Гвард (СИ)
А я остался стоять, тяжело дыша и с чувством, будто только что пнул котёнка. Да, оскалившего на меня зубы и даже попытавшегося поцарапать — но всё же…
Стиснув зубы, я мотнул головой и подошёл к окну. Первые петухи давно проорали свой утренний клич прямо под окнами трактира — судя по всему, где-то во дворе… хотя нет, отсюда никаких хозяйственных построек не было видно. Значит, где-то за углом был птичник, чтобы под рукой хозяина всегда было свежее мясо и яйца. Но, несмотря на петушиные вопли, небо посветлело только сейчас — зима, как ни крути. Пусть в этих местах довольно тёплая, без снега, но всё же — зима.
Глубоко вдохнув, я загнал подальше остатки злости. Оценив своё самочувствие, использовал Компенсацию сна — не на полную мощность, на половинку, лишь чтобы «доспать» те пару часов, которых меня лишил визит Энигмы. После чего задумался над дальнейшими планами.
Вместо того, чтобы с утра же выехать дальше, придётся задержаться здесь как минимум на день, а то и два — это уже ясно. Немного жаль, но не особо критично. Что ж, надо постараться тогда по максимуму разобраться со всеми здешними делами уже сегодня, чтобы не задерживаться сверх меры.
Во-первых, надо хорошенько подкрепиться, а то за последний год из-за роста параметров жрать я стал даже больше, чем обычно. Да и сейчас моя злость на Энигму и её заказчика была вызвана в том числе и утренним голодом… как минимум, частично. Надеюсь, несмотря на относительно ранний час, трактирщик внизу уже не спит и меня смогут накормить завтраком.
Потом отправлюсь по её адресу и посмотрю, кому там требуется помощь… и смогу ли я вообще её оказать. И, клянусь, только боги им помогут, если это окажется не особо хитрая ловушка на мою отказавшуюся умирать задницу. Я тогда точно приду в ярость и пойду тонкими блинчиками раскатывать по городской брусчатке всех, кто будет к этой ловушке хоть как-то причастен. Впрочем, это маловероятный исход. Но держать его в уме стоит в любом случае.
Ну а после… после я в любом случае нанесу визит одному толстоногому ублюдку, который решил, что он может безнаказанно творить, что ему хочется.
Придётся показать ему, что это совсем не так.
Глава 3
Улица Скошенных Трав мне понравилась с первого взгляда. Тихо и спокойно. Никаких людей — что, впрочем, неудивительно. День-то рабочий, так что как минимум половина местных обитателей на работе. И, судя по тому, что с обеих сторон улицы теснились довольно бедные, но опрятные домишки с откровенно миниатюрными садами и огородами на задних дворах — квартал тут чисто жилой, так что и работают они где-то далеко отсюда.
Хотя звуки присутствия людей всё же имелись — приятный женский голос тихо рассказывал кому-то сказку, где-то в нескольких дворах отсюда блеяла козочка, из дома поблизости доносился еле слышный напев знакомой ритмичной песенки. Последнюю я несколько раз слышал, когда проходил мимо ткацкой мануфактуры в столице, поблизости от гладиаторской школы. Но, в любом случае, все эти звуки не раздражали и не превышали разумных пределов. Здесь было… комфортно.
Неторопливо прогулявшись, я нашёл обозначенный Энигмой сквер — действительно, единственный на этой улочке. Ради праздного любопытства заглянув внутрь и пройдясь чуть вглубь по единственной тропинке, обнаружил в центре пяток лавочек, поставленных полукругом и что-то вроде импровизированной сцены перед ними. Скорее всего, место сбора и развлечений местных обитателей. Тихо хмыкнув, я подошёл к одному из деревьев, окружавших центральную часть сквера. Активировав на несколько мгновений Ускорение, дёрнулся в сторону редких зарослей травы под деревом и схватил сидевшего на одной из травинок кузнечика.
— Эй, Кот, хватит спать, — насмешливо сказал я, оттянув ворот рубахи. Дождавшись, пока недовольный и сонный геккон вылезет из кармашка, протянул ему яростно стрекотавшее насекомое. — Держи. Я-то думал, покормлю тебя сегодня по дороге, но видишь, пришлось в городе задержаться немного.
Слегка оживившийся Кот благодарственно стрекотнул и, перебравшись мне на руку, быстро зажевал кузнечика. После чего цокнул: «Ещё».
Я вздохнул, огляделся, и следующие минут пять бродил по скверу в поисках подходящих насекомых: некоторых Кот браковал загодя, стоило показать на них — невкусные, мол. Его любимых кузнечиков и сверчков тут было, увы, немного, но ему, с его размерами, они и не требовались в больших объемах. Уже после пятого найденного сверчка он угомонился, лениво сказал что-то вроде «Спасибо, дружище» и вернулся в своё привычное обиталище — дремать и переваривать внезапный приём пищи.
Я же, отряхнув руки, наконец, направился к дому напротив скверика.
От десятков своих собратьев на этой улице дом отличался разве что более качественным и высоким забором — за деревянной оградой виднелась только крыша и чердак, всё, что ниже, было скрыто от любопытных глаз. Подойдя к калитке, я негромко, но отчётливо постучал в добротную дверцу. Ждать пришлось добрых пару минут, за которые я успел ещё несколько раз постучать в калитку — уже куда более настойчиво. Меня тут что, вообще не ждали? Наконец, за забором послышались шаги и поскрипывание убираемого засова.
Худая женщина в застиранном платье, некогда тёмно-синем, а сейчас скорее сером, с едва угадывающимися намёками на прежний цвет, посмотрела на меня с немым вопросом в глазах. Я неловко кашлянул:
— Я лекарь, меня… гм… попросили помочь. Это вы — тот человек, которого надо вылечить?
Женщина мотнула головой, заставив густые смоляные волосы рассыпаться волной по плечам:
— Нет… нет. Здравствуйте, господин. Я Лория. Вас Энигма прислала? — в последних её словах звучало явное неодобрение. Дождавшись моего кивка, она устало вздохнула. — Я же просила её оставить нас в покое. Что ж, раз вы уже потратили своё время… пойдёмте.
Женщина молча закрыла за мной калитку и повела по двору, плотно засаженному грядками с овощами — ни единой клумбы с цветами или хотя бы просто свободного пятачка земли, лишь тропинка, петляющая между ровных рядов грядок. Даже сейчас, зимой, бедняки выращивали немногие устойчивые к периодическим ночным заморозкам овощи. Судя по мельком брошенному взгляду, в данном случае — редьку. Поскольку Лория продолжала молчать, я тихо хмыкнул:
— Может, расскажете о пациенте? Хотелось бы знать, с чем имею дело.
— А что, Энигма вам ничего не рассказала? — удивилась хозяйка дома.
— Нет. А должна была?
— Ну, обычно она это делает. Часть лекарей отказывается с таким работать. Просто сразу говорят, что ничем не могут помочь. Да и в целом у нас в городе уже не осталось лекарей, которые еще не знакомы с Арламом. Их не так уж и много, знаете ли…
— Эээ…
— Не бойтесь, Арлам не заразен. Просто… — женщина замялась, подбирая слова. — У него необычная болезнь. Это что-то вроде… проклятия, а такое плохо лечится даже заклинаниями. Особенно, когда случай давний и запущенный. Единственный, чьи методы действуют — это старый Лиам, у него есть мощное заклинание общего исцеления. Энигма платит ему регулярно, он приходит, лечит, Арламу становится немного лучше… иногда даже намного лучше. Но спустя какое-то время болезнь вновь возвращается, — собеседница устало потёрла глаза и, поднявшись на крыльцо, открыла дверь в дом. — Иногда мне кажется, что стоило бы просто перестать его мучить.
Последние слова она сказала совсем тихо и отведя глаза. После чего показала вглубь дома:
— Первая комната по левую руку. Простите, с вами я не пойду, куча работы, — она с печальным видом обвела рукой грядки и ткнула пальцем в небольшую пристройку к дому, откуда доносилось еле слышное квохтанье. — Если я вам понадоблюсь, то я буду либо во дворе, либо там.
— Хорошо, — всё еще в некоторой прострации произнёс я.
Комната заставила меня поморщиться: внутри стоял густой, тяжёлый запах болезни. Засохшая кровь, гной, пот… и что-то ещё, неуловимо-неприятное. Окна были закрыты — видимо, чтобы больной не простудился, но, как по мне, лучше уж дышать холодным, но свежим воздухом, чем… вот этим. На кровати, на мокрых простынях разметался практически голый, истощённый донельзя подросток лет двенадцати, не больше. Помимо того, что он практически не имел мышц, сильно смахивая по виду на меня в самые первые ужасные дни, когда я пожертвовал первичные параметры, Арлам был весь покрыт рубцами, язвами, гнойниками — застарелыми и свежими, разных размеров и форм. Он явно испытывал ежесекундные мучения уже от того, что эти язвы соприкасались с постельным бельём. Но, поскольку он был покрыт ими довольно равномерно, то, чтобы не тревожить язвы, ему пришлось бы встать на ноги — а это он, судя по всему, не мог сделать из-за банальной слабости и крайней степени измождения. Сейчас же он то ли был без сознания, то ли всё же умудрился уснуть, несмотря на боль — грудь то и дело вздымалась в довольно рваном ритме.