Глинтвейн на двоих

Она представила, как профессор растроганно благодарит ее, целует ей руку… И тут же она сообразила, что такой услуги он от нее не примет, ни при каких условиях. И тоненькая нить между ними порвется.
— Я выслушала твои условия, — сказала она Игорю, — но у меня есть свои.
— Говори.
— Юлиану Петровичу надо помочь, но инициатива должна исходить от тебя. Понял? Потом, помни, что во многих вопросах он очень щепетилен. Подумай сам, как деликатнее ему предложить. Не вздумай рассказывать о нашем разговоре.
Он кивнул.
— Понимаю. Постараюсь сделать, как надо. Ну, что, покурили? Как тебе «Данхилл»?
— Так, ничего.
— Правда? А меня, знаешь, иногда тянет на «Приму». Я студентом только ее и курил.
Парочка напротив принялась целоваться, не обращая ни на кого внимания. Аня поднялась.
— Поговорили. Пойдем.
  
Глава 14
 
— Через пять минут антракт, — глянув на часы, объявил Савелий. — И тут станет неуютно. Я уже допил минералку. Советую и вам ставить точку.
— За пять минут я еще успею сделать маленькое деловое предложение. Знаете кому? Вам, Юлиан Петрович. Моему любимому преподавателю, давшему мне путевку в жизнь, — «Наполеон» сделал Игоря чуть развязней.
— Дорогой Юлиан Петрович, я люблю откровенность. Мне необходимо пристроить энную сумму, нажитую, сразу оговорюсь, самым законным путем. Пристроить так, чтобы обо мне продолжали говорить как о… меценате. Скажем, вложить в… духовные ценности. В античную литературу. Вы не подсказали бы, Юлиан Петрович, как это удобнее сделать?
Профессор застыл. Рука, державшая фужер, слегка подрагивала.
— Словом, помогите мне, профессор, — умолял Игорь. — Может быть, вам нужны средства, чтобы издать книгу? Или для организации научной конференции? Для стажировки? Только скажите.
В обычных условиях профессор, возможно, заподозрил бы в этом предложении какой-то подвох. Но не теперь. Мешала ситуация игры, втянувшей в себя Аргуса исподволь. Мешали несколько фужеров шампанского, заставлявшие оценивать события не вполне адекватно. Мешали переживания последних дней. Он заговорил:
— Вы действительно уверены, что вкладывать деньги в… как вы выразились… духовные ценности… выгодно?
— За него не беспокойтесь. Он свою выгоду не пропустит, — вмешался Савелий.
Игорь усмехнулся:
— Правильно. Не упущу. Так что ж тут плохого? Все верно, Юлиан Петрович, насчет выгоды, хотя есть нюансы. Скажем, издавая ваш научный труд, вы ведь не забудете поблагодарить своего мецената за содействие? Крупным шрифтом, где-нибудь на титуле? Впрочем, если это покажется вам неудобным… Говорите, Юлиан Петрович!
— Признаюсь, если бы ваша фирма взялась профинансировать одну загранкомандировку… — начал профессор. — Но, боюсь, сумма покажется вам слишком значительной.
— Назовите сумму, Юлиан Петрович. Может быть, мы не испугаемся.
Не без внутреннего трепета профессор назвал сумму. После короткой паузы Игорь рассмеялся.
— Я же говорил, что сумма слишком велика, — с раздражением проговорил профессор.
— Нет, что вы, я совсем не о том, Юлиан Петрович. Это у меня нервное. Словом фирма может себе это позволить. Детали мы обговорим потом.
В это время на бар накатилась волна посетителей — тех счастливчиков, которые увидели первое действие «Антигоны». Четверо, сидевших за первым столиком, поднялись.
Профессор в это время переживал нечто вроде филологической эйфории. Как никогда, он осознал, что, кроме рока, в драме человеческой жизни действует еще и фортуна — значительно реже, но действует. Проигравшим жизненный поединок она может улыбнуться — подарить утешение. Полчаса назад он переживал очередную утрату — девушку, скрасившую его грустный, одинокий вечер, увлек другой. Он умел переживать и не такие потери. Свою потерю он осознал окончательно, когда увидел их, возвращающихся, — довольных друг другом, сияющих. Тогда он понял, что между ним и нею достигнуто полное взаимопонимание. Что ж, пусть. Хорошо, что это случилось теперь, когда игра не зашла слишком далеко.
 
Греция, которую он все же увидит, была его утешительным призом в проигранном соревновании. Возбужденный этим маленьким событием, он позабыв даже о том, что Аня, пусть даже и увлекшаяся молодым привлекательным человеком, все же — его спутница. Он не догадался взять ее под руку, когда они выходили из театра, и это сделал за него Игорь. Он не заметил, каким жалким стало на мгновение ее лицо, не поймал брошенного ею укоризненного взгляда. Он рассеянно записал номер телефона Савелия, оставил ему свой, принял визитную карточку Игоря. Савелий повторил свое приглашение в мастерскую и назвал дату, время и адрес, которые профессор машинально перенес в блокнот. Все его мысли занимала будущая поездка. Вновь и вновь он, удивительно не похожий на самого себя, задавал вопросы Игорю. А тот отвечал, снисходительно улыбаясь и прижимая к себе локоть Ани, так, что она наконец отобрала свою руку. Но профессор не заметил и этих превращений.
— Заключительная стадия театрального вечера, — объявил Игорь, которого трудно было чем-нибудь выбить из колеи. — Сейчас я всех развожу по домам. В своей скромной «тойоте».
— Я пойду пешком, — заявил Савелий, впавший в какое-то мрачное настроение. — Так я жду вас, профессор. Вместе с вашей знакомой.
— Конечно, конечно, — рассеянно ответил Аргус.
— Неужели вы сядете за руль, Игорь? — поинтересовалась Аня. Она выглядела совершенно растерянной. — После коньяка? Может быть, мы сами доберемся?
— Кто вам сказал, что я сяду за руль? — засмеялся Игорь.
За рулем «тойоты» дремал хмурый шофер. Игорь усадил профессора на переднее сиденье. Сам уселся сзади с молчаливой Аней. Она выглядела хмурой и раздраженной, и это настолько бросалось в глаза, что Игорь не осмелился повторить ни одного, даже самого невинного приема, из тех, к которым он пробовал прибегнуть в «Поп-театре». Разговор в салоне ограничился выяснением, кто где живет.
Первой привезли Аню. Она подала сидящим руку — профессор машинально ее пожал, Игорь приник губами. Захлопнув дверь «тойоты», Аня бросилась к подъезду, как будто за ней гнались. Это странное поведение не ускользнуло даже от внимания профессора, который озадаченно смотрел ей вслед, выходя из филологического ступора. Игорь только усмехнулся и покачал головой.
  
Глава 15
 
В подъезде она остановилась и попыталась взять себя в руки. Да, вечер кончился не так удачно, как начинался. Получалось, что она своими же руками подготовила себе ловушку. Пропади пропадом, эта страна, куда она отправила своего профессора! Ей был нестерпимо думать и о том, что профессор никогда не узнает, кому он обязан счастливым поворотом фортуны. Больше всего ее мучило чувство унижения, охватившее ее в тот момент, когда Аргус начал откровенно игнорировать спутницу. Ане хотелось плакать. Но плакать она привыкла у себя дома. Мысль о том, что могло произойти в квартире в ее отсутствие, отвлекла Аню от горя. Лифт блуждал между этажами, и она бегом взлетела на свою площадку.
Первым ее чувством было облегчение: мебель цела, телевизор, богемское стекло, посуда — все цело. Однако, внимательно присмотревшись, Аня обнаружила изменения в обстановке.
По предметам можно было восстановить события, происходившие в квартире после ее ухода. Вот пепельница с множеством раздавленных «бычков», — разборка происходила тут, в довольно нервной обстановке, но окончилась, по-видимому, трубкой мира.
Потом молодожены перебрались на кухню, где закрепили успех в переговорах. Аня обнаружила, что из бара исчезла бутылка ее любимого «Токая». Исследовав пустые бокалы на столе, она безошибочно уловила неповторимый букет.
Но самое неприятное открытие ждало в спальне. Ее постель выглядела всклокоченной, как будто тут происходил бой быков. Откинув одеяло, Аня по некоторым характерным признакам безошибочно определила, что в ее постели занимались любовью. Таким образом, согласие между ее бывшим мужем и его настоящей женой было безусловно достигнуто. Но это служило сомнительным утешением.