздь. Залил почти под уровень разбавленной кислоты и притащил аккумулятор. Железо-никелевый эддисоновский агрегат 1902 года. Над которым вся наша клубная богема трясется как Кощей над последним яйцом… Ну и присоединил клеммы. Минус, естественно, к стволу. Плюс — к гвоздю, пусть послужит донором. Простейшая гальваническая установка. Оставил. Пусть ночует, утром гляну что получится.
Сам пошел чистить механизм револьвера. Вычистил, смазал и собрал. Мелочь, а время до вечера убил. Можно с чистой душой и до дому…
* * *Аста ла виста
Утром по дороге на работу совсем чуть задержался. Вроде и проснулся пораньше, но с соседкой в парадной пересекся. И зацепился языками. По местным меркам — уважаемая матрона, трое детей, муж вроде при мелкой должности в городской управе, а по мне так девчонка ещё — 23 года всего.
Поболтали, пошутили, вроде и без намёков, а ощущения недосказанности с ее стороны остались. Типа муж не стенка — двигай. Шёл, обходил лужи, солнышку улыбался и думал: с одной стороны, вот и дама симпатичная, с другой стороны — зачем мне олень рогатый в моей парадной?
Доулыбался, уже на повороте, на Владимирском, какой-то мажор на карете грязью окатил, а в ответ на комментарий в зрительных способностях — меня вожжами кучер оттянул — будет де его хозяину тут ещё всякое быдло пасть разевать, да под копытами коляски путаться. Типа белой кости чернь дышать мешает.
Коричневое внутри булькнуло так, что не то что чуть штаны не прожгло, чуть крышечку со шляпой не унесло! А на дороге кроме луж, грязи и конских раскисших каштанов как назло ни одного камешка завалящего. В итоге пока искал «аргументы» коляска укатила. Повезло и мажору, и кучеру — револьвер в мастерской остался. Так бы точно не сдержался.
Всё утреннее настроение под ноль убили, гады…
Булькающий и злой пришел в клуб, а там аншлаг. Данилыч цирк устроил. Сам в машине с девочкой лет десяти сидит — рулит, а мужики машинку толкают — катают. Чуть зазеваются, Дед хлоп, тормоз нажмет и толкачи все вповалку. У Захара уже юшка под носом появилась. И снова:
— Ноо, лошадки, встаем, покатили! Ноо, родимые! Ноо, совсем ослабли, с работы уже мне сбегают, может в живодерню сдать?
Беккель стоит у стенки перед кучкой клубных завсегдаев, наблюдает, улыбается. Дочка, что ли? Тогда зачем особу катал? Хотя, чего это я… разведенка ж.
Все смеются. И «лошадки» облегченно тоже смеются. Понимают, играют благородные. Наказать нужно, но не лютуют баре, так — шуткуют.
Дед, увидел меня, входящего, разулыбался, рукой машет, зовет:
— О, дитя, смотрите, еще лошадка! Умник, пошли катать! Впрягайся, нечего опаздывать!
— Угу, — думаю, тебе раз позволь, потом заездишь… подхожу и говорю, принимая игру, — Дедушка, а дедушка, вы пипочку-то вон ту красненькую нажмите, стартер проверните и машинка сама поедет! Быстрее чем с лошадками!
Данилыч, на «Дедушку» тормоз резковато нажал — «лошадки» опять вповал, — вылез, ко мне подошел. Пауль Фридрихович, смотрю, тоже со спины подходит. На меня вприщур смотрят. Что-то взъерошились начальнички:
— Водил?
— Эту? Нет, а вообще — конечно. Ничего тут сложного…
Беккель дернулся, как в тот первый раз, когда принимал на работу.
— Врешь!
Данилыч попытался сгладить:
— Иван, мастер ты хороший, головастый, рукастый. Но зачем врешь, что водить сможешь? Тут талант нужен, простолюдинам неданный!
«Простолюдин…», а ты значит «белая кость» морда ехидная? Баре-то наши расисты выходит или как там это называется? Стою, молчу, улыбаюсь. Давно меня так макнуть не пытались…
Доказывать, оправдываться? Зачем что-то доказывать? Молчу и взгляд не опускаю, а Беккель закипает. Да и мне отступать не резон… будет меня еще балаболом славить всякая благородная вошь. Даже двойной интеграл взять не способная! Аж опять забулькало всё внутри, чуть ему про 17 год не ляпнул — дождетесь матросов с Авроры!
Стою, зубы сжал, всё что думаю — удержать в себе пытаюсь. А эта сволочь на машинку кивает, мол, не для сиволапых сей девайс. Мол, куда уж черни с её-то куриными мозгами. Вон — в навозе иди копайся, место знай. Стерпел бы, деньги нужны, но тут малявка подбежала к Беккелю и влезла:
— Папочка, mutter говорит — мужиков пороть нужно!
— Правильно дочка mutter говорит. Пороть их надо, чтоб врать не смели хозяевам и место свое знали.
Порщики тоже мне. Достали, вот и не стерпел, говорю: так может прокатить? Или страшно — увиливать будет, заявит, что зазорно с чернью-то? Дед дернулся, ударить в лицо хотел, но я просто шагнул назад и вбок к верстаку, и он пролетел. С верстака я кривой стартер прихватил. Железяку такую. И у Деда почему-то сразу желание руками махать пропало.
Мастеровые притихли, сжались.
Стоим, Дед примеряется, но просек — нахаляву не прокатит, ответка прилетит, а ему явно не хочется, да и староват он для таких скачек. Беккель просто мнется — трусоват, походу. Пат. Тут еще девчонка еще маслица опять подлила, вякнула:
— Papa!
Беккелю перед дочерью видимо стыдно стало, трусом выставил какой-то мужик, говорит — поехали. Ну или за дочь испугался…
Сели мы с ним в машину. Он первым — пассажиром, я — водителем. Завел, кривой стартер рядом положил, чуть подгазовываю, машину пробую. Хотя, чего тут пробовать — десяток лошадок всего.
Мужики ворота бросились открывать. Говорю с веселой злостью:
— Держись барин. Прокачу с ветерком!
Зло улыбаюсь.
— Маршрут: по Владимирскому до Невского, через Аничков мост и до Садовой… По ней до Московского, через Фонтанку и назад по Загородному… до Владимирского… — и Данилычу, — Засекайте время, вашбродь!