Могущество (ЛП)

— Напротив. Как правило, я появляюсь, когда меньше всего нужен. Я никогда не нужен людям по-настоящему, мой мальчик, даже если они убеждают себя, что нуждаются во мне.
— Я не занимаюсь головоломками. Ты в курсе моей ситуации или нет?
— Как уже говорил, я знаю все.
— Тогда ты знаешь, что я хочу заключить с тобой сделку.
— Знаю.
— И все же игнорируешь меня теперь? А раньше был таким настойчивым?
Темная личность хихикает в моем сознании. — Я никогда не игнорировал тебя, Каймениэль. Но ты еще не готов к тому, что даст тебе моя кровь.
— Теперь я вспомнил, почему никогда не хотел торговаться с тобой. Хоть раз скажи прямо.
— Когда тебе столько лет, сколько мне, все тайное становится явным. Я уже не умею говорить по-другому. Будь терпелив, дитя. Скоро ты поймешь, что…
Внезапно белый туман застилает мое сознание, и я падаю.
Жестоко вырванный из мира грез, оставляю позади темного незнакомца и его раздражающе таинственные обещания.
И снова остаюсь без ответов.
Падаю сквозь бурю белого порошка, сквозь ледяной холод и шквалистый ветер.
Просыпаюсь. На этот раз в моем сознании звучит голос Вайлорен. «Открой глаза, мальчик».
Почему все эти древние, могущественные существа обращаются ко мне, как к простому ребенку?
Это начинает действовать мне на нервы.
Что ты сотворил, дракон, проклятые черти?
Мои глаза распахиваются как раз вовремя, прежде чем я падаю на землю с болезненным, глухим шорохом. Приземлившись на снег, утыкаюсь головой в грудь, неловко перекатываясь, чтобы остановить падение.
Кувыркаясь, как мешок с костями, качусь по крутому склону, покрытому снегом. С руками, все еще крепко связанными за спиной, это настоящее чудо, что я ничего не сломал.
Наконец, остановившись на краю сугроба, я обмяк, и мое тело превратилось в жалкую массу. Прокашлявшись и отплевываясь, вычищаю комок снега изо рта.
Яростный ветер давит на меня. Подняв голову, вижу, как низко проносится Вайлорен, раскинув золотые крылья.
Издаю стон.
Неужели она только что… сбросила меня с неба?
Она же не собирается снова пытаться подхватить меня в свои проклятые когти?
Только не снова…
Но вместо того, чтобы схватить меня, Вайлорен грациозно опускается, приземляясь в облаке мягкого белого снега. Она складывает крылья на массивном сверкающем теле и смотрит на меня единственным золотым глазом.
Медленно, мучительно я поднимаюсь на ноги. — Зачем это было нужно? — рычу я дракону.
«Ты горел и не реагировал. — Драконица слегка пожимает огромными плечами. — Если бы не жар, я бы подумала, что ты умер».
— Ты решила, что я либо мертв, либо умираю, и бросила меня в снег?
«Как уже сказала, у тебя была лихорадка».
— Ты — древняя тварь с отвратительными манерами. Прервала очень важный разговор, — ворчу я, разворачиваясь и поднимая связанные руки за спиной. Как обычно, я чувствую свои пальцы, но на самом деле их там нет.
Я оставил черные руки там, в безмолвном мире, вместе со своим настоящим именем и памятью об Амали в моих объятиях.
Она была настоящей.
И теперь она у мидриан.
Я уничтожу их всех.
— Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, дракон, ты сейчас же освободишь меня и оставишь здесь, — тихо говорю я, глядя на горы. Наступила ночь, и с моим усиленным зрением я могу различить суровые заснеженные вершины. Из-за облаков выглядывает полумесяц, на мгновение озаряя горы холодным серебристым светом.
Кажется, я узнаю это место.
Да.
— И на что ты надеешься, молодой убийца, без рук, без оружия и с моим проклятием, сжигающим твое тело? Нет, ты никуда не пойдешь. Это всего лишь привал, и, по всей видимости, он тебе не нужен. Похоже, ты оправился от того, что произошло… от этого мгновенного паралича.
Вглядываюсь в темноту за снежными вершинами. Над горным хребтом я могу различить лишь слабый черный контур, грозный и зловещий вдали.
Ах.
Вот и она.
Черная гора.
Смесь отвращения, гнева и неожиданной ностальгии проносится сквозь меня. На протяжении первой половины своей жизни это был единственный дом, который я знал.
 
Это заложено во мне, нравится оно мне или нет.
Часть меня жаждет снова почувствовать под босыми ногами гладкие древние выщербленные камни тренировочной площади. Каждое утро, задолго до рассвета, мы вставали, чистили и полировали камни, пока они не блестели в темноте, и наши руки почти немели от холода, когда мы заканчивали.
И тогда, вдыхая запах щелочного мыла, мы раздевались до белья и занимались отработкой приемов, а один из тренеров — обычно Джеро, Эрул или Саланке — наносил нам удары по конечностям или туловищу концом жесткой тростинки, если мы не выполняли их идеально.
На протяжении пятнадцати зим этот суровый, дисциплинированный мир был всем, что я знал. Жил, дышал и мечтал о тренировках тайного священного ордена Достопочтенных, которые не поклоняются ни одному богу, кроме смерти.
И теперь я возвращаюсь.
Не думаю, что у меня есть выбор. В моем состоянии Вайлорен может швырять меня, как тряпичную куклу, если захочет.
«Ты идешь домой, Каймениэль».
— Я как-то так и предполагал, — сухо замечаю, изучая дракона. — Мы ведь не собираемся на Большой зимний бал в Серебряном дворце, верно?
«Ты в жалком состоянии, ничтожный полукровка, если борешься со мной только сарказмом».
— Я даже не собираюсь пытаться бороться с тобой, пока у меня снова не появятся руки, — рычу я. — Сейчас я бесполезен, как дракон без огня.
«Пф. Человеческие руки не отрастают, в отличие от драконьих конечностей».
— Но, по твоим словам, я не совсем человек. — Меня переполняет любопытство. Я ничего не могу с этим поделать. — Значит ли это, что твой глаз тоже когда-нибудь вырастет?
«Не знаю. Обычно я бы сказала «да», но поскольку его погубила твоя рука, честно говоря, не знаю. — Ее клыки слегка обнажены, а оставшийся глаз сужен. В нем не видно того ужасного гнева, который она проявила, когда я победил ее на Побережье Костей или когда Амали выстрелила в ее всадника.
Вместо этого ее вид кажется странным… покорным.
Что Орден может иметь на нее на самом деле?
— Тебе не следовало идти против меня, — заявляю спокойно. — Что вынуждает тебя делать это, Вайлорен? Чем бы они тебе ни угрожали, они должны быть чертовски сильны, чтобы заставить тебя опуститься до этого, дракон. Тащить на себе больного, беспомощного человека, пока твой наездник лежит в лазарете? Разве ты не должна разрушать крепостные стены и терроризировать Великого магистра за то, что он превысил свои полномочия? Как он может даже пытаться контролировать такого могучего дракона как ты?
«Тише, полукровка, — шипит Вайлорен в моем сознании, но в ее голосе уже нет прежнего яда. — Ты ничего не знаешь».
— Кажется, люди постоянно говорят мне это. Это начинает немного утомлять. Скажи мне, почему ты подчиняешься Достопочтенным, Вайлорен.
На мгновение она замолкает. Оромная морда рептилии сохраняет спокойное выражение, пока она перебирает все в древнем разуме. Я смотрю на кристаллический снег, наблюдая, как облачные тени и звездный свет танцуют по чистой белой поверхности.
Медленно делаю выдох, и дыхание покидает мой рот в клубах белого тумана.
Моя единственная и неповторимая настоящая любовь где-то там, за горами, направляется в Даймару на мидрианском корабле.
Знаю, что я должен сделать. Я должен вернуться в свои сны и найти темного ублюдка, который, возможно, является моим отцом. Должен выторговать у него власть — его кровь; мою кровь — и я приму любые условия, которые он поставит… даже если это означает, что стану ему обязанным, как Вайлорен — Достопочтенным.
Даже если это означает, что я стану настоящим монстром.
Мне нужно спасти мою Амали.
Ради этого я готов на все. Все, что угодно.
Она не может быть у них.
«Я просто хочу напомнить тебе о том, к чему ты вернёшься, Каймениэль».
Мощный поток эмоций прорывается сквозь меня, поднимаясь из глубины живота и распространяясь по груди. Это гнев, желание и всепоглощающее чувство безопасности, и оно уничтожает любые следы моего отчаяния.