Последняя дуэль (ЛП)

Когда известие о вердикте суда дошло до Капомесниля, отрезанного от Аржантана двадцатью пятью милями непролазных зимних дорог, Маргарита, возможно, даже не удивилась, хотя поначалу, вероятно, и была в отчаянии от несправедливого решения суда. Всё ещё пребывая в уединении после учинённого над ней жестокого насилия, она, без сомнения, пришла в ярость, узнав, что Ле Гри оправдан, а граф Пьер фактически обвинил её во лжи. Впрочем, возможно, эта новость придала ей решимости отомстить, как она и поклялась Ле Гри в тот ужасный день.
Что же до рыцаря, то если эта новость и не удивила его, то наверняка разъярила. Вынесенный графом вердикт был не только насмешкой над правосудием, но и самым ужасным из оскорблений, которым Жан подвергся при дворе графа Пьера. Это известие, хоть и было получено им дома, в приватной обстановке, фактически стало публичной пощёчиной.
Впрочем, на что вообще рассчитывала эта парочка, не явившись в означенный день на суд, где Жан лично мог бы предъявить обвинения, подкреплённые показаниями Маргариты, данными под присягой? Может, их остановила внезапно обострившаяся болезнь Жана? Или сама Маргарита не смогла предстать перед судом после тяжёлых испытаний? Может, они намеренно решили отстраниться, поскольку не были уверены в справедливом решении суда? Или просто опасались за свою жизнь из-за угроз со стороны разъярённых родственников сквайра? А возможно, их отсутствие было частью хитроумного плана: навязать суду несправедливый вердикт, чтобы затем обратить его себе на пользу?
Закон гласил, что вассал, считающий, что сюзерен вынес несправедливый вердикт по его делу, имеет право подать апелляцию. Поскольку граф Пьер был вассалом короля Франции, рыцарь мог подать апелляцию непосредственно в королевский суд в Париже. Карруж проиграл суд при дворе графа Пьера, но, если король согласится рассмотреть его дело, у Жана появится шанс добиться справедливости и для себя, и для супруги.
Граф Пьер, похоже, предвидел следующий шаг рыцаря. Торопясь помешать ему подать апелляцию, он немедленно отправил в Париж письма, в которых сообщал королю о вынесенном вердикте, оправдывающем сквайра. Слухи о ссоре между Карружем и Ле Гри, возможно, уже распространились за пределы Нормандии и достигли Парижа, до которого от Аржантана было несколько дней езды, ведь там у обоих имелись влиятельные друзья. Но, по-видимому, весть об этом событии достигла королевского двора именно благодаря графу.
Жан де Карруж уже однажды оспаривал завещание графа Пьера в королевском суде, во время тяжбы за Ону-ле-Фокон. Но ссора из-за предполагаемого изнасилования сквайром супруги Жана была гораздо более серьёзным делом, а это значительно поднимало ставки. Граф Пьер уже успел люто возненавидеть Карружа, посмевшего обвинить его любимца, поэтому старался помешать процессу. Неповиновение рыцаря подставляло под удар не только самого Карружа, но и его супругу. В ходе судебных разбирательств граф «приходил в такую ярость от упрямства рыцаря, что много раз готов был его убить».
В конце зимы или ранней весной 1386 года Жан де Карруж повторно отправился в Париж, скорее всего, уже после того, как они с Маргаритой вернулись домой. К тому времени Маргарита была на втором или на третьем месяце беременности. Если Жан вновь покинул жену, неизвестно, намеревался ли он сам потом её забрать или послать за ней надёжного человека, но в этот раз он оставил Маргариту под серьёзной охраной такого верного ему человека, как Робер де Тибувиль. Шли дни, и путешествие в Париж становилось для беременной Маргариты всё более затруднительным, хотя в тёплое время года дороги просохнут, и она сможет путешествовать в экипаже.
Путь длиною в 150 миль от замка де Карруж до Парижа занял у рыцаря около недели, по дороге на восток через Се, Верней и Дрё — один из самых популярных маршрутов из Нормандии в Париж, которым часто путешествовали купцы или гнали на убой в столицу скот.
Рыцарь понимал, что на то, как его примут при королевском дворе, будут влиять многие факторы: его прошлые заслуги перед королём, родовитость и мощная сеть дружеских связей и кровных союзов, формирующих дворцовую политику. На его счастье, семья Жана долго и преданно служила королям Франции. Сам Жан недавно сражался за короля в Британии, а также успел за эти годы поучаствовать во многих других кампаниях. Примерно двадцать лет назад, в 1364-м, он даже помогал королевской семье собрать часть выкупа за короля Иоанна.
 
Но Жак Ле Гри, хоть и был худородным, имел куда более обширные связи при дворе в Париже, поскольку служил сквайром у самого короля и присутствовал на высших государственных советах, проводимых в столице. Плюс ко всему, сквайр был в фаворе у графа Пьера, члена королевской семьи и двоюродного брата короля. Недавние письма графа государю — явная просьба о королевской протекции, которая ставила дело рыцаря под удар.
Были также проблемы и со стороны Маргариты. Королевский двор наверняка не забыл, что жена Жана, краеугольный камень сего конфликта, была дочерью печально известного Робера де Тибувиля. Предательство сира Робера навеки запятнало имя Тибувилей. А с женитьбой на Маргарите пять лет назад тень этого позора упала и на самого Жана.
В итоге, когда Карруж прибыл в Париж, чтобы представить дело на рассмотрение королю, он планировал сделать смелое и довольно необычное заявление.
По французским законам дворянин, подающий королю апелляцию, имел право обжаловать решение суда, вызвав своего оппонента на судебную дуэль или поединок. Судебная дуэль, в отличие от дуэли чести, используемой для разрешения споров из-за предполагаемых оскорблений, была формальной юридической процедурой, определяющей, какая из сторон солгала под присягой. Многие были уверены, что этот поединок откроет истину, ибо его исход определяет Божья воля. Поэтому такая дуэль была также известна как «Суд Божий», или Judicium Dei.
Испытание боем было древним обычаем во Франции, особенно в Нормандии, поэтому и у Жана, и у Маргариты в роду имелись предки, выступавшие поручителями или секундантами на судебных дуэлях. В раннем Средневековье люди всех социальных слоёв могли прибегнуть к судебному поединку, и потому наравне с дворянами публичные дуэли происходили между крестьянами и горожанами. В некоторых странах Европы даже женщинам позволяли драться с мужчинами на дуэлях. Дуэлями разрешались не только многие уголовные дела, но также гражданские и имущественные споры.
В гражданских делах стороны могли выставлять вместо себя на бой доверенных лиц, или «защитников». Но в уголовных делах обеим сторонам предстояло сражаться лично, поскольку расплатой за проигрыш обычно была смерть, а защитников могли выставлять лишь женщины, старики или немощные больные.
На протяжении веков дуэль была также формой апелляции, и любой недовольный приговором мог оспорить показания присягнувших против него свидетелей, доказав свою правоту в честном поединке. Даже дворяне, исполнявшие роль судей в местных сеньориальных судах, рисковали быть вызванными на дуэль своими обиженными вассалами.
Однако в позднем Средневековье подобные дуэли стали редкостью. Папы осудили дуэли как искушение Господа, запрещённое Священным писанием. И короли воротили нос от такого способа разрешения споров, поскольку это ущемляло их собственную власть, которую они стремились вырвать из лап могущественных баронов и закрепить за своим троном.
К 1200 году дуэли начали исчезать во Франции из гражданских процессов, а в уголовных делах стали привилегией мужчин-дворян. В 1258 году Людовик IX исключил подобные дуэли из французского гражданского права, заменив их на «анкет» — формальное расследование, основанное на уликах и свидетельских показаниях. Но всё это по-прежнему оставляло дуэль в качестве последнего довода для дворянина, желающего обжаловать приговор своего сюзерена в делах уголовного характера.
 
В 1296 году король Филипп IV полностью запретил дуэли во время войн, потому что судебные дуэли лишали королевство живой силы, столь необходимой для противостояния противнику. В 1303 году Филипп и вовсе объявил дуэль вне закона даже в мирное время. Но дворяне Филиппа так возмутились отменой своей привилегии, освящённой веками, что три года спустя король смягчился, восстановив судебную дуэль, как форму апелляции по некоторым уголовным делам, включая изнасилование, но теперь лишь под прямой юрисдикцией короля.