Орда встречного ветра

341
сто забывают, — крепчайшие опорные на любой поверхности, отчасти укрепленные привычкой вбивать ботинок в землю на каждом шаге, отчасти благодаря тому, что центр тяжести у него располагался относительно низко, и отчасти потому, что при шквалах он отклонялся ровно на столько, на сколько было нужно, чтобы не опередить раньше нужного турбулентность, из-за чего крен давал совсем небольшой и сразу выравнивал его по ходу, а это был один из вернейших признаков знатока своего дела.
— Согласно нашей традиции, право выбора последнего испытания в турнире предоставляется проигрывающему игроку. Господин Караколь, какое испытание вы выбираете?
 π 
 Арбитр отошел на край диска. Стилит по-прежнему сидел, поджав под себя ноги, и, опустив вниз голову, молился. Диск медленно вращался вокруг собственной оси. Уже почти стемнело. В свете ясных огоньков пламени, раздуваемых в пиалах под самым куполом, медные перегородки сверкали мягкими рыжими отблесками. За стеклом купола виднелись сотни столпившихся на платформе раклеров. Они стояли темной массой, сдерживаемые алебардистами. Пронеслась новость, что они прорвались через охрану у подножья башни. Поднялись по винтовой лестнице всей толпой. Пришли поддержать нас. Чтобы не накалять ситуацию, палантины установили слуховые трубы. Звук над сценой попадал в конус трубы и передавался наружу через расширенное отверстие на другом конце трубки. Это позволяло собравшимся на платформе раклерам следить за ходом дуэли, что удерживало их от того, чтобы ворваться внутрь. Во всяком случае пока.
Караколь не спешил с ответом, наблюдая, как нарастает напряженное ожидание. Он стоял у бортика диска в
340
своем величественном наряде арлекина и смотрел на публику, а диск продолжал вращаться, описывая крут почета по всему амфитеатру. Все его лицо светилось улыбкой:
— Я выбираю… вольностиль!
— В каком варианте?
— Слоговое соло. Построфное, с чередованием реплик.
— Сколько ходов?
— Два хода с заявленными слогами. И третий ход в свободном полете.
— Значит вы выбираете сверхсовременную форму, которую наши софисты называет cappizzano?
— Именно так, маэстро!
— Превосходно. Очень смелый выбор. Ваше Величество, господа Верхнежители, Дорогие Раклеры, что почтили нас своим многочисленным присутствием, прошу вас проявить строжайшее внимание в последнем туре состязания двух наших чемпионов. Трубадур Орды идет с отставанием в четырнадцать очков. А следовательно, последнее испытание пройдет согласно его выбору в форме cappizzano. Вам известна неординарность цели этой дуэли. Речь не о схватке двух мастеров и двух гордынь. Здесь речь о чести 34-ой Орды Встречного ветра, о ее Трассе и о ее будущем! А потому прошу вас, августейшее общество, подбодрить нашего гостя перед началом последнего состязания, которое, с учетом впечатляющего таланта двух соперников, обещает быть исключительным во всех смыслах. (Насыщенные аплодисменты).
— Выбор первого слога выпадает стилиту. Напоминаю, что этот слог должен использоваться в строфах как можно чаще, согласно принципу cappizzano, при этом, с как можно наименьшим ущербом для общей элегантности стиха. Стилит Селем, какой слог вы выбираете?
339
Впервые за все состязание стилит посмотрел Караколю и глаза, и сказал:
— Фи!
— Фи? Слог «фи»?
— Да.
— Принято. Право первого хода передается Караколю…
 ) 
 Едва арбитр подал знак, как Караколь тут же ринулся в атаку. Он не просил у меня ни списка слов, ни выражений, попросил лишь на пятой строфе. По его тону, по тембру голоса, по мягкой кошачьей агрессивности слога, которую он выказывал в момент охоты, я сразу понял, что он проглотит своего противника. Ни публика, ни сам этот змей Селем понятия не имели, что их ждет. Он начал неистовой строфой, в которой я едва успевал записывать слова на фи, чтобы он их не повторил. Вне всяких сомнений, теперь он решил выбить из колеи этого белесого стилита, атакуя его ad hominem. Тот, в свою очередь, принял оборонительную позицию, и, в качестве тактики, решил снизить градус напряжения схватки.
 
     ¿' Караколь:
 
 
     Моя рифма — горящий фитиль.
 
     Не рассчитывай на полный штиль!
 
     Филигранный узор моих строк,
 
     как физалиса лепесток.
 
     Зафигачь себе рюмку ратафии,
 
     Скоро будет тебе эпитафия…
 
 
] Селем:
 
 
Ты сворачивай свою каллиграфию,
 
не возьмут ее в типографию.
 
Выбирай поточней дефиниции
 
да фильтруй свои композиции.
 
 
338
 
 
А за такую любовь к профанации,
 
доиграешься до дисквалификации.
 
Так что зови свой фиакр сразу,
 
Грядет финал твоему сказу…
 
 
     ¿' Караколь:
 
 
     Официоз из тебя так и прет,
 
     филолог в тебе не запоет,
 
     уж как там библиофилия?
 
     Финтифлюшек одно изобилие!
 
     Амфибрахий тебе не знаком,
 
     инфинитивами гнешь напролом.
 
     Версификация сплошная, но что ж,
 
     филистером так и помрешь!
 
 
] Селем:
 
 
Стихоплет из тебя не сапфир,
 
постеснялся б с таким ты в эфир.
 
Все дефисы у тебя невпопад,
 
куча суффиксов — наугад.
 
Кому нужен такой кумир?
 
Для тебя слова, как кефир.
 
У меня слова — рафинад,
 
фиалковый мармелад.
 
 
     ¿' Караколь:
 
 
     Твои опыты неофита
 
     до фиаско тебя доведут.
 
     Давно сдрейфила твоя свита,
 
     в простофили тебя низведут.
 
 
 
     Атрофия звука и слога,
 
     вот специфика твоих рифм.
 
     Конфисковать бы у тебя право слова,
 
     фимиамный развеять твой миф.
 
 
337
 
 
     Физиономия твоя мне противна,
 
     дистрофический весь твой стан.
 
     Парафином облился как будто,
 
     фиолетовый истукан.
 
 
 
     Ты философом слыть больно рад,
 
     но это фикция все, маскарад.