Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов) (ЛП)

– Но у нее осталась одна официальная обязанность. 
– Да, она диктует светские темы для Ежедневных известий. Для этого ей не нужно выходить из дома. Заходят жены сенаторов – респектабельные посетители по-прежнему здесь приветствуются – и они сообщают ей все, что для этого нужно. Если ты спросишь мое мнение, то меня этот раздел новостей ужасно утомляет, даже больше, чем спортивные новости. Я бросаю на него лишь беглый взгляд, чтобы увидеть, упоминаются ли влиятельные семьи и правильно ли написаны их имена. Семпрония это знает. Вот почему она и подумала, что может незамеченным послать свое маленькое послание Диоклу через Ежедневные известия. = Он взглянул на портрет и поиграл челюстью взад и вперед. – Мое внимание привлекло слово «книжный червь». Когда мы только поженились, она дала мне такое невинное прозвище: «Мой старый книжный червь». Полагаю, она теперь называеи меня так и за моей спиной, смеясь и шутя с такими друзьями, как этот возничий! 
– А Сафо? 
– Ее друзья иногда так ее называют. 
– Как вы думаете, почему обращение адресовано Диоклу? 
– Несмотря на то, что меня не интересуют скачки, я все же кое-что знаю об этом конкретном возничем – больше, чем мне нужно! Его ведущую лошадь зовут Воробей. Ведь как начинается сообщение? «Книжный червь завтра высунется наружу. Легкой добычей для воробья …» Завтра я буду в Большом цирке … 
– А ваша жена? 
– Семпрония останется здесь, в доме. Я не собираюсь позволять ей публично пялиться на Диокла в его колеснице! 
– Разве вас не будут окружать телохранители? 
– Среди такой толпы, кто знает, какие возможности могут возникнуть, если со мной случится «несчастный случай»? На Форуме или в Сенатском доме я чувствую себя в безопасности, но Большой цирк - это территория Диокла. Там ему известен каждый тупик, каждое укрытие. И ... это вопрос моего зрения. Я более уязвлю, чем другие мужчины, и я знаю это. Семпрония тоже. И Диокл тоже. 
– Позвольте мне убедиться, что я все понял, как надо, консул: вы считаете, что это сообщение вашей от жены Диоклу, а предмет заговора - ваша жизнь ... но у вас нет других доказательств, и вы хотите, чтобы я установил истину. Так? 
– Я оплачу все твои услуги. 
– Зачем же вам обращаться ко мне, консул? Разумеется, у такого человека, как вы, есть свои агенты, сыскари и дознаватели, которым вы доверяете, способным быстрее узнать правду о ваших союзниках и недругах. 
Децим Брут неуверенно кивнул. 
– Тогда почему бы не поручить эту миссию вашим людям? 
– Да, у меня был один такой человек. По имени Скорпус. Вскоре после того, как я изгнал Диокла из дома, я дал ему задание разузнать правду о возничем и моей жене. 
– Что же он обнаружил? 
– Не знаю. Несколько дней назад Скорпус пропал без вести. 
– Он так и не объявился? 
– До вчерашнего дня. Его тело выловили в Тибре, внизу по реке от Рима. На нем не было никаких насильственных следов. Говорят, он, должно быть, упал и утонул. Очень странно. 
– Как же так? Но такое иногда случается. 
– Скорпус был отличным пловцом. 
Я вышел из дома консула со списком всех тех, кого Децим Брут мог назвать из ближайшего окружения своей жены, и с мешочком, полным серебра. В мешочке находилась половина моего гонорара, остальная часть должна была быть выплачена по усмотрению консула. Если его подозрения верны, и я его подведу, я больше ничего не получу. Мертвые не оплачивают долгов. 
 
Остаток дня и до поздней ночи я потратил на то, чтобы узнать все, что мог, о жене консула и этом возничем. Мой друг Луций Клавдий предпочитал вращаться среди богатых и влиятельных персон, но у меня были собственные приоритеты. Я решил, что лучших информаторов о круге близких друзей Семпронии можно найти в сенианских банях. Такие сплоченные группы посещали бани и в общении друг с другом делились различными мыслями. Женщины в своем отделении, мужчины, в своем. Массаж и горячие ванны обычно расслабляют языки, а отсутствие противоположного пола порождает еще большую откровенность. Так, что массажисты, массажистки, носильщики воды и мальчики с полотенцами много чего могли подслушать! 
Были ли Диокл и Семпрония любовниками? Может были, а может и нет. По словам моих информаторов, в банях, передавших из вторых рук сплетни о друзьях Семпронии, Диокл был известен своим острым языком, а Семпрония умела замечать недостатки; их отношения могли быть не чем иным, как обычным желанием пошептаться и посплетничать по углам, подзуживая друг друга. Семпрония выбирала себе друзей, мужчин и женщин, потому что они развлекали ее, радовали глаз или стимулировали ее интеллект. Никто не считал ее рабой страсти; запал, с которым она танцевала или декламировала свои стихи, показывали лишь часть ее персоны, один маленький мазок на портрете волевой женщины, женившей на себе консула, чтобы прочитать все книги в его кабинете. 
Что касается заговора против консула, я не услышал об этом ни единого слова. Окружение Семпронии возмущалось ее заточением и собственным изгнанием из дома консула, но впечатление, полученное от ее купающихся друзей, было скорее безобидным возмущением. Друзья Семпронии считали Децима Брута серытным и безвредным дурачком. Они игриво спорили между собой, сколько времени понадобится Семпронии, чтобы подчинить «старого книжного червя» своей воле и возобновить свои прежние посиделки. 
Одно открытие меня удивило. Если верить банщикам, Серторий, легат-отступник в Испании, был гораздо более горячей темой для разговоров в кругу друзей  Семпронии, чем консул, его жена и возничий. Как и мой друг Луций Клавдий, они считали, что Серторий намеревался оторвать испанские провинции у Рима и стать там правителем. В отличие от Луция, друзья Семпронии тихонечко перешептывались и аплодировали Серторию и его повстанческим планам. 
Децим Брут отвергал друзей своей жены как легкомысленных людей, беспечных, наивных в политике. Я попытался представить себе, чем такой бунтарь, как Серторий, мог приглянуться этим дилетантам. Были ли они просто увлечены сладостно-горьким очарованием, исходящим от его отчаянных шагов? 
После бань я двинулся к Большому Цирку или, точнее, к нескольким тавернам, лупанариям и игорным домам в непосредственной близости от ипподрома. Я давал взятки, когда это было необходимо, но часто мне приходилось упоминать только имя Диокла, чтобы получить информацию. Завсегдатаи Цирка сходились во мнении, что возничему по вкусу всегда были юные атлетки. Его нынешним увлечением была нубийская летучая мышь-акробат, которая выступала в перерывах между гонками колесниц и, как все считали, выступала затем после гонок в частном порядке в спальне Диокла. Конечно, нубийка могла быть лишь прикрытием для других, более серьезных любовных дел  Диокл, а она только помогала подыгрывать ему в этом.. 
Если круг Семпронии гудел о Сертории, то толпы в Цирке, пренебрегая политикой, гудели о скачках следующего дня. Меня мучило неприятное ощущение, что некоторые из моих осведомителей что-то скрывают. Среди разговоров о лошадях и бряцанье игральных костей, хриплого смеха и криков «Помоги мне, Венера!», я почувствовал некоторую тревогу, даже дурное предчувствие. Возможно, это была всего лишь общая нервная вспышка в ночь перед днем забегов колесниц. Или, возможно, к тому времени я выпил слишком много вина и наслушался слишком много разговоров всяких болтунов, чтобы ясно смотреть на вещи.