Восстание Персеполиса

И все же…
Он хотел ответить, но к горлу опять подступила лимонно-горькая желчь. Только не сейчас! Он яростно сглотнул в надежде удержаться от нового приступа рвоты. Трехо округлил глаза в искреннем на вид беспокойстве.
– Сынок, ты с доктором виделся?
– Сразу после нападения. Никакого ущерба, кроме синяка на коленке и подточенной гордости.
– Я не о том, – сказал Трехо.
– Со мной все в порядке, – заявил Син. Трехо не стал ловить его на лжи. – Я знаю, что излучение колец никогда еще не использовалось в стратегии обороны, но мне тревожно при мысли оставить за спиной столь мощное оружие.
– Понятно. Скажу тебе честно, я не слишком рад сокращению сроков. Мне больше по душе стратегия «медленно и верно». Но пока нет никаких признаков, что местные способны на прорыв. Верховный консул считает, что мы можем себе позволить раньше времени выпустить «Бурю» за врата. Правда, мне страшновато оставлять тебя без опоры под седалищем. Но в изведанном пространстве угрозу для наших планов представляет всего один флот, и он сейчас, как в бутылке, закупорен в Солнечной системе. Тебе не придется оборонять от него Медину, потому что я намерен их оттеснить и заставить драться на своей территории. Колонии, на мой взгляд, не доставят тебе неприятностей, с которыми бы не справился истребитель.
– Согласен, сэр, – кивнул Син. – Мы продержимся до подхода «Тайфуна» или до вестей о вашем успехе в Сол – не знаю, что будет раньше.
Син считал, что тем разговор и кончится, и ждал, чтобы Трехо встал. Однако старик задумчиво рассматривал его, пока молчание не стало неловким. Этикет не позволял закончить встречу без разрешения старшего по званию, так что Син, не опуская глаз, пытался улыбнуться.
Трехо заговорил снова, понизив голос:
– Танака подала рапорт. С первым челноком она прибудет на «Бурю».
– О… – Син надеялся, что это прозвучало непринужденно.
– Ис пойми меня неправильно. она отличный оперативник, и ее опыт нам будет очень кстати. Но если с ней есть проблемы, я хотел бы о них знать.
– Уверен, се таланты… – начал было Син, но Трехо, не повышая голоса, оборвал его:
– Она получает командный пост на моем корабле. Мне надо знать, почему ты отчислил ее со своего, – произнес адмирал так ровно, словно интересовался, который час. – Об этом я и спрашиваю.
– Да, сэр, – отозвался Син. И подумал: «Если бы я сам знал». Ярость на всех и вся, накатившая после покушения, успела погаснуть, оставив лишь смутное беспокойство вроде детского страха забыть домашнее задание. Как будто осталось невыполненным какое-то дело, и из-за этого могут быть неприятности, но никак не удавалось сообразить, что это за дело, и как понять, неизвестно.
– Я тебя не тороплю, сынок, – намекнул Трехо.
Син глубоко вздохнул и при этом чуть всхлипнул. И возненавидел себя за этот всхлип.
– Мне в тот момент виделось, что, отказываясь реагировать на покушение, совершенное на меня и в моем лице на власть верховного консула и саму империю, мы поощрили бы диссидентствующие элементы на этой станции. Я счел, что необходим мощный ответ, внушивший бы им, что станция принадлежит нам, что мы никуда не уйдем и все попытки препятствовать нашим действиям бесполезны. Чтобы прикончить мысль о мятеже в зародыше.
– И ты думаешь, полковник Танака этого не поняла или не согласилась с такой позицией?
– Она рекомендовала более сдержанный подход. Полагаю, она при этом руководствовалась своим опытом в военных силах Марса, но этот опыт не вполне укладывается в новую ситуацию. Она возразила мне и заявила, что не станет поддерживать введенные меры безопасности, полагая их слишком суровыми. После этого я ее уволил.
– И чем же не укладывается ее немалый опыт? – осведомился Трехо. Фраза могла бы прозвучать насмешкой или риторическим вопросом, но в тоне старика чувствовалось неподдельное любопытство.
«Если нет укрытия, остается только атаковать». И почему он раз за разом оказывается в таком положении?
Син прокашлялся.
– Полковник Танака училась умиротворению мятежников, имея дело с воинственным, но чужим народом. Астеры не были гражданами Марса, хоть и попали под его влияние и юрисдикцию. В ее задачу всегда входило «завоевание сердец». Она и до сих пор так мыслит. Так и пытается обращаться со здешними инсургентами. Прижать только тех, кто виновен в покушении, а сотрудничество остальных завоевывать добротой.
 
– А ты с таким подходом не согласен, – заметил Трехо.
– Не согласен. По мандату верховного консула, все человечество – граждане Лаконской империи. Народ Медины – не нейтральная третья сила между нами и инсургентами. Они лаконцы, а инсургенты – не противостоящее оккупации иностранное правительство, а преступники. Любая иная реакция отрицает мандат империи и легитимизирует диссидентов. Мне нет нужды завоевывать их сердца. Я должен внушить им, что все политические силы и связи прошлого больше в расчет не принимаются. Мы не завоевываем новые территории, мы насаждаем закон в своей империи.
Трехо улыбнулся.
– Прямо как с занятия по теории политики в академии. Я не просил вас отвечать по учебнику, капитан. Вы во все это верите?
Странный вопрос…
– Если бы не верил, меня бы здесь не было, адмирал!
– Бесспорно, это в точности официальная позиция империи, – согласился Трехо.
– Сэр, если это все, я бы…
– Как ты думаешь, – словно не услышав, продолжал Трехо, – почему верховный консул назначил сюда тебя?
– Сэр?..
– Образование у тебя безупречное. Я читал твои учебные работы по теориям Дуарте о создании империи посредством контроля логистики. Бьюсь об заклад, они его впечатлили. Ты приписываешь ему воистину уникальные идеи, которых, насколько я знаю, в его книге не было.
– Благодарю вас, сэр, – отозвался Син, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало вопроса, и не справляясь с задачей.
– Однако до этого назначения у тебя за спиной ровно один рейс. А на Лаконии наберется сотня таких, как я или Танака, с настоящим боевым опытом. Почему ты, а не кто- то из них?
Син сам об этом думал.
– Честно говоря, я не знаю ответа, сэр.
– Только так и надо говорить. Да, ты не знаешь. Но я тебе намекну. Видел, как полируют камень?
– Нет, сэр.
– Загружают в барабан со множеством других камней, добавляют песка и трясут в нем пару недель, пока не сточатся все углы, пока не появится приятный блеск. Нам надо контролировать тринадцать сотен миров, а старых пердунов вроде нас с Танакой всего сотня, и еще пара тысяч салажат с университетским дипломом – таких, как ты.
Син понятия не имел, что такое салажата. Видимо, идиома долины Маринер. Но смысл он уловил. И намек тоже.
– Полковника Танаку назначили сюда для… – начал он.
– Чтобы стесать с тебя малость дури. Танака боролась с инсургентами, когда ты еще на свет не родился. Она убила больше народу, чем у тебя знакомых. Но полковник Танака у нас уже есть. Поставив ее командовать, мы ничего нового не приобретем. Надеюсь, столкнувшись с ней, ты чуточку обтесался, или мы все зря тратили время. Танака улетает через час. По-моему, ты должен с ней поговорить.
– Есть, сэр, – ответил он. От слов во рту остался привкус желчи, однако адмирал был прав.
Трехо встал. Конец беседе.
– Вы свободны, капитан. Постарайтесь, чтобы к моему возвращению Медина оказалась на месте.
– Ясно, адмирал.
* * *
Настоящий храбрец отправился бы на «Бурю». Ищи он легких путей, записал бы сообщение и послал через систему Медины, оправдав отказ от разговора в реальном времени требованиями безопасности. Син выбрал среднее.
Астерский виски, забытый кем-то в его прежней каюте на «Предштормовом», отдавал кислотой и грибами, но Син все равно пил. Алкоголь наконец-то смыл остатки желчи во рту и в горле. Скинув сапоги, Син взгромоздил пятки на стол и стал ждать, пока хоть немного ослабнет стянувшийся под ложечкой узел.
Следовало бы сразу сообразить. Задним числом очевидно: единственное, в чем Син соответствовал губернаторскому посту, – это его безраздельная преданность идеям верховного консула Дуарте. Но ведь от него больше ничего и не требовали. Им и нужен был неопытный, но верный человек, чтобы сбросить его посреди глубокого озера в надежде, что выплывет на берег. И все, что отличало Танаку: надменность, презрение к его неопытности, отказ принимать его приказы как таковые… Ради всего этого ее поставили под его команду. Именно припадки обидчивости, которые заставили Сина вышвырнуть ее с поста, и пытались выжечь каленым железом. А он так оплошал.