Письма героев (СИ)
Последнее актуально на всем Востоке. Даже наш благословенный и весьма окультуренный Туркестан нет-нет, да блеснет своей исконной азиатской сутью, выставит образчики древних традиций времен гордых степных народов и мудрых изобретателей колеса. О Палестине и говорить нечего. Впрочем, и здесь встречаются приятные глазу исключения. Иван даже остановился, заглядевшись на юную стройную миловидную девушку. В отличие от многих местных красавица не скрывала свой лик за вуалью или драпировкой, фигуру подчеркивал костюм, более приличествующий горянке, а не девушке из южных стран.
Да, если приглядеться, городок разнообразный, наблюдательный человек выхватывает из среды туземцев людей совершенно разных племен и культур. Древний Восток — столько здесь всего намешано за тысячелетия! Простор, непаханое поле для вдумчивого наблюдательного исследователя.
Послеобеденная жара давит. Над землей стоит марево. Увы, не время для сиесты. Рота снова в пути. Колеса наматывают версту за верстой, в ушах стоит привычный гул моторов. Дорога идет вдоль озера, с одной стороны синева и рыбацкие лодки, с другой перемежаемые пустошами редкие поля и сады.
Хорошо, марш недолог. Вскоре дорога упирается в блокпост. Впереди поднимаются стальные арки железнодорожного моста. Задержка минутная, еще верста по шоссе и саперы выходят к расположению бронегренадеров. Командование батальона нехорошо радуется усилению. Как выясняется на месте, мост взят целым без малейших повреждений, англичане просто разбежались. Нет, ни ремонтировать, ни взрывать ничего не надо. Но зато саперов настойчиво просят помочь с организацией обороны.
— Похоже, мы слишком широко шагаем, — подполковник Манштейн Петр Александрович ведет пальцем по карте. — Видите, железнодорожная ветка до Дэры наша. Дальше только маневровые разведгруппы развернуты. Если англичане атакуют, а они обязаны атаковать, будут стараться отбить мост. Он единственный через Иордан, мы стоим на единственной магистрали связующей восточную ветку с Хайфой и Иерусалимом. Взрывать мост запрещено, а держать надо столько сколько потребуется пехотным дивизиям чтоб дойти и закрепиться.
— Вы уже разметили рубежи?
— Как встали, так и копаем. Мне нужен совет, как лучше строить оборону, если противник поставит батареи здесь и вот здесь.
— Наша артиллерия?
— Дюжина полевых трехдюймовок, дивизион противотанковых «хлыстов», зенитки сами видите, — широкий взмах в сторону развернутых на подходах к мосту автоматов. — Сами видите, контрбатарейную борьбу вести нечем. Остается зарываться в землю и молиться, чтоб у англичан тоже не нашлось полудюжины гаубиц на наши души.
— Значит, работаем. Показывайте, Петр Александрович, наш Верден, — Чистяков поправил фуражку и хлопнул по планшету.
Работа не волк, в лес не убежит, ее проклятую делать надо. Впрочем, Никифоров не утерпел, пока офицеры роты катались по позициям с пехотой, под видом необходимости лично изучить опоры моста, спустился к Иордану.
Вот она святая река, помнящая Иоанна Крестителя, слова Христа и тяжелую поступь крестоносцев. Узкая и мелкая речка, даже не сразу поймешь, что в Палестине вода уже сама по себе несет благодать Бога. Без воды здесь жизни нет.
Чистая вода освежает. Полная пригоршня живительной влаги смывает не только грязь, но и накопившуюся усталость. Вспоминается легенда о живой и мертвой воде. Живую воду нашел, вон она под мостом. А мертвая? — Ну конечно же в Мертвом море.
Утром Никифорова вместо горна разбудила канонада. Где-то далеко ритмично бухало. Направление не определить, каменистые берега реки искажают и отражают звуки. Кажется, бой идет на юге, а уже через минуту явственно слышится пальба с северо-запада. Можно конечно поспать еще полчаса, но сон как рукой сняло. Гул за горизонтом отзывается на сердце тревогой. Нехорошее такое щемящее чувство.
Вскоре к голосам орудий примешивается новый звук. Откуда-то с неба доносится протяжный вой. Иван уже выкатился из-под брезентового навеса, под которым спал, рука сама нащупала и стиснула полированное ложе штурмовой винтовки. Все же некоторые привычки привязываются моментально. Сто лет ведь как отвык спать в одежде с оружием под боком, а как приспичило, так вросло аки родное.
По ушам ударил лай зенитных автоматов. Частое покашливание 37-мм «дырокола» с аккомпанентом из стрекота «Эрликонов». На мост и лагерь бронегренадеров с неба падали самолеты. Легкие одномоторные бомбардировщики.
Видя, как от самолетов отделяются капли бомб, Никифоров упал на землю и закрыл голову рукой. Громыхнуло. Целая серия. Затем противно застучали пулеметы. Самолеты пронеслись над расположением части и ушли на юг. Непонятно причинили ли им какой-то вред зенитки, однако, явно помешали сбросить бомбы прицельно.
— Еще пара таких побудок и я привыкну с опаской смотреть на небо, — поделился Чистяков, когда все немного успокоилось.
— Жалко ребят, Алексей Сергеевич.
Никифоров чувствовал себя не в своей тарелке. Неприятное чувство вины давило. Впрочем, сам же понимал, что все сделал правильно, но не оставляло мерзкое такое ощущение, ведь мог же вчера настоять, чтоб в первую очередь копали укрытия для личного состава. Не настоял.
Мост не пострадал, бомбы легли слишком далеко. Однако саперы понесли очередные потери: двое погибших и трое раненных. Осколками авиабомбы покалечило «Дромадер». У пехоты тоже старуха с косой не прошла мимо. Батальонные врачи только качали головой от того во что превращает тело человека пуля крупнокалиберного пулемета.
Беда не приходит одна. Пропала связь с бригадой. В эфире творилось черт знает, что. Похоже, к северу шел жестокий бой. Эфир доносил треск, обрывки фраз, шумы, кто-то требовал подкреплений, изредка из какофонии звуков можно было выловить переговоры танкистов, короткие команды.
Подполковник Манштейн распорядился занимать круговую оборону. После недолгих раздумий, основные силы батальона он перебросил на правый берег, за мостом остался только один взвод при двух противотанковых пушках. Саперы из подручных материалов наводили переправу, лишней она не будет, перетаскивать пушки и пулеметы по простреливаемому со всех сторон подвесному мосту дело дурное.
Ближе к обеду командование батальона вспомнило про разведку. Два отделения отправились к Тиберии. Первый отряд вернулся быстро, не доезжая города он наткнулся на остатки разгромленной колонны. На удивление вражеская авиация отработала на все сто. Штурмовики и легкие бомбардировщики буквально разметали колонну на шоссе.
Разбитые машины, запах гари, похоронные команды сваливают тела в вороники. Особенности местного ТВД, черт его побери! Обычай хоронить на третий день в условиях войны не действует. И уже не все могут рассчитывать на индивидуальные могилы. Такие братские захоронения становятся привычным делом, увы.
Вторая группа под командованием бравого унтера Афанасия Вдовенко сначала наткнулась на англичан. Разведчики быстро откатились, благо шли на бронемашинах. Сообразив, что явно все идет не так, командир группы поспешил свернуть рейд.
Передовые дозоры англичан появились на горизонте в районе полудня, наткнувшись на кинжальный огонь передового охранения, противник спешно драпанул, бросив своих убитых.
Ближе к вечеру к позициям батальона подошли остатки разбитой части. Сводный танковый взвод и около двух рот пехоты на машинах. Рассказы офицеров и унтеров сводного отряда прояснили ситуацию. Сегодня рано утром основные силы бригады попали в огневой мешок на поле у Хаттинского холма. Затем с флангов ударили танковые части англичан.
— Ты стреляешь, а он идет! Ты стреляешь, а он идет! — горячился чумазый ефрейтор в промасленном комбинезоне. — Я три снаряда в него всадил, а он прет и прет!
— Остановили?
— Он троих выбил, пока его сожгли! Наш взводный его буквально в упор расстрелял. Зашел с боку и всадил в борт «круглоголовика». Тогда полыхнуло.
Пока солдат кормили, начальство батальона насело с расспросами на командовавшей группой штабс-капитана. Как-то незаметно саперы тоже влились в команду, во всяком случае на импровизированном совещании Чистякова и Никифорова восприняли как своих.