Запах Вереска (СИ)

- Что за... – механически держа в объятиях Эрику и Диану, просипел, наконец, «счастливый» именинник.
- С днем рождения, Валгири, – ухмыльнулся прислонившийся плечом к дверному косяку Алан.
====== Что думает...? ======
В твоем теле любовь, но ты не можешь держать ее внутри,
Она льется из твоих глаз и выплескивается из кожи.
Нежнейшее прикосновение оставляет самый темный из следов,
И самый ласковый поцелуй разбивает самое жестокое из сердец.
Самое жестокое из сердец
Самое жестокое из сердец
Самое жестокое из сердец
В твоем теле любовь, но ты не можешь выпустить ее наружу,
Она застряла в твоей голове, не хочет срываться с губ.
Липнет к языку и проявляется на лице
Так, что у самых сладких слов самый горький вкус...
Florence and the Machine – “Hardest of hearts”
Кайрен Валгири думает, что в последнее время он все больше чувствует себя человеком. Каким-то неправильным, покореженным и с атрофированными чувствами. Эмоциональный инвалид, как бы сказали современные мозгoправы. Увы, но в его время еще не существовало оных. Хотя они не были ему нужны ни тогда, ни, тем более, сейчас. От него по-прежнему пахнет бешенством и кровью. Но теперь он медленно оттаивает. Он учится жить, учится чувствовать. Семья за это готова повизгивать в экстазе. Кайрен думает, что в то утро ему все-таки надо было вышвырнуть из замка открывшего пинком дверь в столовую чумазого дизайнера. Только вместо этого он уже через какое-то время сам спасал этого мелкого засранца от чужаков.
Альфа знает, что в последнее время слишком много думает об Алане Салливане. Не думать о нем уже невозможно, потому что теперь почти каждый вечер они проводят в компании друг друга. Они играют в шахматы, и обычно Кайрен готов в конце прибить белобрысого гада за его нахальную ухмылку. Салливан единственный, кому удалось победить его. Но бывают и другие вечера. Когда Алан сворачивается клубком в его кресле и, укрывшись пледом, из-под ресниц наблюдает за его работой. Он молчит и дышит глубоко. Его сердце бьется ровно, и чувства лежат перед альфой, как десятки исписанных страниц. Кайрен читает их и сам не замечает, как начинает дышать в унисон с блондином. А еще есть ночи, когда Алан с головой уходит в чтение очередного древнего фолианта из старой библиотеки. Сидя на белоснежном мехе медведя, скрестив под собой ноги и еле шевеля губами. Его взгляд сосредоточен, а брови хмурятся. Огонь трещит в камине и сотнями языков золотит его кожу. Он играет бликами в его растрепанных волосах и блестит на влажных губах.
Эти ночи стоят перед глазами в ту минуту, когда он когтями вырывает горло очередного оборотня и облизывает окровавленную пасть. Он видит их, пока его волки разрывают в клочья все семейство Килириона. Теперь его соседи трижды подумают перед тем, как лезть к мальчишкам его клана и похищать их. А пока альфа этого клана лежит с разорванными сухожилиями возле его ног и, придавленный к полу силой желтоглазого оборотня, бессильно воет, пока на его глазах рвут на куски его сыновей.
Кайрен смотрит на это жалкое зрелище, а перед глазами стоит ОН. В белых шерстяных носках, потертых джинсах и в теплом сером свитере. Растянутая горловина которого, съехав в сторону, обнажает белую шею и крепкое плечо. Его волосы, растрепанные и распущенные, блестят в языках пламени. В стальных глазах сотнями нитей играет голубой шторм, а уста кривятся в уже хорошо знакомой хулиганской ухмылке. Образ в мыслях настолько реален, что он наяву чувствует запах человека.
Кайрен думает, что в его жизни было много ночей и будет еще не одна. Но теперь проводить их он будет в своем замке...
 «Сказки», – подумал бы Алан лишь какой-то год назад, если бы ему рассказали об оборотнях.
Но ничего. Теперь он каждое утро завтракает в кругу вампиров и оборотней. Сам является любимчиком хозяйки местной кондитерской. Пьет днем кофе в ресторанчике очаровательных сестричек-полукровок, ведя философские беседы со святым отцом, который сам чистокровный вампир, и с милейшим доктором Эботом. Словом, на вопрос отца: «Сына, как там у вас дела?» – Алан всегда отвечает: «Шикарно!»
 
Если бы несколько месяцев назад его спросили о том, что он думает о самом старшем Валгири, то он поморщился бы и ответил, что это больной ублюдок с комплексом Бога. Сейчас же он думает, что Кайрен Валгири разный. Грубый, неотесанный, наглый, бесцеремонный, хам. А еще очень внимательный, умный, понимающий и преданный. Даже в своем человеческом обличии он больше напоминает зверя. Красивого до одури и скалящегося от боли в многочисленных ранах. Порой Салливану кажется, что он вот-вот увидит их. Безобразные, кровоточащие и по сей день. Их тень скрыта в колючем взгляде, резких грубых словах и холодности. Но теперь Алан учится видеть то, что сокрыто за всем этим. Оно порой пробивается наружу, как тот растерянный взгляд в парке, как блестящие глаза и взволнованное лицо, когда альфа обнаружил свой подарок на следующий день после той грандиозной попойки, которую устроила Эрика. Еще один бесценный кадр, который руки так и чесались запечатлеть. О, это стоило того.
Когда рано утром альфа зашел в свой кабинет и замер прямо в дверях, увидев большую продолговатую коробку, обернутую в подарочную блестящую бумагу, со смешным принтом черных большеглазых волчат и огромным бантом ядерно-розового цвета, Кайрен с первой же секунды догадался, чьих это рук дело. В замке был только один человек, который, не боясь огрести по шее, мог подсунуть ему ТАКОЕ. Под угрюмым и подозрительным взглядом, коробка осталась все так же безмолвна и неподвижна. Нехороших подозрений стало только больше и потому он не спешил открывать подарочек. Предпочтя обойти коробку, стоящую в середине комнаты по широкой дуге, и совсем по-волчьи наклонив голову на бок, настороженно потянуть носом. Пахло новым железом и почему-то порохом. Заинтересовавшись, желтоглазый мужчина осторожно потянул за ленту, словно боясь, что внутри окажется, как минимум, водородная бомба. Ему еще со вчерашнего дня успели надарить кучу подарков. Но этот он не спешил разворачивать. Словно предвкушая и не желая ничего испортить. Когда с бумагой было покончено, он снял крышку и от неожиданности даже сел прямо на пушистый ковер. Вот такого он совершенно не ждал от мальчишки. На бархатном дне коробки лежал разобранный новехонький Barrett Model M95. У Кайрена аж глаза заблестели от восторга.
- Одиннадцать килограммов чистого счастья, – хрипло пробормотал альфа и провел языком по клыкам.
Папка с договорами так и осталась лежать в стороне совершенно позабытой, пока мужчина один за другим вынимал металлические детали и с легкостью собирал свой подарок. Руки привычно и быстро проходились по холодной поверхности, механические щелчки ласкали слух. А уже через четыре минуты Валгири держал в руках полностью собранное оружие.
Именно таким, восхищенным и жадно рассматривающим чудо военной техники, застал его Алан. Бормочущего что-то непонятное, сидящего на полу со скрещенными ногами и проводящего пальцами по холодной стали.
- Как? – не оборачиваясь, спросил Кайрен.
Алан прикусил нижнюю губу и, улыбаясь одним уголком губ, зашел в кабинет. Он опустился рядом с альфой и, протянув ему кружку ароматного кофе, довольно произнес:
- Очешуенная крошка, неправда ли? Думаю, теперь мы дружно закроем больную для нас обоих тему внезапно потерявшейся винтовки.
- Салливан, – машинально приняв кружку, сухо произнес альфа, – я нервный, и у меня в руках оружие.
- Валерьяночки дать? – наклонившись к альфе, притворно обеспокоенно спросил Алан, а потом ухмыльнулся, – и эта цыпа не заряжена.
- Зато очень тяжелая, – сухо ответил мужчина, но уже полез обнюхивать сегодняшний кофейный эксперимент дизайнера.
- Твои манеры режут меня по живому, волчара, – закатил глаза Алан, – я ее не крал, винтовка чистая, и вообще это штучный заказ через одного старого знакомого, у которого тоже есть свой знакомый. В общем, бумаги на нее уже сделаны и лежат на самом дне.