Безнадежный (СИ)

— И как давно к тебе полностью вернулась память? — воззрилась на него, чувствуя, как поднимается злость.
— Где-то месяц назад.
Я скептично подняла брови, фыркнула.
— Хорошо-хорошо. Недели через три, как поселился у тебя.
Чувствовала, что и тут Онтэрго лжет. Вероятно, он восстановил воспоминания еще раньше. Но все и так полетело к дархам, поэтому пусть уж.
— Да, я молчал, — с вызовом произнес Марэк, сверкнув янтарем в глазах. — Представился шанс, который ни в коем случае нельзя было упустить. Я хотел исправить то, что наломал предыдущей тактикой, и доказать тебе, что не безмозглый болван, не сопливый юнец, пускающий розовые пузыри, и что достоин тебя. И что мы можем быть парой. Эли, послушай, я люблю…
— Мы никогда, слышишь, никогда не будем парой! — прокричала я, резко поднявшись со стула. Слова звоном разлетелись по гостиной, вновь погрузившейся в тишину.
Эмоции, которые во мне закручивались сейчас, смешиваясь с магией, прорываясь сквозь все щиты, были катастрофичны. После такого драконы или все крушили, или полностью выгорали. Ярость, до красна раскаленная, заставлявшая сжиматься кулаки, рождавшая желание обрушиться с ударами на неугодного, жажда мести, клокотавшая, пульсирующая во всем теле. А еще: разочарование, обида. Горькие, точно настойка пустырника. Именно ею поила меня в детстве мама, когда особенно бушевала, не получив желаемого.
Это воспоминание и спасло. Я зацепилась за него и удержалась от окончательного срыва. Кулаки разжались, сконцентрированная сила развеялась. Дрожавшими пальцами я убрала с лица спутанные волосы (видимо, снова шпильки из прически посыпались), протяжно выдохнула и, обессиленно оперевшись о спинку стула, глядя в раскрытый задачник, хрипло проговорила:
— Тебе лучше вернуться в гарнизон и в свою группу. Я научила тебя всему, что требовалось, подготовила к экзаменам. Моя задача выполнена. Завтра я отчитаюсь перед ректором. Дальнейшие занятия по концентрации продолжишь уже со своим потоком.
— Элейна, не надо… — начал было Марэк, поднявшись с места. С виду сдержанный, собранный, но бушующие эмоции выдавали посветлевшие из-за вырывающейся магии глаза.
— Это тебе не надо, — ледяным тоном проговорила я, подняв руку, останавливая его. Затем, повернувшись, направилась в спальню.
Сильно болела голова и почему-то спина, словно на плечи мешок с каменным углем навалили. Онемевшие холодные пальцы покалывало, перед глазами зависла мутная пелена.
Сев на кровать, чувствуя невероятную усталость и слабость, я спрятала лицо в ладонях и с истерическим смешком прохрипела:
— Он безнадежен. Совершенно безнадежен. Забыть меня, чтобы потом вспомнить и снова вляпаться в то же дархово дерьмо. Невероятно…
…Когда встала на следующее утро, долго удивлялась. Сон сморил меня прямо в домашнем платье, неудобном нижнем белье и туфлях, с распущенной гривой волос, которая теперь совсем спуталась. Зато голова была ясной, а вчерашнее происшествие виделось не катастрофой невероятных масштабов, а досадной и горькой неприятностью, последствия которой придется исправлять.
Ну бывает и такое. Онтэрго представилась возможность переосмыслить свои чувства, вовсе не обзаводиться ими, но он решил иначе. Что ж, мы взрослые люди (правда в неравном положении, я — его куратор, он — мой подопечный, поэтому имею право давить и влиять) и разберемся со всем. Повторно с ним поговорю, спокойно, рассудительно, приведу аргументы, и мы разойдемся чужими людьми. Желательно.
Я переоделась, привела себя в порядок и вышла в гостиную. Но Онтэрго не было. Пустота. Гулкая тишина — все верно, так звенит одиночество. В веселых солнечных лучах, посверкивая, плавали пылинки. Диван имел привычный вид, на подлокотнике аккуратно сложено постельное белье. На лабораторном столе, прямо на раскрытом задачнике лежало кольцо с драконьим янтарем. Взяв артефакт, я жадно впитывала в себя отголосок ауры и магии того, кто его носил.
Прошла в коридор, заглянула в стенной шкаф — одежда парня исчезла, как и сумка, с которой он ко мне прибыл.
 
Марэк де Онтэрго, мой подопечный, будущий военный маг и безнадежный глупец, ушел не попрощавшись. Не оставил записки, не предупредил, не предпринял еще одной попытки что-то там мне доказать.
Поднявшуюся изнутри горечь жестко задавила. Села за лабораторный стол. Лучшее средство забвения неприятностей и упорядочения мыслей — работа над артефактом.
Ею и занялась.
  
Часть 3
 
От группы огневиков удалось откреститься. Когда отчитывалась перед ректором, что Марэк, здоровый и подготовленный, вернулся в строй, сделала умоляющее лицо и смиренно попросила:
— Магистр Бий, пожалуйста! Могу я не брать курсантов? Мне нужно закончить работу над артефактом. Времени очень и очень не хватает.
— Ладно, — после раздумий согласилось начальство. — Все-таки заслуги у вас немалые, магистр Ш’энн. Но на следующий год возьмете новых оболтусов!
— Обязательно! — твердо заверила я.
Группу Марэка, при мысли о возвращении в которую охватывали иррациональные растерянность и паника, в итоге так и оставили заведующему кафедрой. Рад магистр Вуон не был (впрочем, он и изначально не был рад вынужденной замене), но утешился тем, что лекций осталось читать всего ничего, практикумы все сданы, а экзамен принять еще проще.
Получилось отвертеться и от нового разговора с герцогской четой (увольте выслушивать благодарности хоть от самого главнокомандующего, хоть от его прелестной супруги). Я намеренно провозилась в лаборатории, «забыв» о времени, и опоздала на эту импровизированную встречу на час. Домар Бий лишь покачал головой и передал «огромное спасибо» от герцогини лично.
Вот встреч с Онтэрго в коридорах академии избежать не получилось. Но нашла другой выход: едва завидев светлые кудри Марэка, контрастировавшие с черной курсантской формой, и пристальный мрачный взгляд, направленный на меня, спешила изменить маршрут или скрыться за какой-нибудь дверью.
Что это со мной творилось и почему вела себя как маленькая девочка, объяснить не могла. Но перспектива вновь каким-то образом взаимодействовать с Марэком приводила к такому волнению и страху, что позорно сбегала.
Естественно, я не скучала по нему. Это было бы верхом неразумности. Ну да, вечера казались тоскливыми, домик пустым, в лаборатории все частенько шло наперекосяк, и я сделала столько промахов, словно была первокурсницей, которую впервые допустили к подобной работе. Да, ловила себя на мысли о странной дыре, будто образовавшейся в жизни, о том, что неплохо было бы в корне изменить привычки и пристрастия. Но все это от утомления, не иначе.
Другого объяснения не было. А если и было, то нужно сначала к нему морально подготовиться.
С артефактом подтверждения истины я зашла в тупик, что угнетало. Много работала в последние месяцы (еще и за этого подлеца переживала, как за саму себя), плохо спала. И потом: никогда, за все четыре года преподавания, не брала отпуск. А ведь не помешало бы сменить обстановку, поехать к отцу, он давно зовет, познакомиться с драконьей родней.
Отпуск признала скверной мыслью в итоге. Увы, слишком много свободного времени и, следовательно, слишком большая лазейка для мыслей, воспоминаний, непозволительных и глупых.
Я погружалась все глубже в какую-то пучину не то злости, не то осознания собственной никчемности. Очень и очень тревожное состояние для драконов. Кровь требовала страсти (например, в экспериментах), борьбы (с кем-либо или чем-либо), а я словно потеряла вкус к ним, полной поглощенности чем-то, отдачи чему-то, а я была рассеянной, расстроенной и утомленной.
 
Встрепенулась, собралась и стала прежней только тогда, когда обнаружила кое-что на столе в аудитории.
Через несколько минут должен был прозвенеть звонок и начаться лекция. Я выкладывала из сумки методички и учебники, когда заметила записи в твердом переплете, оставленные на краю студенческого стола напротив преподавательского места. Дотянулась, открыла титульную страницу, и тут же сердце, бухнув в груди, с бешеной скоростью заколотилось, кончики пальцев приятно защипали искорки силы.