Десятилетия. Богатая и красивая

Она еще не трогала денег, которые получила в наследство от свекра. Они по-прежнему лежали на счету в банке, обрастая процентами. Время от времени Барбару посещала мысль, что недурно бы поместить их в какое-то прибыльное дело, но она не знала, как это сделать и к кому обратиться за советом. Сейчас она была рада, что не сделала этого. Теперь у нее было на что их потратить.
За восемьдесят тысяч она купила шестикомнатную квартиру на Восточной 77-й улице между Парк-авеню и Мэдисон-сквер.
Едва заполучив новую квартиру, Барбара приняла второе важное решение: все, до последней мелочи, вещи, приобретенные за годы замужества, она пожертвовала комиссионному магазину для бедных.
Следующие шесть месяцев Барбара носилась по магазинам, пытаясь таким образом побороть депрессию. Она купила новую кровать, новые ковры и шторы, новые скатерти и посуду, новые диваны, столы, стулья и зеркала, раскладные кровати для детских комнат, чтобы оставлять у себя ночевать припозднившихся гостей. Все свободное время она проводила в «Блумингдейл», «Портхольте» и прочих знаменитых супермаркетах. Не было дня, чтобы она не купила что-нибудь новое, и каждый вечер дома ее ждали все новые и новые свертки, которые ей надлежало распаковать. Все новые и новые приобретения. Как ни забавно, но именно деньги Алекса Розера позволили ей купить для себя свободу от его сына, думала она. В каком-то смысле купить себе новое «я».
Понемногу прошли и депрессия, и угрызения совести, и приступы отчаяния. Постепенно она начинала чувствовать себя сильней и уверенней. Больше всего Барбара сожалела о собственной пассивности. Ведь она еще задолго до Дика знала, что их браку пришел конец, и все же ничего не предприняла со своей стороны. Она позволила себе плыть по течению, пока обстоятельства не сделали развод необходимостью. Теперь, оглядываясь назад, она сокрушалась: как у нее недостало смелости сделать первый шаг?
Десятилетие подходило к концу, и Барбара осознала вдруг, что кое-что в ней самой изменилось в корне: из пассивной она стала активной.
Барбара не могла оторвать глаз от искусанных ногтей Леона Крэвата. Это было как гипноз. Заметив ее взгляд, он сделал над собой усилие, чтобы не убрать рук.
– Стенли Бэрман, – сказал он, – знаете такого?
– Слышала.
Стенли Бэрман был торговым менеджером компании «Бойни-Ньютон», имеющей высокую репутацию в издательском деле. Интересно, зачем Крэвату понадобилось говорить о нем? Нед Джаред только что вышел на пенсию, и Барбара явилась в офис Леона Крэвата обсудить свои новые обязанности. Леон Крэват уже сообщил ей, что вместо пятнадцати тысяч в год она будет теперь получать семнадцать с половиной и должность ее будет отныне называться «менеджер отдела рекламы и сбыта».
– Мы берем его к себе, – сказал Крэват. – Он может принести компании немало пользы. – Он помолчал, как видно, в ожидании, что Барбара поздравит его с прекрасным приобретением.
– Очень мило, – сказала Барбара. Она гадала, куда шеф наметил приткнуть Бэрмана и как это отразится на ней самой. Леон Крэват был не тот человек, чтобы докладывать сотрудникам о своих планах, если у него нет в том нужды.
– Он будет называться «директор отдела рекламы и сбыта», – продолжал Крэват немного смущенно.
– Кому же я буду подчиняться?
– Ну как же, Стенли Бэрману. Он будет членом наблюдательного совета.
– А я – нет? – спросила Барбара. Все ясно: они дают ей прибавку и новую должность, чтобы заткнуть рот. Навешивают на нее больше обязанностей, а сами приводят кого-то, кто представления не имеет о том отделе, которым собирается руководить.
– В наблюдательный совет входят только главы отделов, – сказал Леон Крэват таким тоном, будто разговаривал с идиотом.
– Я полагала, что главой отдела являюсь я. Я все-таки руковожу им вот уже два с половиной года.
– Мы высоко ценим ваш вклад в дело компании, – сказал он. – Но мы опасаемся, что мужчины, работающие в отделе, не захотят подчиняться женщине.
– Они подчиняются женщине уже два с половиной года. Как ни странно, я их устраиваю, – возразила Барбара. – Вы, видимо, хотели сказать, что лично вы не стали бы подчиняться женщине.
 
– Я этого не говорил.
– В этом не было необходимости. – Руки у нее дрожали, но она не стала утруждать себя, чтобы унять дрожь.
Леон Крэват начал опять что-то говорить, что-то умиротворяющее, но Барбара уже его не слушала. Она встала и вышла, оставив его на середине фразы.
В своем кабинете она быстро напечатала заявление об уходе, вложила его в конверт для внутренней почты и написала на нем: «Личное».
Она швырнула в сумку косметичку, записную книжку и рабочий дневник и в последний раз покинула свой кабинет. Она отправилась прямиком домой, и после одного-единственного телефонного звонка у нее была новая работа. Через неделю ей предстояло заступить на службу в компанию «Палисейдз пресс» в качестве директора отдела рекламы с окладом тридцать пять тысяч в год. «Палисейдз пресс» издавала дешевые книжки. Полтора месяца назад Барбара отвергла их предложение, и сейчас они были счастливы, что она передумала.
В половине шестого Барбаре позвонил Леон Крэват.
– Вы вели себя очень непрофессионально, – сказал он.
– Вы тоже.
– Мы бы хотели, чтобы вы изменили свое решение. Вы знаете, как высоко мы ценим ваши заслуги.
«Еще бы, – подумала Барбара. – Ровно настолько, чтобы нанять другого человека, который мог бы воспользоваться результатом моих заслуг. Тоже мне остряки».
– Вы в самом деле хотите, чтобы я передумала?
– Именно поэтому я и звоню. – Барбара обратила внимание, что он перешел с имперского «мы» на более личное «я».
– Хорошо. Но при одном условии: я буду называться директором отдела рекламы, буду входить в состав контрольного совета, и мой оклад будет составлять тридцать пять тысяч долларов в год.
– Не сомневаюсь, что вы знакомы с политикой нашей компании в отношении повышений, – сказал Крэват. Барбара обожала этот эвфемизм: повышения. – Мы можем давать прибавку не более десяти процентов в год, и то после рассмотрения на административном совете. – Он разглагольствовал об официальной политике, прячась за бюрократическими препонами, воздвигнутыми специально для того, чтобы оградить начальство от возни с недовольными служащими.
– К счастью, в «Палисейдз пресс» ничего не слышали о вашей политике, – сказала Барбара.
Опять молчание. Барбара истолковала его так: Леон Крэват не думал, что у нее есть другие варианты. Она ожидала его реакции.
– Мы желаем вам больших успехов на вашей новой работе, – сказал он, вернувшись к своему имперскому «мы».
– Мы благодарим вас, мистер Крэват, – сказала Барбара и повесила трубку.
Вот и все, подумала она. Глава о Барбаре Розер и Леоне Крэвате окончена. По крайней мере, она так думала.
К новой работе Барбара приступила второго апреля 1969 года.
Переход из «Дж. и С.» в «Палисейдз пресс» был равносилен посещению стоянки подержанных автомобилей после фешенебельного магазина Тиффани. «Палисейдз пресс» была основана всего семь лет назад человеком, который оставался ее владельцем и по сей день, – маньяком по имени Джей Берг, и капиталы фирмы теперь исчислялись многими миллионами.
В 1962 году, одолжив денег у торговца журналами для мужчин, Джей стал издавать порнографическую литературу – по четыре книжки в месяц. В лучших традициях дешевых изданий, они имели приличные обложки и весьма неприличное содержание. Фирма процветала и разрасталась, и в конце концов Джею ничего не оставалось, как узаконить ее. «Палисейдз» начала издавать пеструю серию популярной беллетристики, тиражи росли с каждым месяцем. Оказалось, что легальная издательская деятельность способна приносить не меньший доход, чем «порнуха». И вот уже Джея Берга начали представлять на приемах как издателя, что вполне отвечало его примитивному снобизму.
Своим сотрудникам Джей хвалился, что не прочел ни одной книжки с эмблемой «Палисейдз» на обложке. Он считал, что лучше может продать книгу, если редактор устно перескажет ему ее содержание в двух словах, чтобы он, Джей, мог заняться более важным делом, а именно – выбором обложки. Всех удовлетворяло такое разделение труда: Джей не утруждал себя чтением того хлама, который издавала фирма, а редакторы были избавлены от необходимости выдерживать атаки издателя, находящегося в плену литературных иллюзий.