Псайкер. Путь изгоя (СИ)

–Весьма любопытно, – через несколько минут прозвучал негромкий комментарий лорда-инквизитора. – Если не сказать, интересно.
Он встал, снова сел напротив Тоббе.
–Увы, ты и здесь не найдешь правды, Карноу. – Удивление Тоббе явно отобразилось на его лице, поэтому Вильгельм поспешил объяснить: – Мой ответ скорее наведет тебя на некоторые мысли и создаст новые вопросы, но это всё, что я могу тебе дать.
–Внимательно слушаю вас, господин.
–Сиона, как оказалось, достаточно древняя колония, основанная человечеством еще в Тёмную Эру Технологий, однако наши данные обрываются на моменте, когда она была приведена к Согласию в эпоху Великого Похода Императора.
От упоминания таких древних, но великих событий, у Тоббе на мгновение даже перехватило дыхание. Ему показалось, что он с головой нырнул в прошлое, бросив мимолётный взгляд сквозь тысячелетия истории.
–Даже данные Священной Инквизиции обрываются на том, что Сиону привел в лоно Империума Пятнадцатый Легион, в будущем отвернувшийся от света Императора.
Тоббе растерялся. За всю свою жизнь он лишь пару раз видел Ангелов Императора, но ни разу – в бою. Ему с трудом представлялась мощь Астартес, а когда он, ещё будучи учеником Декталиона, читал про Легионы Космодесанта, то у него захватывало дух. Опять же, такая сила казалась легендарной, почти несуществующей. И как Империум смог утратить всю эту мощь? Где она, когда так нужна? Человечество со всех сторон окружают враги, однако даже так Тоббе с трудом мог представить, чтобы у Империума была хотя бы парочка Легионов. По сути, иногда он вовсе сомневался в их существовании.
Видя, что Тоббе молчит, Вильгельм невозмутимо продолжил:
–Далеко не все инквизиторы ориентируются в Легионах Космодесанта, за что их на самом деле тяжело винить. Это дело крайне далёких дней. Пятнадцатый Легион, Карноу, это Тысяча Сынов, сплошь состоявший из библиариев. Их примархом был Магнус Алый, по легенде – сильнейший псайкер человечества после самого Владыки.
От столь громкого заявления Тоббе отшатнулся, словно услышал страшнейшую ересь в своей жизни. Однако судя по непреклонному лицу Вильгельма, говорил он абсолютно серьёзно.
–Вижу, тебя такая информация шокирует. Что ж, я отпускаю тебя, дабы ты мог в полной мере осознать её.
–На это действительно понадобится время, милорд, однако позвольте переспросить – эта Тысяча Сынов…полностью состояла из библиариев?
Вильгельм дер Роммон посмотрел ему прямо в лицо.
–Всё верно. Разумеется, у кого-то был дар слабее, у кого-то сильнее, но все они были псайкерами.
С тех пор, как его учителем стал Кайлус, обучение Руксуса, если мыслить глобально, практически остановилось. Действительно, после Методора из всей этой школы остался лишь один псайкер, способный в полной мере раскрыть весь его потенциал – сама верховная настоятельница, у которой и без Руксуса хватало своих дел. Без сомнений, Кайлус достаточно способный наставник, чуткий, внимательный и терпеливый, но в плане силы он даже близко не был ровней мальчику-пироманту. Значительно превосходя его в опыте и умении контроля, Кайлус занялся именно последним, ибо контроль обещал стать главной проблемой Руксуса на всю его жизнь. При всей своей мощи он действительно плохо, почти на грани мог управлять своим пламенем, из-за чего об маломальском использовании пси-сил не могло идти и речи. Мальчик мог выпустить буквально пару заклинаний, после чего его сила грозила вырваться наружу, угрожая всему окружающему.
Но с каждым днём мощь Руксуса всё крепла. Подобно глине, её обожгли и дали форму, но она всё равно могла треснуть от любого неосторожного движения. Из-за этого на его занятия стал приходить куда более серьёзный контингент Стражей Веры – почти втрое больше, чем на любых других занятиях. По лицу Кайлуса, старавшегося казаться беспристрастным, мальчик понял, что он не верит в то, что даже таким числом они удержат Руксуса, если его Дар выйдет из-под контроля.
Марианна была единственной его спутницей на уроках, и её увеличенное число не очень доброжелательно настроенных охранников скорее раздражало, чем пугало. «Очевидно же, что они защищают себя от нас, а не наоборот», любила причитать девочка после занятий.
  
Однако прогресс был на лицо. Руксус постоянно упорно тренировался, пытаясь увеличить использование пси-сил, не теряя при этом контроля над собой. Почти каждый раз у него начинала зудеть голова, а воздух вокруг словно тяжелел, но он не прекращал попыток, не опускал руки. Того, что произошло на площади Чистоты, не должно повториться. В следующий раз он защитит всех, а не Альберт.
С Сарой тоже происходили изменения. Она становилась всё более смелой, более уверенной в себе. Волосы, обычно коротко стриженные, оказались тёмными, словно безлунная ночь, и девочка каждое утро стала причёсывать их в незамысловатую причёску. Однажды наблюдая за ней, Руксус поймал себя на том, что Сара очень даже симпатичная, а с длинными волосами, примерно до плеч, она вовсе обещала стать красавицей.
Одноглазику становилось всё лучше. В личных вещах верховной настоятельницы нашлась лечебная мазь, которой дети каждый вечер обрабатывали раны котёнка, а когда те более-менее зажили, Сара с Марианной стали периодически его расчёсывать. Две недели искренней заботы – и Одноглазика было уже не узнать. Из комнаты он не выходил – лишь вальяжно гулял по ней, либо спал на кровати девочек, реже – на подоконнике, когда из-за туч всё же выходило солнце. Котёнок оказался очень ласковым и благодарным, с радостью давал детям себя гладить и постоянно старался облизнуть детские ручки, его кормящие.
По вечерам, после занятий они играли, порой делая Одноглазика активным участником своих развлечений. Сначала малыш не давался, испуганно стараясь спрятаться у Сары, но затем, поняв, что дети не желают ему зла, сам стал охотно просить поиграть с ним.
О Леоре они с тех пор не слышали ни слова, что не удивительно. Все школы Астра Телепатика по большей части жили в изоляции от остального мира, а связь между ними поддерживала лишь их руководство. Впрочем, дети верили, что их друг успешно добрался до Каторетто и продолжает своё обучение.
Жуткие воспоминания об произошедшем на площади Чистоты постепенно, медленно но верно сглаживалось из памяти, хотя иногда Руксусу по ночам всё же казалось, что он слышит крики сгораемых заживо братьев и сестёр по несчастью. Им вторили вопли детей, кулаками, ногами и камнями забиваемых заживо. Тогда Руксус долго не мог уснуть, от злости и бессильной ярости начинала болеть голова. В такие моменты он представлял, как горят соборы Церкви, кричат от боли и страданий уже священники, и ему становилось немного легче.
Тогда же он невольно вспоминал то единственное юное лицо какого-то парня, который ничуть не разделял общего религиозного экстаза и находился в ужасе от происходящего. Для Руксуса это был первый простой человек после матери и брата, кто не испытывал ненависти к псайкерам. В мальчике просыпалось любопытство, но едва ли он когда-нибудь узнает, что это был за юноша. Так, удивляясь, злорадствуя и мечтая, он медленно засыпал.
День до этого будто служил мрачным предвестником грядущего.
Утро выдалось обыденным: Руксус проснулся, умылся, покормил Одноглазика и в столовой поел уже сам. Во внутреннем дворе его ждали Кайлус и Марианна.
Подруга всё занятие продолжала учиться скрывать свои мысли от посторонних, в чём ей помогали постоянно ментальные атаки учителя. Руксус сел поодаль, пытаясь держать пламя на сложенных руках как можно дольше.
Занятие выдалось достаточно медитативным, из-за чего мальчик в какой-то момент начал скучать. Огонь он убирал, едва начинал чувствовать что-то неладное, и снова давал ему волю, когда успокаивался. Цикличный, скучный процесс.
В какой-то момент, ближе к концу урока Руксус решил дать хотя бы немного воли накопившимся чувствам, усилил пламя. Приятное тепло покалывало лицо, отчего мальчик даже улыбнулся. Да, всё так и должно быть. Он не мог заметить, как насторожились Стражи Веры, стоявшие по всему периметру внутреннего двора.