Умереть и встать (СИ)

Должно быть, материнская кровь сказывалась, потому что парень подобные мероприятия терпеть не мог. И дворцовую жизнь в принципе. Предпочитал отсиживаться в библиотеке, или же гулять по саду. Иногда устраивал разнообразные шалости в компании Дориана, за что обоим влетало по первое число.
— Танец процветания, — констатировала Анна-Мария, спускаясь по широкой лестнице в самое пекло праздника.
Каждый бал начала месяца состоял из нескольких обязательных церемониальных танцев, и танцы эти открывали месяц. Всего их было три: жизнь, процветание и смерть. С давних времен королевские семьи чтили все три составляющие, и ни одну из них не обделяли вниманием.
— Танец жизни мы пропустили, — подметил брюнет, последовав за графиней по ступеням из кремового мрамора под цвет стен. — Похоже на насмешку.
Замечание было пропущено девушкой мимо ушей. В толпе вальсирующих она искала человека, на которого пали все ее подозрения. Наследник королевского престола не должен был пропустить ни один из трех танцев.
Немало времени прошло, прежде чем зоркий глаз Анны-Марии зацепился за тяжелый белоснежный камзол Дориана Готтьера. В паре с маркизой Элоизой Хайдегер он традиционно восхвалял процветание, хотя всего месяц назад летал по тому же залу со своей законной невестой. Нет, речь шла совсем не о ревности, хотя графиня гневно прищурилась и сжала кулачки. Речь шла о том, что временное отсутствие графини никак не повлияло на размеренную жизнь дворца, а мода на черные одеяния совпала с ее трауром, цвет которого испокон веков — белый. Судя по темным одеяниям вальсирующих, мало кого озаботила смерть Анны-Марии. Но девушка сама всегда старалась следовать моде, а потому проглотила обиду и поскорее спустилась к празднующим.
В круговерти пьяных смешков, похабных шуток и похвальбы, воскресшую дочь графа Понтилата, казалось, не замечал никто. Слуги сновали мимо с напитками на серебряных подносах, господа и дамы, увлеченные друг другом, алкоголем и танцами, скользнув ленивым взглядом по лицу Анны-Марии, возвращались к своим делам.
Графиня так и стояла у подножия лестницы, ожидая, пока кто-нибудь обратится к ней по имени, но чудо не происходило.
— Не отходите от нас далеко, — шепнул девушке на ухо Азуса. — Не забывайте о том, почему мы здесь.
— Почему вы здесь? — едва слышно со смешком отозвалась Анна-Мария. — Почему я здесь?
Но стоило ей встретиться взглядом с принцем, ведущим противную Элоизу в танце, и ситуация для покинутой всеми графини в корне изменилась.
Наследник престола, совершено наплевав на все правила придворного этикета и традиции, оставил свою партнершу прямо посреди зала среди вальсирующих пар и бросился к бывшей невесте, позвякивая цепями на богато расшитом праздничном наряде. На долю секунды Анна-Мария даже опешила, не ожидая подобной прыти, однако быстро взяла себя в руки и задрала подбородок еще выше, чем прежде.
— Энн-Мэй! — с теплой улыбкой на лице принц подхватил женскую ручку и коснулся тонких пальцев губами. Задержался, подняв на графиню глаза, но встретив привычную холодность во взгляде, оторвался. — Я думал, что Азуса очень зло пошутил надо мной, сообщив о том, что ты… о том, что ты…
— Воскресла, — подсказала девушка, и Дориан быстро закивал, всё еще не выпуская руку Анны-Марии из своей.
— Я сбился со счета, сколько раз подавал прошение о воскрешении, но каждый раз мне отвечали категорическим отказом! Я думал, что сойду с ума. А ты… а ты здесь и я… я так счастлив, Энн-Мэй…
«У вас, высочество, не всё в порядке с головой, видать», — растерянно моргал Марло, наблюдая за тем, как влюбленным взглядом наследник престола пожирает скривившуюся от отвращения графиню.
«Продолжаешь свою коварную игру?» — прищурилась Анна-Мария, снизу вверх разглядывая светившееся лицо принца.
Ясные и большие голубые глаза, светлые волнистые волосы цвета пшеницы, широкие плечи, а что самое главное — власть. Вот, что привлекало к Его высочеству всё новых и новых девушек из именитых родов. Разумеется, не столь именитых, как Понтилаты, но тоже не пальцем деланных. После смерти главной кандидатки в жены будущего короля, у ног Дориана должна была очередь собраться. Что, если о новой помолвке уже объявлено? Быть может, Элоиза Хайдегер — и есть та самая счастливица?
 
От одной этой мысли девушку внутренне передернуло. Ей же всегда доставалось всё самое лучшее! Разве, какая-то смерть может отнять у нее положение? Статус? Уважение? Ни за что!
А пока Дориан ожидал от бывшей невесты хоть какой-то ответной реакции, танец процветания подошел к концу. На очереди — танец смерти, и Анна-Мария уже поняла, что ей нужно делать. Надавить, уличить, заставить принца сознаться в содеянном. Или в лживых своих словах и улыбках, как минимум.
— Мой любимый танец. — Незанятая рука графини изящным движением легла на плечо блондина, а в глазах вместо промозглого ледяного ветра распустилась пара тройка подснежников.
— Я помню, Энн-Мэй. Я всё помню.
Обхватив девичью талию рукой, принц осклабился во все тридцать два белоснежных. Цепи и пряжки на камзоле вновь зазвенели, и пара незамедлительно влилась в общий поток вальсирующих.
— Кажется, про нас забыли, — пробубнил Марло из-под капюшона.
И вовремя, потому что Азуса сам напрочь забыл о своей задаче, наблюдая за этими двумя уникумами. Ему следовало подмечать каждую деталь, лицо каждого гостя, но взгляд неизменно возвращался к красивой паре.
Мягкий взгляд принца смущал Анну-Марию, как и прежде. Не могла она понять, за какие заслуги обязана ему столь обходительным отношением, а потому была уверена в том, что Дориан — просто наглый и хитрый лжец. Умный, расчетливый и ничего кроме.
Звуки танца смерти затопили парадный зал, и пары пустились в пляс, отличавшийся своими движениями от всех прочих танцев. Размашистые, медленные, размеренные. Несколько оборотов вокруг партнера, поклон, несколько оборотов в другую сторону. Таких, что подол заходил ходуном, а черно-белые локоны с плеч упали за спину.
Графиня не отрывала взгляд от лица наследника, чтобы иметь возможность в любой момент уловить какие-нибудь изменения. Коварную ухмылку, смешок, игру желваками, однако тщетно. Его высочество тоже не отводил глаз от партнерши, но благоговение и трепет, застывшие на его лице, вызывали у Анны-Марии скорее приступ тошноты, нежели позволили бы ей ответить принцу тем же.
Поворот, реверанс, круг вокруг соседней пары, возвращение… Тело помнило каждое движение, идеально отточенное с самого детства, а потому девушка парила по залу в черном кринолиновом платье, как ласточка. Величественно, грациозно, временно позабыв про все обиды в отношении знатных господ. Ее до сих пор никто не узнавал или не хотел узнавать.
Азуса наблюдал за графиней не менее пристально, чем ее партнер. Каждое движение ее руки, поворот головы, подпрыгивающие локоны намертво запечатывались в его сознании. Так, что вовек не забыть. Сколько раз он вынужденно отплясывал на балах, посвященных началу месяца, сколько партнерш вел в танцах жизни, процветания и смерти, но впервые потерял дар речи от одного только вида парящей в танце женщины. Словно обухом по голове ударили.
Всего на секунду Анна-Мария скользнула по некроманту взглядом и вернулась к принцу, а щеки брюнета уже неожиданно заалели, и он нехотя отвел взгляд в сторону. Сердце пропустило удар. Еще один. Пришлось наконец-то взять себя в руки и вспомнить, зачем он здесь. Зачем они все здесь и углубиться в наблюдение за остальными участниками праздничного действа. Но голова непроизвольно поворачивалась к воскрешенной им дочери Понтилата и не имела никакого желания отворачиваться.
 
— Энн-Мэй, ты ведёшь, — осторожно заметил Дориан, когда девушка, забывшись в танце, взяла на себя исконно мужскую роль. Быстро опомнилась, позволила положить себе руки на талию и поплыла по залу вновь.
Но за красивой парой наблюдал не только Азуса. И даже не только Марло с Эмильеном, которые так же напрочь забыли о своей миссии, и о дипломе, и обо всем на свете, пожирая взглядом каждое движение Анны-Марии.