Восстание Персеполиса

Адмирал Трехо, конечно, понял, что Сип, впервые побывав под огнем, действовал в слепой панике. Это понимание облегчало дело, но было унизительно. И, вероятно, только поэтому его не отстранили от командования. Трехо знал о его ошибке и все же считал, что Син чего-то стоит. Что рано выбрасывать его на свалку. И это тоже и утешало, и унижало молодого офицера.
Он сделал еще глоток виски. В горле потеплело. Кажется, единственное достоинство этого напитка. И того хватит.
Впереди ждала еще одна ловушка. Син ее чуял. Чувствовал на себе внимание Трехо, интересующегося, как подчиненный разрулит ошибку, на которую ему указали. Адмирал практически приказал Сину поговорить с Танакой до ее отлета – стало быть, здесь и крылась ловушка. Относительно предстоящего разговора его одолевали полдюжины идей, и каждую, едва распознав, он отбрасывал как неподходящую. Ему предоставили выбор. А значит, ему и проигрывать, если что.
Наверное, самым уместным было желание проиграть с достоинством. Даже если его отошлют домой к Нат и Чудовищу, позор сгладится сознанием, что он поступил как взрослый.
Син отстегнул экран с запястья и разложил его на столе.
– Полковник Танака, видео и голос, – приказал он устройству.
– Танака слушает, – почти тотчас отозвалась она. Маленький экран ужал ее лицо, сохранив только самые заметные черты. Тяжелые темные брови. Широкий подбородок. Плосковатый, немного смещенный в сторону нос. Все это придавало ей опасный и сердитый вид. Возможно, и то и другое соответствовало действительности.
– Полковник, – начал Син, стараясь держаться ровного невыразительного тона. И счел, что в основном это ему удалось. Вызов для улаживания мелких бюрократических вопросов.
– Губернатор, – отозвалась Танака, вполне добившись того эффекта, к которому стремился Син.
– Я говорил с адмиралом Трехо относительно вашего перевода. Он сказал, что счастлив принять вас на «Бурс», и я никак не пытался его разубедить.
– Спасибо, что не пытались торпедировать мою карьеру, – ответила она без малейшей благодарности. Ее вежливости хватило лишь на то, чтобы не сказать вслух: «Ты, ничтожество, не сумел бы мне повредить, если бы и попытался».
– Я хотел бы сообщить вам, что, будучи в состоянии повышенной эмоциональности после атаки, принял несколько неудачных решений, в числе которых отстранение вас с поста.
Последовала пауза. Доля доли секунды, но пауза была.
– Вот как. – Ее широкая бровь приподнялась на какой-нибудь миллиметр.
– Да. И если бы я мог отозвать это решение, не обнародуя своей ошибки, я бы это сделал. Но сейчас для моих сотрудников и для граждан Медины важнее всего видимость хладнокровия верховной власти. Резкие движения, такие как вернуть вас сразу после отстранения, создадут впечатление нашей… моей слабости и нерешительности. Итак, ваш перевод будет объяснен желанием перед атакой на Сол усилить штат адмирала Трехо введением в него человека с боевым опытом и не оставит пятна на вашей выдающейся карьере. К сожалению, мои извинения пока останутся неофициальными.
Танака нахмурилась, но удивления в ее лице было больше, чем гнева.
– Я ценю это, губернатор.
– Удачи, и помоги вам бог в Сол, полковник. Я буду ждать вестей об успехе вашей миссии. Син, конец связи.
Он отключился и допил кошмарный астерский виски. От спиртного или от чего другого, но впервые после высадки на Медине с его плеч свалился груз. Теперь это его станция. Он командует, неудачи или успех – все будет его заслугой. И сейчас Син чувствовал, что самая серьезная из допущенных ошибок осталась позади. Да и не такой уж серьезной она была.
Дальше, конечно, будет лучше.
  
Глава 21
 
Холден
 
Саба, чтобы не приходилось пробираться туда-обратно через лагерь беженцев или отведенные лаконцам помещения, дал Холдену и его команде доступ к каюте контрабандистов: каморке на шесть коек, выдолбленной его людьми в сервисном тоннеле, выпавшем из новых планов станции. Там было тесновато, Алекс храпел, но все лучше других вариантов.
 
Помещение, в котором они проводили большую часть времени, предназначалось под склад средних размеров. Это не был глубокий карман корабля поколений, странствующего в необозримом межзвездном пространстве. И не чулан, куда день ото дня захаживали бы люди, проживащие жизнь в пути и умирающие, не достигнув цели. Встроенные желтые указатели отмечали расставленные вдоль стен ящики с инструментами и долговечными пайками. Истории все это не пригодилось.
На пол вместо сидений набросали гелевых пуфиков, полуразобранный голографический дисплей заменял собой низкий столик. Вентиляцию поставили на минимум, чтобы не выдать себя избыточным потреблением, и густой воздух разгребали лопасти вентилятора на батарейках. Длинные цветные полосы – ткани, пластика или углеродного кружева – шелестели на стенах под слабым ветерком. Холден не знал, исполняют они функциональную роль, или это след давней попытки украсить помещение. Больше всего обстановка напоминала марокканский ресторанчик, куда хаживал Холден в бытность работы на ледовозе «Чисто-прозрачно».
Саба и четверка, которую Холден принял за его лейтенантов, сидели напротив команды «Росинанта», снова и снова наполняя чашки крепчайшим чаем. Саба оказался не только капитаном снабженческого судна «Малаклипс», вместе с «Роси» застрявшего в доке, но и мужем Драммер. Поначалу Холден беспокоился, что ему припомнят дело с Фригольдом, но Саба от этой темы просто отмахнулся. «Это был сон», – сказал он, оставив Холдена в недоумении, пока Наоми не объяснила старую астерскую идиому: она означала «Об этом не волнуйся».
Даже прожив долгую жизнь вне гравитационного колодца Земли, Холден удивлялся, сколько всего он еще не знает.
– Пердон, – извинилась женщина из астеров, протискиваясь в дверь мимо охранника. – Саба, вы поесть уже готовы?
Сабе почти удалось сохранить на лице вежливую улыбку.
– Нет, Каро. Бист бьен.
Женщина закачала ладонями – кивнула по-астерски. Обошла взглядом остальную компанию, но на команде «Росинанта» чуть задержалась.
– А вы? У нас грибной бекон.
Бобби задумчиво похрустела суставами пальцев. Холден почти не сомневался, что это признак раздражения.
– Нам ничего не надо, все хорошо, – сказала она. – Спасибо.
Женщина снова качнула ладонями и протиснулась обратно. Их прерывали третий раз за утро, что выглядело странновато, хотя Холден отнес эту странность на счет общей нервозности. Учитывая оккупацию, свобода деятельности подпольщиков свелась к полоске тоньше лезвия бритвы, а действовать хотелось всем.
– Извиняюсь, – заговорил Холден, сменяя поджатую под себя ногу на другую. Если уж отсиживать, то лучше по очереди, решил он. – О чем вы говорили?
Саба подался к нему. Он, как видно, не отсиживал ноги, устроившись на пуфиках, но ведь он был и моложе Холдена на десяток-другой лет.
– Нам надо отыскать равновесие, са-са? Чем больше мы строим своего, тем больше у нас есть. Но и они скорее что-то найдут.
Та его помощница, что все утро отстаивала сооружение полностью изолированной системы связи путем прокладки тонких как волос проводков по водопроводной системе, прочистила горло.
– Мне видится, мы служим трем господам: обустраиваем пространство для себя, изготавливаем инструменты для себя же и отнимаем пространство и инструменты у внутряков. Сейчас у нас три процента Медины, невидимые для безопасников. И поддержка команды. Передача через врата Сол и обратно. Надо взвесить риск против выигрыша. Я только об этом и говорю.
– Ну конечно, – заговорил Холден, и Саба наклонился к нему. Боковым зрением Холден заметил, как качнулась вперед Бобби. Обернувшись к ней, он наткнулся на непроницаемую мину, но годы знакомства подсказали: она что-то прикидывает. Он бы подумал, оценивает угрозу, если бы она не смотрела прямо на него.
Холден еще раз сменил ноги.
– Просто, что бы мы ни делали, исходить надо из того, что это временно, так?