Таверна с изюминкой

И проклятые окна надо помыть. Ведь кто, если не я?
Я налила воды, капнула в нее чистящее средство и отправилась на балкон, намереваясь сначала разобраться с самым страшным. Помыла все открывающиеся фрамуги, потом забралась на стул и, вцепившись побелевшими пальцами в край, начала тереть те, что не открывались.
С одной справилась. Со второй. С третьей. Оставалась последняя, угловая, до которой сложнее всего было дотянуться.
  
От одного взгляда на бетонную парковку внизу закружилась голова, но я мужественно взяла себя в руки и высунулась из окна.
И в этот момент за спиной раздалось:
– А можно было сначала завтрак приготовить, а уже потом уборками заниматься?!
От неожиданности я вздрогнула и выронила тряпку из рук. Пальцы со скрипом проехались по стеклу в тщетной попытке остановить падение, а в следующую секунду меня захлестнуло ужасом от ощущения невесомости: я перевалилась через бортик балкона.
Последнее, что увидела – это физиономию мужа, обеспокоенного отсутствием полноценного завтрака.
 
Глава 2
 
Что-то мокрое, холодное, дурно пахнущее упало мне на лицо и облепило щеки. Я тут же сдернула это с себя, кривясь от неприятного ощущения, и открыла глаза. В моих руках была тряпка. Вонючая, ворсистая. Такими в казенных учреждениях моют полы.
Только что ею умыли мое лицо.
Под лопатками я чувствовала твердые доски пола, на коже – влажные следы, оставленные тряпкой.
– Довольно разлеживаться, кляча тощая! – раздался где-то сверху визгливый женский голос, и я поморщилась уже во второй раз.
Зачем так орать?
От каждого звука голова, тяжелая, как чугунный котелок, взрывалась болью. Никак не получалось собраться с мыслями и вспомнить, где я нахожусь.
Кстати, «кляча тощая» – это мне?
– Вы только посмотрите на нее! Совсем стыд потеряла! – первому голосу вторил другой, тоже женский, только басовитый. Перед глазами сразу нарисовался образ лихой атаманши из старого мультика. Той, что с гитарой, черным хвостом волос на макушке и крупной родинкой на щеке.
– Где я? – слабо шепнула я, пытаясь приподняться на локтях.
– Ты что, со стула рухнула, когда окна мыла? – пробасили рядом. – Головой ударилась? Но тебе все равно придется готовить нам завтрак.
Окна!
От внезапного воспоминания я резко села, и внутри черепной коробки случился мини атомный взрыв. На миг меня ослепила яркая белая вспышка, следом перед глазами потемнело, а потом сквозь пелену слез я увидела перед собой размытые силуэты.
Пришлось поморгать, чтобы неясные образы обрели детали.
Надо мной возвышались две незнакомые брюнетки, будто сошедшие со страниц исторического романа. Одна стояла, скрестив руки на груди, другая – уперев их в бока. Обе откормленные, с короткими шеями и круглыми красными щеками. Пышные платья делали фигуры этих дородных девиц еще более громоздкими, а корсеты трещали по швам в попытке создать им талии.
На врачей в больнице, куда меня доставили после падения с десятого этажа, толстушки похожи не были, на ангелов в раю – тоже. Я терялась в догадках.
Наверное, нельзя рухнуть с такой запредельной высоты на бетонную парковку и остаться в живых. Я должна была очнуться в медицинской палате, вся в бинтах и увешенная капельницами, или не очнуться вовсе, а вместо этого, целая и невредимая, сидела на полу в незнакомом месте и слушала верещание странно одетых толстух.
– Бездельница! Уже восемь утра, а окна до сих пор грязные, полы немытые, завтрак не готов. Мы тут с сестрой и матушкой с голоду пухнем, а она лежит себе отдыхает.
– Лентяйка! Лишь бы ничего не делать.
Я незаметно ущипнула себя за руку. Боль ощущалась вполне реальной, и все равно каждую секунду времени мне казалось, что я вот-вот проснусь.
– А ну марш на кухню! И чтобы к девяти часам на столе были блины с вареньем и свежие булочки, а не успеешь…
Тем временем к моим собственным воспоминаниям начали примешиваться чужие, вливаясь в них тонкой струйкой, словно молоко в кофе.
И чем больше я узнавала о жизни некой Хлои Фалмер, за которую меня здесь, судя по всему, приняли, тем выше ползли мои брови вверх.
Ощущение сна не покидало ни на миг, и я решила плыть по течению, играя отведенную мне роль в этом театре абсурда.
– Я ваша служанка? – я неуклюже поднялась на ноги, так что наши с девицами глаза оказались на одном уровне. – Вы платите мне жалование? Или я работаю на вас бесплатно?
Ответ я знала. Этот вопрос был с подвохом.
Негодующие толстушки вдруг замерли с открытыми ртами. Затем переглянулись.
Наконец та, что говорила рокочущим басом, набрала полную грудь воздуха и выдала, стремительно краснея:
– Да как ты смеешь хамить нам! Дрянь неблагодарная!
– А за что мне вас благодарить? – сказала я спокойным тоном. – Я готовлю, стираю, убираю. Встаю с рассветом, ложусь с закатом. Тружусь на вас с утра до ночи, выполняю все обязанности служанки, но за свою работу не получаю ни гроша.
«Блин, совсем как у себя дома», – подумала я и вслух добавила:
– Это вы должны быть благодарны мне.
Все мое тело охватила странная легкость. Этим наглым особам, оборзевшим в край, я говорила то, что давно мечтала высказать своему мужу, но боялась скандалов. В свое время я не смогла поставить на место Николая, но сейчас с удовольствием ставила – их. И за спиной будто распускались крылья.
От моих слов девицы на некоторое время потеряли дар речи. Таращась на меня, они, как рыбы, безмолвно открывали и закрывали рты.
– Ну, – вздернула я бровь. – Жду благодарности. Скажите мне спасибо за те годы, что я на вас батрачила.
Атаманша – я вспомнила, что ее звали Рут, – сделала такой глубокий вдох, что казалось, корсет вот-вот лопнет под напором ее раздавшейся груди.
– Хамка! – закричала она, брызжа слюной. – Грубиянка! Пререкаться с нами вздумала! Да, денег мы тебе не платим. А ешь ты за чей счет? А крыша над головой у тебя благодаря кому?
Циркулярная пила по имени Марша активно ей поддакивала.
От такой наглости у меня аж лицо вытянулось.
Либо эти стервы считали свою сводную сестру Хлою последней дурочкой, либо не блистали умом сами. А может, были искренне уверены, что сумели затюкать бедняжку так, что она позабыла истинное положение дел.
– И дом этот мой, – качая головой, ответила я. – От батюшки покойного мне достался. И не вы меня кормите, а я – вас. Все эти годы вы с мачехой проедаете мое наследство. И кстати, почему я вообще терплю вас, таких нахалок, под своей крышей?
Обомлевшие девицы смотрели на меня круглыми глазами и растерянно моргали.
А я подумала, почему бы и правда не выставить это змеиное семейство вон из своего дома.
Когда отец умер – поскользнулся на оледеневшем крыльце и разбил голову о ступеньку, Хлое было десять. Едва девочка лишилась единственного защитника, мачеха и сводные сестры устроили бедняжке ад на земле.
С той поры бывшая хозяйка моего тела трудилась, не покладая рук. В одиночку драила большой дом, обстирывала всю семью, на обед и ужин готовила королевский пир, а сама питалась объедками со стола.
От тяжелой работы нежные пальчики Хлои быстро огрубели и покрылись мозолями. От недоедания под кожей проступили полоски ребер. Пока сводные сестры с трудом пытались затянуть свои откормленные телеса в корсеты, талию Хлои можно было обхватить двумя ладонями без всякого корсета вовсе.
Что бы падчерица ни делала, как бы ни старалась, не могла заслужить похвалы. Ни разу за все эти годы несчастная зашуганная сиротка не услышала в свою сторону ни одного доброго слова. Тощая кляча, лентяйка, балбеска – так обращались к ней неблагодарные родственницы.
  
Вспомнив свою жизнь с Николаем, я прониклась к Хлое искренним сочувствием.
Нет, не буду больше терпеть! Устала моя шея кого-то на себе везти. Выгоню этих паразиток прямо сейчас! Как пишут психологи в интернете, от токсичного окружения надо избавляться, и я была твердо намерена последовать их совету.