Порочный Принц (ЛП)

Он скользит к краю кровати и встает, возвышаясь надо мной, как бог.
Бог смерти.
Теперь я понимаю, его прозвище — причина, по которой его прозвали Смертью. Это не из-за его игры или чего-то в этом роде. Из-за того, как он заканчивает жизнь, не издавая ни звука.
Он сдержан, но безжалостен.
Кажется милым, но на самом деле властный.
Смерть.
И теперь он охотится за мной. Я его следующая цель, и по какой-то причине я думаю, что он никогда не отпустит меня и не покончит со мной.
— Помнишь минет, который ты обломала сегодня? — он приподнимает бровь.
Я хмуро смотрю на него, не желая вспоминать, как эта девушка стояла в том же положении, что и я сейчас, на коленях, без всякой цели, кроме как доставить ему удовольствие.
Нет. Я не она.
Я не замена. Я это я, и Ронану повезло. Ему чертовски повезло, что он заставил меня встать перед ним на колени.
Я делаю это только потому, что он уже упал передо мной на колени не более двух минут назад.
 Если ты принесешь богу жертву, он отпустит тебя.  
Не знаю, почему эти слова приходят в голову, но теперь, когда они там, я не могу от них избавиться.
Кроме того, это не жертва. Если это так, то мне нужно отказаться от чего-то ценного, но я этого не делаю.
Во всяком случае... что-то подталкивает меня к этому.
— Ты возбудилась, когда она раздевала меня, готовая принять мою сперму? — он хватает меня за подбородок, приподнимая голову. — Или ты разозлилась, потому что была не ты?
Я сжимаю губы в тонкую линию, отказываясь отвечать. Он не доберется до меня, и он чертовски уверен, что не заставит меня признаться в том, что я чувствовала тогда, не тогда, когда мне даже не нравится признаваться в этом самой себе.
— Расстегни меня, belle — красавица. Сделай это хорошо.
— Если я не хочу? — я шепчу вопрос.
— Тогда я мог бы связать тебя.
Мои глаза расширяются.
— Нет. Ты читал мою форму — это мое твердое «нет».
— Тогда начинай расстегивать.
Я пристально смотрю на него в течение одной секунды.
Двух.
Трех.
Он тянется ко мне.
— Мы двинемся по моему плану.
— Я сделаю это.
Мой голос трясётся, когда дрожащие пальцы расстегивают его ремень, а затем пуговицу на брюках.
Тот факт, что он планирует и выполнит свои угрозы, толкает меня в другое состояние ума.
Это как идти по темному лесу, но вместо того, чтобы бояться призраков, мне немного не терпится встретиться с ними, увидеть их.
Прикоснуться к ним.
Он отпускает мой подбородок и убирает волосы с лица — наверное, чтобы получше меня рассмотреть.
Я останавливаюсь, как только его брюки соскальзывают с мускулистых бедер и падают вокруг ног. Он остается в темно-синих боксерах, которые облегают его плотную кожу. Я уже видела его бедра раньше на играх и в его экстравагантных селфи, но это первый раз, когда я хочу, чтобы они оказались на мне. Мне все равно как, но я хочу, чтобы эти бедра раздавили меня между, чтобы узнать, так ли они сильны, как выглядят.
— Достань мой член.
Его голос вырывает меня из дурацких мыслей.
Я хочу, чтобы мои пальцы перестали дрожать.
О, Боже.
Ронан всегда — всегда — хвастается тем, какой он большой, и я отчасти надеялась, что это потому, что у него какая-то сложная проблема и он пытался скрыть истинный размер члена.
Что ж, доказательства прямо передо мной.
Он большой, такой большой, что по мне пробегает дрожь страха. Я не девственница, но будет больно.
Будет так больно.
Почему, черт возьми, мои бедра сжимаются при этой мысли?
— Я... я никогда не делала минет.
Не знаю, почему я это говорю, но хочу, чтобы это было.
И все же я не встречаюсь с ним взглядом, когда произношу это.
Со мной определенно что-то не так.
— Кто говорил что-нибудь о минете? — он хватает меня за подбородок, вновь заставляя быть пойманной в ловушку его мерцающим взглядом. — Я собираюсь трахнуть твой рот, belle — красавица.
Моя киска становится скользкой от возбуждения, а пульс грохочет в ушах.
 Черт возьми.  
После этого мне может понадобиться психотерапевт.
 
Ни один здравомыслящий человек не почувствовал бы возбуждения от этих слов, верно?
Прежде чем я успеваю отреагировать, он хватает свой член одной рукой, а другой собирает мои волосы в короткий хвост, а затем прижимает головку к моим губам.
Первое, что я ощущаю на вкус, это характерный соленый вкус предварительной спермы, потом он, потом мне наступает конец. Я даже не жду, прежде чем открыть рот.
В свою очередь, он не притворяется, что делает это медленно.
Первый толчок задевает заднюю часть моего горла — полностью. Я давлюсь собственной слюной, и мой запас воздуха иссякает.
Я кладу обе руки ему на бедра, ногти царапают кожу в инстинктивной попытке оттолкнуть его.
Он прижимает мою голову и душит меня. Слезы текут по щекам, когда я прошу воздуха. Я не плачу; это другие слезы. Слезы вожделения.
— Опусти руки, — приказывает он.
Я исполняю. Я просто исполняю. Я больше не останавливаюсь, чтобы подумать об этом. В тот момент, когда мои безвольные руки касаются пола, он выходит, позволяя мне сделать большой глоток воздуха, прежде чем снова и снова врывается в меня, крадя дыхание и здравомыслие.
Моя грудь сжимается, внутри покалывает, и потребность кончить вновь охватывает меня.
Он превратил меня в нимфоманку. Я не могу перестать думать об оргазме, и о том факте, что я собираюсь заставить его тоже кончить.
Я доставляю ему удовольствие, как он мне.
— Вот так, — рычит он, прикусывая нижнюю губу зубами. — Сделай мой член приятным и влажным, чтобы я мог погрузить его в твою тугую киску. Эта киска хочет мой член, не так ли, belle — красавица?
Рыдание разрывает воздух, и я понимаю, что это исходит от меня в кивке. Я не хочу, но киваю. Я не могу перестать кивать.
Он губит меня, развращает, и я наслаждаюсь каждой секундой этого.
Это отличается от любой из моих фантазий.
Это лучшая фантазия, которая у меня могла быть.
— Сегодня, когда ты застала меня и ту девушку, я не был твёрдым. Я был твёрдым с тобой. — толчок. — Я хотел трахнуть тебя. — толчок. — Погубить тебя. — толчок. — Завладеть тобой.
Я так рада, что его член в моем рте, иначе я бы кричала.
Когда я с ним, я отпускаю все запреты, как будто их никогда и не было, как будто все эти цепи и стены — мое собственное творение.
Он освобождает меня так, как я никогда не думала, что это возможно.
И я ненавижу его за это.
Я ненавижу то, что именно он, из всех людей, заставляет меня почувствовать такую странную принадлежность и абсолютную заброшенность.
Он мой враг.
Он должен быть моим врагом.
Но когда он трахает мой рот, использует его, я не могу не просить большего, желать большего.
Я бы никогда ни перед кем не встала на колени. Это унизительная позиция и символ слабости, но с ним это так не кажется.
С ним все похоже на положение власти, когда я доставляю ему столько же удовольствия, сколько он доставляет мне.
Он говорит, что владеет мной, но я владею им так же, как он владеет мной.
С каждым толчком в мой рот он крадет часть меня, и я тоже краду часть его.
Ту часть, которую он никогда никому не показывает.
Это сдвиг в динамике, игра власти. То, что я стою на коленях, не означает, что мне не хватает власти; это только означает, что я зарабатываю ее совершенно другим способом.
Раздается стук в дверь.
— Ронан? Я принесла булочки Ларса.
Мы оба замираем от голоса Шарлотты — и, замирая, я имею в виду, что Ронан останавливается у меня в горле, удерживая за волосы.
 
Черные точки образуются на периферическом зрении из-за недостатка кислорода. Я борюсь за дыхание, и, может, именно поэтому дымка не рассеивается даже в присутствии кого-то другого. Я все еще плыву по течению, оседлав волну, нуждаясь в большем количестве этого.