Барин-Шабарин 6 (СИ)

Значит, и у него, Слейда, есть время.
— Бах! — неожиданно снаряд прилетел прямо по флагману адмирала Слейда.
Адольфус пригнулся, но тут же, выпрямившись, с гордо поднятым подбородком стал подниматься на палубу. А там уже была пробоина и начиналась борьба за живучесть корабля. Нет, от одного попадания корабль не пойдёт ко дну, но это попадание уже случилось! Как это вышло?
  
— Открыть ответный огонь! — прокричал адмирал Слейд, устремляясь на капитанский мостик.
Вот только стрелять было не по кому. Русские корабли шли почти без света и фонарей. Лишь на корме каждого русского вымпела тускло светил огонь. Это было сделано лишь для того, чтобы корабли в темноте могли видеть сигналы друг друга.
— Бах-бах-бах! — почти половина левого борта флагмана турецкого флота разрядила свои орудия.
Слейд, взбежав на капитанский мостик, стал рассматривать врага в зрительную трубу. Тусклые очертания русских вымпелов уже виднелись, но они были ещё слишком далеко, чтобы русские могли вести огонь. Он недоверчиво обернулся туда, где видел пробоину, но тут же вновь вернул взор вперёд. Адмирал достал дальномер и стал делать вычисления. Его флагман произвёл ещё один залп, но было видно — снаряды более чем на морскую милю не долетают до русских.
— Бах! — ещё один прилёт русского снаряда пришёлся прямо по ватерлинии турецкого флагмана.
— Дьявол их побери! У русских не может и не должно быть таких орудий, чтобы стреляли так далеко! — прокричал адмирал.
— Вижу силуэты вражеских кораблей, совершающих манёвр обхода! — выкрикнул один из турецких офицеров.
Возможно, самый толковый из всего турецкого флота.
— Срочно отправьте шлюпку на берег! Нужно потушить все сигнальные огни, костры! Русские ориентируются на них! — последовал приказ от адмирала.
Но весь его опыт, всё его теперь сознание кричало о том, что он, Адольфус Слейд, уже проигрывает это сражение. Сдаваться он не собирался. Нужно было придумать, как действовать дальше.
Русские взяли полную инициативу на себя, и теперь приходилось лишь подстраиваться под их тактику.
  
Глава 2
 
— Ну, в добрый путь! — сказал я, поднимая рюмку с екатеринославской водкой.
— Всем нам в добрый путь! — произнёс Вовчик Лопух, в смысле, Владимир Лопухин, жандармский полковник.
Мы сидели в отдельном кабинете ресторана «Морица» и уже откровенно пили водку. Я не падок на крепкие напитки, но иногда можно себе позволить, особенно после большой проделанной работы. Да и скрепляет, пусть редкая, но меткая пьянка отношения.
А у меня только наметился союз в Третьим Отделением. Уже скоро Лопухин отправляется в Петербург и везет с собой большой улов в виде английского шпиона. Мирский… При побеге помер. Неожиданная и нелепая смерть: напоролся на нож и так десять раз. Вообще люди не следят за своим имуществом, разбрасывают ножи где не попадя.
Если серьезно, то Мирский был тем, кто мог немало каких глупостей наговорить при следствии. А еще… Я не был намерен прощать ему предательство и то, что Святополк действовал против моей семьи. С англичанином немного проще. Он действовать в национальных интересах своей стран. Все равно тварь, но такая… Недостаточная, чтобы я собственными руками убил. Да и в интересах страны оставить в живых шпиона, ну и в моих интересах, если Лопухин не обманет и мое имя будет звучать так, как у него в бумагах.
— Алексей Петрович, вы только не злоупотребляйте хлебным вином. Послезавтра мы с вами выдвигаемся, смею вам напомнить, — с улыбкой, полушутя, наставлял меня профессор Пирогов.
— Завтра отсыпной день перед отъездом! — произнёс я в своё оправдание, словив на себе укоряющий взгляд жены.
Намекает, что перед уходом на фронт она мне спокойно поспать не даст. А я могу быть не в той кондиции. Да я и не против, обеими руками за. И не только этими частями тела. Я человек достаточно прямой, потому после обследования Лизы Пироговым напрямую спросил у Николая Ивановича, можно ли мне исполнять свои супружеские обязанности. Ответ был: «Можно, но осторожно».
В связи с последними событиями Лиза ощущала недомогание. Но, слава Богу, всё обошлось.
— И всё же, Алексей Петрович, не будет ли вам много славы? — спросил Лопухин.
— Вы о том, что обо мне написали в Петербургских ведомостях? — догадался я, к чему клонит жандарм.
— В том числе. А ещё я уже отправил доклад графу Орлову, как вы ловко справились с английским шпионом, — сказал полковник.
Я лишь усмехнулся. Пакет, который был отправлен Лопухиным, был ловко вскрыт моими людьми, переписан и доставлен мне. Должен же я знать, что пишет ещё недавно бывший мне неприятелем полковник. Может те бумаги, что мы с ним составляли все же фикция, а Лопухин все равно ведет свою игру против меня.
Жизнь по принципу «доверяй, но проверяй» — наверное, единственно правильная. Однако, это единственное правило, которое я не хочу использовать в отношении жены. Нет для того повода. Да и должна быть у каждого человека в жизни своя отдушина. Свой тыл. Домик, в котором можно спрятаться от всех невзгод, напитаться силами, чтобы продолжить свою борьбу.
В докладе том, к моему удивлению, была похвала и почти правдивое изложение того, какой я молодец. Наверное, это моё упущение, что более чем за четыре года знакомства я только сейчас нашёл общий язык и точки соприкосновения с губернским жандармом. А нужно было вот так, в русской традиции, пару раз напиться и высказать друг другу все обиды. Для общего дела это было бы полезно. Ну да лучше поздно, чем никогда.
— Господа, дамы, позвольте сказать мне! — со своего стула привстал полковник Новгородского пехотного полка Пётр Евграфович Нижегородский. — Не думал, господа, милые дамы, что встречу здесь столь неравнодушных людей, кои уже воюют с супостатом. То, что вы делаете — великое начинание. За вас!
Нижегородский залпом махнул рюмку водки и лихо подхватил на вилку солёный груздь. Выпили и мы. Лишь Елизавета Дмитриевна украдкой, но так, чтобы было заметно только мне, с укоризной посмотрела, как очередная порция прозрачной, как слеза, водки отправляется в мой организм. Волнуется, что буду не в состоянии предаться утехам любви? Зря.
Присутствующая тут супруга Лопухина, Настена, дочка моего крестного, пили шампанское.
— Господа, милые дамы! Мы начинаем наш благотворительный аукцион. Все средства, собранные на нём, пойдут в Фонд Благочиния и будут использованы для закупок всего необходимого для наших доблестных войск, — услышали мы в отдельном кабинете, как в общем зале громогласно вещал Миловидов.
— Господа, не желаете принять участие в аукционе? — с лукавством спросил я.
Господа и дамы желали. Не знаю пока, будут ли они участвовать в аукционе, но пропустить это шоу не хотели.
Я бросил очередной взгляд на стопку газет, лежащих на маленьком столике в углу обеденного кабинета, и поспешил вслед за остальными гостями в общий зал.
Мне придётся проставляться Хвостовскому. Это же благодаря ему в главной российской газете — «Петербургских ведомостях» — вышла большая и пространная статья про меня и про то, как я уже помогаю фронту.
Хвостовский, получив от меня ещё два стихотворения Есенина, отправился в столицу Российской империи, чтобы уже издать свой небольшой сборник стихов. И в этом я оказываюсь с ним в соавторстве. Весь ряд песен, которые уже вовсю исполняются не только в Екатеринославской губернии, также будут опубликованы в том сборнике.
И отплатил мне русский поэт предобрейшим. Он смог выйти на редакцию «Петербургских ведомостей» и заказать даже не одну, а, что следует из его письма, сразу три статьи про меня и про Екатеринославскую губернию. Ну или про меня, частью про генерал-губернатора Новороссии Фабра.
  
И да, утверждая, что Хвостовский — поэт, я нисколько не насмехаюсь над ним. Те стихи из будущего, которые я ему подарил, — это лишь небольшой процент среди всего того творчества, которое уже начинает привлекать читателя.