Все для вас

Он отвел взгляд, а Кынбэ поспешил снова наполнить его рюмку.
– Зато вы умеете в нужный момент находить правильные слова.
– За год работы поднаторел: пообщался с молодежью. Так что не впустую время провел, – рассказывал Квак, и его голос дрожал.
Кынбэ вспомнил, как на днях видел его с дочерью. Расставляя товары, он волей случая стал свидетелем их трогательного разговора, за что, конечно, было очень неудобно потом. Отложив все другие вопросы в сторону, Кынбэ произнес напоследок:
– Вы потрудились на славу. Я тоже обещаю не отставать.
На этот раз Квак наполнил рюмку Кынбэ, и они выпили.
Каждый сезон труппа «Веселый ветер» готовила новый репертуар. Спектакли следовали один за другим. Устав от изнуряющего графика и скверного характера руководителя, многие актеры и даже режиссеры покидали коллектив, отчего труппа напоминала привал для странников, после которого они снова отправлялись в путь, но уже в составе других театров. Не бросали коллектив только генеральный директор, Кынбэ и разные менеджеры, по совместительству приходившиеся Паку племянниками.
Кынбэ был вынужден заниматься почти всей работой, начиная с расклейки объявлений и заканчивая уходом за костюмами и реквизитом. Он же убирал помещения, обеспечивал питание и даже бегал за сигаретами для Пака, что поначалу злило Кынбэ, но вскоре он смирился и с этим: просто представлял, что ходит за покупками для себя.
Руководитель был чрезвычайно упрям, зато работал без устали, чем тоже очень напоминал госслужащего. Когда-то он организовывал популярные антрепризы на региональных площадках, пока однажды не встретил режиссера детского театра, вместе с которым и основал свою труппу. Именно усилиями того режиссера поставлены все нынешние спектакли «Веселого ветра». Правда, вскоре Пак разругался с ним и стал руководить труппой самостоятельно.
Для него театр не имел ничего общего с искусством, служа всего лишь средством заработка. Он не раз подчеркивал, что все это только бизнес и источник пропитания. Однако Кынбэ не хотел довольствоваться этими убеждениями – он мечтал стоять на сцене и играть роли. К счастью, всего за полгода ему удалось набрать заветные двадцать килограммов, и Паку пришлось сдержать обещание.
С тех пор Кынбэ стал носить маски, и речь не о попытках подстроиться под окружение, а о самых настоящих масках. В этом месяце – трусливого тигра, в следующем – робота, напоминающего микроволновую печь, а в будущем сезоне его ждал полноценный костюм динозавра. Так он стал играть самые разнообразные роли в детских спектаклях.
Кынбэ совсем не жалел о тех временах. Несмотря на костюмы, в которых его невозможно было узнать, он стоял на сцене и дышал полной грудью. Вдобавок, кроме него, ни один человек в труппе не выносил скверный характер Пака, что дарило Кынбэ удовлетворение и чувство собственной важности. К тому же детская публика оказалась самой искренней: даже после спектакля ребятишки по-прежнему видели в нем персонажа, которого он играл, и приветствовали его не хуже, чем иные фанаты – любимую кей-поп-группу.
Все бы хорошо, но на улице Тэханно Кынбэ прослыл рабом Пака. Кто-то даже поговаривал, что он жертва газлайтинга своего начальника. Однако на самом деле Кынбэ просто нуждался в человеке, на которого можно было опереться. Молодому мужчине хотелось оставаться с тем, кто вернул ему театр после долгих лет одиночества.
Когда у Кынбэ появились постоянные роли в спектаклях, он уже не мог навещать маму и ее нового спутника так часто, как раньше. После череды праздников [29], в которые ему не удалось вырваться к ним, мама проделала немалый путь и навестила сына сама. В тот день он играл гоблина.
Как только спектакль закончился, они отправились выпить макколи [30] и перекусить пхачжоном [31]. Кынбэ заметил, что мама постарела и поседела. Через год ей должно было исполниться шестьдесят лет. На его осторожное предложение покрасить волосы она вспылила, заявив, что самому не помешает найти лекарство и шампунь от облысения, чтобы скрыть свои плеши. Кынбэ и без того замечал, что из-за масок стал терять волосы, так что ее комментарий уколол в больное место. Обеспокоившись из-за волос друг друга, мать и сын вдруг осознали, что значит стареть вместе.
  
Он навсегда запомнил тот дождливый вечер. Держа зонтик над головой мамы, Кынбэ проводил ее до станции «Хехва». Доехав до «Синёнсана», они снова вышли на улицу, добрались до «Ёнсана», и там он посадил ее на поезд. Все эти воспоминания подсвечивались в памяти, словно кадры кинопленки.
Перед расставанием мама наказала перестать выступать в масках и выйти на сцену в своем настоящем виде. Сказала, что на такой спектакль она обязательно ждет приглашения. Кынбэ послушно закивал.
Вот только шанс все не подворачивался. Пак хотел попробовать себя в молодежных спектаклях и никак не мог найти спонсоров, Кынбэ же не сдавался и уговаривал его решиться на полноценную взрослую постановку. На этой почве они постоянно ругались. Тогда помощник угрожал, что уйдет в другую труппу, но Пак всякий раз убеждал его подождать, тем более что идти незадачливому актеру было некуда. Кынбэ нет-нет да посещала мысль, что те, кто называл его рабом Пака, возможно, не так уж сильно ошибались.
После напряженной первой недели в магазине Кынбэ понемногу освоился на работе. Стоя у кассы, он, словно пилот за штурвалом воздушного судна, следил за происходящим вокруг: за уличным столиком сидел мужчина и ждал, пока остынет лапша, между стеллажами семья с ребенком выбирала снеки по акции «Два плюс один», а с улицы к входной двери приближались две девушки – на вид студентки.
Прозвенел колокольчик на двери.
– Добро пожаловать! – поприветствовал он их и приготовился обслужить посетителей.
Сначала к кассе подошли мама с ребенком, и Кынбэ их рассчитал. За это время девушки выбрали напитки и тоже приблизились к нему – продавец рассчитал и их. Остался лишь тот мужчина, который сидел за уличным столиком и мирно вдыхал аромат лапши. А еще пора пополнить запасы холодных напитков.
Очень скоро управляющая магазином спросила, сможет ли он начинать смену на два часа раньше и работать с восьми вечера до восьми утра. Кынбэ с радостью согласился: и денег заработает, и проведет в магазине побольше времени. Услышав положительный ответ, хозяйка благодарно похлопала его по плечу, как вдруг заметила, что на бейджике мужчины написано «Хун Камбо».
– Это еще что такое? Прозвище, что ли?
– Ага, похож ведь.
– И не только именем. Очевидное сходство! – усмехнулась управляющая, окинув Кынбэ взглядом. – В свое время я обожала фильмы с ним и с Джеки Чаном.
– А я смотрел еще в детстве.
– Буду звать тебя Камбо – сокращенно от «камни» и «богатство». Будешь нашим сокровищем. Так что не подведи!
– Хорошо. Если бы вы еще поменьше на меня ругались…
– Да тебе еще повезло! Был тут у нас один сотрудник – сплошная головная боль. Вот ему-то от меня доставалось! Я могу отчитать любого. Так что у тебя тут вообще цветочки.
– Сплошная головная боль, говорите? А он тоже работал в ночные смены?
– Да своеобразный он был: после своей смены не шел домой, слонялся по магазину, болтал с местными бабулями.
– Странный. Мне после работы хочется поскорее домой.
– А у него дома… Так, ладно. Выставил прохладительные напитки в холодильник?
– Угу.
«Эх! Можно было еще что-нибудь выведать, но, похоже, придется ждать следующего раза».
На самом деле ворчание управляющей нисколько не раздражало Кынбэ – скорее, наоборот, напоминало о маме. Уже только поэтому ему нравилось, когда хозяйка отчитывала его, а он просто бухтел что-то в ответ.
В круглосуточном магазине встречались люди с разными историями. Кынбэ сразу замечал досаду и тревогу, которые они сдерживали внутри, и старался разговорить таких посетителей. Когда у него получалось, их было уже не остановить. Они разрывались словесным потоком, словно лопнувший воздушный шар.