Без права на слабость (СИ)

– Я Серёжа, – и снова в уголке губ искрой проскакивает что-то тёмное, никак не вяжущееся с амплуа пай-мальчика. – Представился, теперь на полных правах могу угостить тебя мороженым…
То, как тягуче он произносит это «мороженым» пробирает так, что ветра не надо несмотря на небывалое пекло, нехарактерное началу ноября. Откуда такой дискомфорт? Неужели всё дело в первоначальном разочаровании?
Вернувшись с обещанным десертом, Сергей предлагает поменяться местами, сославшись на слепящее солнце, по той же причине сам остаётся в очках. Он много говорит и заразительно смеётся, рассказывая, как с утра ездил загород, чтобы набрать на опушке ромашки, потому что в ночь нашего знакомства я призналась, что равнодушна к красоте селекционных цветов, а диких – таких удивительных, настоящих – ни разу даже не нюхала.
Отодвинув букет от греха подальше, на самый край пластикового стола, наслаждаюсь обволакивающим тембром его голоса, нежным пломбиром с ярко выраженным вкусом фисташек и периодически ловлю себя на мысли, что постепенно оттаиваю. Мне давно не было так спокойно. Беда мне нравится, даже его зловещие ухмылки скорее будоражат, чем отталкивают. Одни только чёртовы авиаторы мешают полностью расслабиться, потому что без возможности видеть его глаза картинка по-прежнему остаётся неполной.
– Ты в курсе, что уже без четверти два, а мы ещё даже голубей не кормили? – внезапно вспоминает он дурацкий план идеального свидания, в шутку набросанный нами не далее как на прошлой неделе. Там ещё фигурировали прогулка по ботаническому саду, где, если верить газетам попрошайничает наглый выводок бельчат, и поцелуй под дождём (тогда мне это показалось жутко романтичным). – Бедные птички остались без обеда. Предлагаю начать исправляться прямо сейчас, а потом поедем к белочкам, у меня в бардачке припрятаны два пакета арахиса.
Мне уже никаких плановых мероприятий не нужно. Его голос звучит так мягко и ласково, что я куда-то плыву, как под гипнозом. Не утонуть бы.
– Ты видишь хоть одного голубя? – отзываюсь, лениво повертев головой. – Я – нет.
Тучек тоже, слава богу, не наблюдается – додумываю краснея. Всё-таки целоваться в первый день глупая затея.
Беда вновь улыбается. У него выразительная мимика, а ещё красивые чётко очерченные губы, которые он всё чаще покусывает. Волнуется?
– Это меня и пугает, они наверняка затаились. Боюсь если будем тянуть нас может постичь участь во-о-он того памятника, который с белой горкой на макушке, – хохотнув, он убирает со столика свой телефон, добавляя зловещим шёпотом: – Бойся не бури, бойся затишья…
По позвоночнику почему-то проходит холодок и сразу же вспоминается куча отложенных дел: не выглаженное бельё, неприготовленный ужин. Папа будет разочарован.
– Ты не против продолжить как-нибудь в другой раз? Мне домой пора.
– Что-то не так?
– Да нет, всё супер! – спешу заверить, заметив, как он ощутимо напрягся. – Боюсь не успеть на раздачу «грамот» нерадивым хозяйкам.
– Так может, я подброшу? – проигнорировав мой отрицательный жест, он энергично встряхивает поникший букет. – Ромашкам срочно нужна вода. Ты ведь хочешь, чтобы они как можно дольше радовали тебя своим, кхм-м… неповторимым ароматом?
Видно, что Беда пытается сдержаться, но всё-таки заходится сочувствующим смешком. Его непосредственность подкупает, другой бы смутился так облажавшись на первом свидании.
– Только если притормозишь, не заезжая во двор.
Не хочу, чтобы нас увидели соседи, иначе папа снова затянет старую лекцию о пестиках и тычинках, а я ещё после прошлой не отошла. Это ж надо было закрутить: «Что бы ни твердили о равенстве, не все цветы полезно скрещивать. Будь бдительна, Валерия – такую королевскую лилию обязательно попытается опылить какой-нибудь ползучий лютик».
Машина Сергея – как же я ненавижу это имя! – чистенькая, глянцевая с хромированной эмблемой Ауди, ползучему лютику явно не по карману, но знакомство с папой всё же лучше отложить.
– Прошу, – заразительно улыбается он, придерживая для меня пассажирскую дверь. Я послушно сажусь, стараясь не слишком ошеломлённо разглядывать отделанный кремовой кожей салон. До сегодняшнего дня частное такси лучшее, на чём мне доводилось ездить. К тому же сам водитель, бесспорно, приятнейший из всех, кто меня возил. И тут мой без пяти минут идеальный парень, провалив первую попытку тронуть эту махину с места, со всей дури лупит кулаком по рулю: – как же ты меня на хрен достала!
 
Внезапно, однако.
– Может я пешком?
Мой писк теряется в сигнале клаксона и звуке завизжавшей на старте резины.
– Всё путём. Лошадка новая совсем, никак к ней не привыкну, – тронувшись с места, он опускает авиаторы на кончик носа и смеряет меня быстрым взглядом.
«Верни на место очки!» – ору про себя, сжимая покрепче букет, потому что взгляд этот такой – базуки не надо. Его глаза голубовато-серого цвета, светлые-светлые, как вода в лесном ручье у самого истока, ледяные до онемения пальцев и зябких мурашек вдоль позвонков.
Стрелка на спидометре набирает обороты. Моё волнение так же.
Он разве спрашивал адрес?
А это что? Напротив центральных ворот парка седой старичок брызгает из пульверизатора стоящее в ведёрке облако пёстрых цветов, среди которых зверобой, колокольчики и… с десяток лесных ромашек.
Загород говорит, ездил?!
– Ты не везёшь меня домой, – резюмирую чужим голосом, под короткий щелчок замков, блокирующих дверцы. Теперь даже на ходу не выскочить.
– Сегодня ты села не в то такси, Лерочка, – иронично тянет Беда, не отрывая напряжённого взгляда от дороги. – Сиди тихо и я обещаю, больно не будет.
Думаю это последнее, что слышат перед смертью жертвы маньяков.
  
Посмеялись и хватит
 
Вжавшись спиной в сидение, я провожаю затравленным взглядом знакомый и безопасный центр, пока стрелка на спидометре неумолимо близится к отметке сто, расширяя и без того богатый спектр возможных неприятностей.
Даже если мы с божьей помощью ни во что не врежемся, то через несколько кварталов въедем на территорию старых складов – раковую опухоль на карте нашего города. Район, в котором концентрация ворья, наркоманов и проституток способна впечатлить видавших виды сплетниц, а «правосудие» вершится кулаками, в тени заброшек и безлюдных подворотен.
Чем запущеннее становятся фасады зданий, чем неприветливее выглядят лица прохожих, тем громче кричит мой внутренний голос, умоляя сделать хоть что-нибудь пока не стало поздно. Паника, злость, желание спастись – всё закручивается в водоворот инстинктов, перенимающий контроль над осторожностью.
– Тормози, говорю! – шиплю, цепляясь обеими руками в лицо похитителя. – Никуда я с тобой не поеду!
– Идиотка, – рычит он, пытаясь увернуться от моих ногтей. – Угробить нас хочешь?!
Слетевшие очки с глухим стуком ударяются о консоль и отлетают куда-то нам под ноги. Теперь мне ничего не мешает дотянуться до незащищённых глаз в расчёте, что боль заставит его ударить по тормозам. Но в это самое время машину подбрасывает на выбоине, затем круто заносит, едва не впечатывая передним крылом в переполненные мусорные контейнеры.
Пара бездомных кошек истошно мяукая, бросается врассыпную, отвлекая моё внимание от боли в ушибленном плече. Слава богу, вроде ни одна не пострадала.
– Ещё одна такая выходка и я спущу курок, – одной рукой пытаясь вырулить обратно, Беда вжимает мне в висок дуло пистолета. – Усекла?
Нехристь. Всё внутри меня вскипает от желания вцепиться в него по новой, но чего греха таить – этот псих мастерски умеет подбирать аргументы.
– Убери, – шепчу не своим голосом, пытаясь скосить глаза в сторону оружия. В фильмах ствол выглядит массивнее, хотя кто его знает, каким он должен быть на деле. По крайней мере это явно не рогатка.
– Фак! – отвлёкшись, он всё же таранит один из баков, опрокидывая на глянцевый капот лавину разносортного мусора. – Чёртова помойка…
Холодная сталь, дрогнув, скользит в сторону и болезненно упирается мне в ухо. Более чем реалистично – бодрит на раз. Медленный вдох как испытание в ожидании случайного выстрела, а следом переломный момент. Ничто так не губит шансы спастись как пуля, пущенная в череп.