Николай I Освободитель. Книга 7 (СИ)
Прусская столица была оставлена после короткого арьергардного боя просто потому, что удерживать нам ее было нечем. Против ста тысяч русских и пруссаков на восток двигали почти вдвое превышающие их вражеские силы и вопрос тут стоял не в удержании Берлина — шансов здесь просто не было — а в том, чтобы сохранить боеспособную армию. Впрочем, полностью разгромить пруссаков до конца зимы противник не успел, а там уже и наши части подтянулись да и основная прусская армия из под Пешта ушла на север, выровняв положение на поле боя.
(Красные стрелки — англичане, синие — русские, зеленые австрияки, серые — французы)
Активизировались англичане и на южном фланге. Видимо, в Лондоне поняли, что тягомотным стоянием под Царьградом войну не выиграть и решили нанести удар по самому слабому члену восточного союза, которому к тому же мы из Европы помочь практически никак не могли.
28 декабря 1837 года к Александрии — уже третий раз, первые два фактически закончились ничем — подошла объединенная англо-французская эскадра и принялась обстреливать город. Укрепления египетской столицы были покоцаны еще с прошлых визитов, а флот — в том числе и доставшийся от турецкого султана — заранее для собственного сохранения был отведен в порты Палестины. Поэтому отвечать западникам было фактически некому.
Безнаказанная бомбардировка города продолжалась почти трое суток и привела к мощнейшему пожару и большим жертвам среди мирного — уж на простых египтян англичанам и французам точно было насрать — населения. А вот дальше с высадкой десанта как-то не задалось.
Задумка операции тут была понятна — нанести один стремительный и неотвратимый удар, показать свое превосходство и заставить шаха Мухаммеда Али выйти из войны, вернув османам захваченные до этого территории. Не то, чтобы судьба турок всерьез волновала кого-то в Лондоне и Париже, но получив дополнительные ресурсы султан смог бы выставить на боле боя больше человеческого мяса, которое для этой войны требовалось в невиданных ранее масштабах.
По количеству участвующих с обоих сторон солдат этот конфликт уже заткнул за пояс все, что мир видел раньше, когда такое было, чтобы число солдат на поле боя — если считать все ТВД — стабильно переваливало за миллион эпизодически подбираясь к числу в полтора миллиона. Даже во время последней войны с Наполеоном этот показатель был как бы не вдвое меньше.
Вот только ухватившийся за шанс всей своей жизни египетский шах так просто отступать не собирался, тем более что сложное положение растянувших свои силы на несколько направлений западников было видно невооруженным взглядом, и даже академиев генерального штаба тут заканчивать совсем не нужно было. Французы уже задействовали всю свою регулярную армию и призвали ближайший резерв. Англичане — имеющие традиционно профессиональную армию и никогда не заморачивавшиеся регулярным призывом — даже более того вынуждены были тянуть подкрепления из колоний. В том числе и «союзные» полки местных индийских правителей, которые до того никогда за пределами субконтинента не использовались. В моменте находящаяся в Европе английская армия суммарно превысила сто пятьдесят тысяч человек. А ведь еще нужно было держать что-то в колониях…
Короче говоря, лишившийся любимой столицы шах идти на переговоры отказался и перенес свою ставку в находящийся дальше от побережья Каир. Союзникам же достался полуразрушенный стопятидесятитысячный город и полное непонимание, что делать дальше. Ну захватили они Александрию, высадили десант в десять тысяч человек суммарно, извели бог знает сколько пороха при этом, озлобили местное население, а побеждать-то как? Под рукой Мухаммеда Али все так же оставалось несколько десятков тысяч солдат, которые отойти от побережья небольшому, в сущности, контингенту за пределы действия корабельной артиллерии и не позволят. Штурмовать по очереди все города на побережье Средиземного моря — так на это никаких ресурсов не хватит, да и растянется вся эта история на месяцы. В таком случае концепция быстрого удара автоматически уходит в канализацию, и вместо стремительной победы они бы получили совершенно ненужную затяжную кампанию, которая бы отвлекала силы от основных фронтов.
Командовавший высадкой британский генерал Сомерсет еще попытался было двинуть свои войска в сторону Каира, но в семидесяти километрах от побережья наткнулся на основные силы египтян и едва унес ноги. Только глубоко въевшимся пиететом перед европейскими армиями можно объяснить пассивность инициативного обычно Ибрагим-паши, будь на месте английского флага османский, не осталось бы от наглых вторженцев мокрого места, а так к концу зимы ситуация фактически пришла в равновесие, союзники продолжали удерживать Александрию, а шах продолжал делать вид, что его это не волнует. Всем стало окончательно понятно, что исход этой войны решится совсем в другом месте.
— Но почему сейчас, ваше императорское величество? Я не отказываюсь, нет, более того — это фактически исполнение моей мечты, но империя ведет войну… Я сам вернулся и уже подал рапорт о переводе в действующую армию. — Сидящий передо мной востоковед был явно удивлен предложением поступившим от самого императора. И вообще вся ситуация явно сбила его с толку, настолько мужчина выглядел растерянным.
— Видите ли, Алексей Иванович, — я отхлебнул чая и продолжил мысль. — Война — это, конечно, важно. Сейчас — важнее всего, однако для того император и нужен, чтобы уметь взглянуть чуть дальше. Пока чиновники и военные занимаются сиюминутными делами, я могу планировать жизнь империи на многие десятилетия вперед. Чем бы не закончилась текущая война, уже сейчас можно с уверенностью сказать, что Россия в целом достигла предела естественного расширения в западном направлении. Земли, населенные славянами и православными, так или иначе попадут в сферу влияния империи, а дальше… Дальше лезть нам все равно не с руки, лучше обратить свой взор на юг и восток.
Алексей Иванович Кованько был одним из главных специалистов России по Китаю, собственно последние несколько лет он провел именно в Поднебесной в составе духовной миссии. Духовной она была, понятное дело, больше по названию, как бы не половина ее состава так или иначе работали с СИБ, однако именно Кованько проявил себя в первую очередь как толковый организатор и небесталанный писатель, его записки о Китае, публикуемые в столичных литературных журналах, пользовались тут немалой популярностью. И техническое образование, полученное в Горном институте, никак ему при этом не мешало.
— Восток — дело…
— Тонкое, — усмехнувшись, я пришел на помощь собеседнику, закончив за него мысль. — И в России найдется совсем не много, уж точно меньше, чем хотелось бы, людей, разбирающихся в нем лучше вас. Для большинства наших подданых живущих тут, в европейской части империи, Дальний восток — это что-то совсем невообразимое, если рассказать, что там живут люди с песьими головами, уверен, никто даже не удивится. А уж всяких различий, культурных, политических, экономических, да просто внешних, между японцем, корейцем и китайцем никто и вовсе не сможет разобрать даже близко.
— Ваше императорское величество, боюсь корейца от японца я тоже не отличу, просто не встречал никого из них в Пекине. Закрытые сообщества, практически никаких внешних сношений, разве что торговля в портах, это скорее нужно морячков поспрашивать, которые вдоль побережья там курсируют, — Кованько задумчиво потер подбородок. — Однако согласен, что поставить дело изучения восточных культур на научные рельсы — это будет полезно для отечества.
— Вот видите, значит тут у нас с вами противоречий нет, — я кивнул и добавил, — а морячком в работе вы сможете привлекать по собственному разумению, возможность такую обеспечим, задача перед вами стоит архиважная.
Кованько я встретил на церемонии награждения государственными орденами. Среди многочисленных военных, отличившихся за время годичных боевых действий и на время весеннего затишья на фронте получивших возможность немного отдохнуть и скататься в столицу, имелись и деятели, проходившие по гражданскому ведомству. Одним из них был Кованько, которого по представлению патриарха наградили за многолетние труды Невским 3-ей степени.