Запах Вереска (СИ)

Наверное, со стороны они производят то еще зрелище. Двое взрослых мужчин за ручку кружащих по карусели, причем у одного седина в волосах и рожа настолько страшная, что грозит минимум икотой до конца жизни тому, кто увидит. И, в отличие от второго, одет почти по-армейски, в потрепанной черной куртке, а вдобавок еще сжимает другой рукой большого плюшевого волка. Красота писаная, ничего не скажешь! И как никто еще охрану парка не вызвал?
А карусель все движется, и Алан тихо шепчет, зная, что его услышит только тот, кому и предназначены его слова.
- Ты совсем забыл, как надо жить, старый волчара.
Он и в правду забыл, каково это – жить. Он помнит, как драться; помнит, как убивать; и знает, как умирать. Но он не помнит, как это – смеяться до рези в животе. Он не помнит ни тепла в груди, ни минут покоя. Он не помнит, но сегодня он снова учится распознавать все это. Сквозь гомон толпы и детских смех, сквозь миллион запахов, от которых хочется оскалиться. В хаосе чужих мыслей и чужих жизней его ведет это теплая рука, которая сжимает его ладонь. И он следует за этой темной спиной. Слыша в ушах знакомый стук сердца и мурлычащий голос.
Ночь накрывает землю постепенно. Она крадется сотней теней между далеких зданий и узких улочек. Тьма накрывает город неслышной походкой кошки и блестит миллионами звезд на горизонте. Она плавит далеко упавшее солнце и озаряется огнями старых фонарей и маленькими лампочками. Она дрожит вокруг пламени свеч у шатра гадалки и отражается в кривых зеркалах за спинами людей. Ночь приходит треском огня на кончиках жезлов ухмыляющегося факира. Окутывает своим теплом и заставляет стихнуть голос ветра до низкого шепота. Оседает сладким соком на нежных губах и ароматом сахарной ваты в воздухе.
Они гуляют по парку до самого его закрытия, и Алан затаскивает его почти на все аттракционы. Самое удивительное, что Кайрен молча следует за ним. Каждый раз, закатывая глаза и отпуская язвительные комментарии. После последнего ему бесцеремонно пихают в рот солидный кусок розовой, приторно сладкой дряни, которая, признаться, и вправду вкусная. Их чуть ли не выгоняют из дома с призраками после убийственных комментариев альфы и некультурного ржача Алана. После пяти кругов на американских горках кассир встречает их на площадке с благоговейным взглядом. А Салливан чуть ли не тянется ко всем ларькам. Напяливая на оборотня сомбреро и чуть ли не лишаясь пальцев из-за клацнувших в нескольких миллиметрах от них острых зубов.
Парк закрывается глубокой ночью, но сегодня блондин явно в ударе. Так что, через какие-то два часа они пьют горячий черный кофе, сидя на широких перилах Форт-Роуд-Бридж. Это отвратительная бурда в одноразовых стаканчиках, на которую кривит нос дизайнер и ворчливо замечает, что у него во сто раз лучше получается, чем у этих безруких, безголовых и откровенно живодерских бариста из Старбакса. Ночь проходит незаметно. Она растворяется в тихом голосе Алана и тех разговорах, что один за другим чередуют друг друга. Впервые она проходит вот так. В бессонной прогулке и рассказах. В острых подколках и ехидных шутках. Она превращается в балаган, когда блондин неожиданно поднимается на перилах во весь рост и, раскинув руки в стороны, принимается гулять. Декламируя во весь голос сонеты Шекспира и доводя Кайрена до нервного дерганья глаза. Когда тот, напряженный каждой мышцей тела, следует за глупым мальчишкой, готовый в любую минуту поймать идиота, если тот решит устроить экскурсию на дно залива Ферт-оф-Форт. Как ни удивительно, но вышеупомянутый идиот не падает, и они даже успевают встретить рассвет.
Алан теплее кутается в свое пальто и с умиротворенной полуулыбкой смотрит на розовые пернатые облака. Горизонт бледнеет все больше и вместе с тем приносит целую гамму цветов. От нежно голубого до багряного, как кровь. Ветер завывает между железных балок и крепких тросов. Он бьет прохладой воды по лицу и наполняет легкие свежестью нового дня. Салливан прикрывает глаза и просто молчит. Спине становится теплей, а ветер словно утихает. И ему совсем не надо оборачиваться, он и так знает, кто стоит за спиной, и чья эта сила лижет кончики его пальцев своим теплом. Альфа не дотрагивается до него, но он чувствует его взгляд на себе. Он скользит по спине, трогает волосы и пробирается теплом под воротник, заставляя щеки покрыться румянцем, а сердце пропустить удар. После чего оно срывается на такой судорожный бег, словно хочет вырваться из груди. И Алан совершенно не понимает, почему так. Он смущается, и это настолько несвойственно ему, что впервые доводит до нервной улыбки и заставляет упрямо не оборачиваться, потому что не знает, что будет сейчас, если он увидит горящий взгляд желтых, словно это солнце, глаз...
 
Они выезжают из города под утро. Не останавливаясь нигде и почти не разговаривая. Но молчание, царившее между ними, впервые не давит. Оно теплое, и, пожалуй, теперь Алан спокойно может смотреть на альфу. Тот все равно не будет отрывать взгляд от дороги, пока ведет машину. Так что, да, теперь молодому дизайнеру ничего не мешает. Он смотрит на золотые лучи, запутывающиеся в полуседых волосах. На крепкие плечи и сильные руки, сжимающие руль машины. Солнечные блики скользят по расслабленному лицу и теряются на дне глаз. Они очерчивают линию подбородка и, осторожно касаясь губ, поднимаются по многочисленным шрамам. Алан смотрит на них и думает, что это было чертовски больно. Он смотрит на них и стискивает пальцы. Потому что вряд ли Валгири будет в восторге, когда он погладит их...
Блодхарт встречает их, ну очень, подозрительной тишиной. Настолько, что Салливану кажется, что он погорячился, когда соглашался на отвод глаз альфы. Его передергивает от одной мысли, что во время их отсутствия эти чертовы интриганы все-таки начали массовый Апокалипсис. И напряженно застывший перед главными дверями Кайрен только сильней убеждает Алана в его мыслях.
А Кайрен замирает, слушая нервные и какие-то возбужденные шепоты. Он чувствует нервозность Маркуса и Дианы. Какое-то предвкушение Эрики и нетерпение племянников, которые в чем-то убеждают тихо истерящего Джулиана. Что уж говорить о слугах. Замок, словно замер в настороженности и чуть ли не в нервном писке. Это заставляет уже волноваться всерьез. Оборотень смотрит на высокие окна верхних этажей и, когда Алан равняется с ним, тихо спрашивает:
- Что происходит?
- А что? – так же настороженно спрашивает в ответ Салливан и дергает себя за локон.
Он тоже напряжен и так же хмуро смотрит на окна.
- Такое впечатление, что они там минимум полпланеты взорвали и потопили, а теперь очень не хотят показываться мне, – сузив глаза, отвечает мужчина и, услышав облегченный вздох блондина, хмыкает, – и? Что же произошло такого, что понадобилось вытаскивать из дома и целый день меня кругами водить? Ты же не думал, что я, как идиот, буду ходить за тобой хвостом и не догадаюсь, зачем это, м?
- Тогда почему пошел? – заинтересованно спросил блондин и двинулся вслед за идущим к дверям Кайрену.
- Не знаю, что происходит, но ты бы первым кастрировал их, если бы они взорвали замок.
После его слов от замка повеяло еще и возмущением, что заставило Валгири оскалиться и войти. Не теряя ни минуты, альфа взбежал по лестнице и направился в большую столовую, где, по ощущениям, собрались все обитатели замка. Он уже приготовился, с грохотом распахивая двери, для профилактики порычать на экстремалов, решивших играть на его нервах. Однако рык застрял в горле, когда прокричали «СЮРПРИИИИИЗ!!!» скалящиеся во все зубы родственники и жахнули золотым конфетти. Только многовековая выдержка и, пожалуй, полный охуй спасли семью от звериных инстинктов. И пока ничего не понимающий альфа открывал и закрывал рот, как кинутая на сушу рыба, на его шее повисла воркующая Эрика и, расцеловав, пожелала долгой жизни. В данных обстоятельствах это показалось издевательством. Подлетевшие после нее племянники напоминали щенков, пытающихся задобрить альфу. Маркус только закатывал глаза и примирительно смотрел на брата, в то время, как Диана с воплем: «Дайте главной даме тысячелетия потискать нашего обаяшку-именинника» во всем этом сумбуре успела ухватить его за волосы и с чувством поцеловать в щеку. Алан аж загляделся на это еще более потерянное лицо с четким отпечатком губ на лице.