90-е: Шоу должно продолжаться 13 (СИ)

— Ааа, так вот о чем они спорили!
— Кто спорил?
— Да я ходил когда за пивом, слышал, что два парня из Свердловска решали, будут они ходить по карнизу или нет. Мол, там невозможно пройти, кто-то уже упал.
— Да уж, в травме сегодня — день открытых дверей…
Руки Евы обняли меня сзади.
— Три часа ночи уже, — сказала она мне на ухо. — Может, домой поедем?
— Устала? — спросил я, не оборачиваясь.
  
— За тебя беспокоюсь, — губы Евы скользнули по моей щеке. — Тебе вставать рано, день завтра тяжелый будет.
— Ничего, справлюсь, не маленький, — засмеялся я.
— Или ты боишься здесь ребят оставлять? — Ева заглянула мне в лицо и подмигнула.
«Хм, боюсь ли?» — я посмотрел на своих «ангелочков». Они держались «огурцами». Было заметно, что выпили, но никто не был в дугу. Так, слегка навеселе. Кирюха уже заметно носом клюет, но держится. Неохота ему уходить. И теперь я даже, кажется, понимаю, почему.
— Так что? — потормошила меня Ева. — Пойдем? Или у тебя есть еще здесь дела?
— Пойдем, — решительно сказал я.
И мы тихо выскользнули из-под лестницы, пока никто не успел заметить.
На секунду я пожалел, что приехал не на своей машине сегодня. Но быстренько эти сожаления отбросил. Нафиг. Район тут, прямо скажем, такой себе. Вероятность того, что с бесхозно стоящей машины снимут все, что смогут оторвать — процентов девяносто. Так что мы с Евой быстрым шагом домчали до проспекта Ленина и принялись ловить такси.
Редкие машины на наши взмахи по началу не реагировали. Или даже ускорядись.
— Что за ерунда? Мы как-то не так выглядим? — Ева посмотрела на меня, потом осмотрела себя.
— Случается, — я философски пожал плечами. — Предлагаю не стоять на месте, а двигаться. И в какой-то момент мы или поймаем машину, или дойдем до дома пешком.
— Так тут целый час идти! — воскликнула Ева.
— А если на месте стоять, так вообще бесконечность! — я подхватил свою девушку под руку, и мы потопали по краю проезжей части. Фонари уже не светили, только луна. Ну и восточная часть неба уже посветлела, все-таки лето. Самые короткие ночи.
— Мне казалось, что ты не любишь такие сборища, — хитро подмигнула мне Ева. — Сегодня что-то пошло по-другому? Переоценка ценностей?
— Я пытался представить средневековые битвы, — задумчиво проговорил я. — Вот представь, ты какой-нибудь копейщик в ополчении. Тридцатый в седьмом ряду. Все, что ты видишь, — это спины своих товарищей. И знаешь, что когда три раза продудят в грн, вам положено двигаться вперед…
— Это ты к чему? — нахмурилась Ева.
— Подожди, сейчас я разовью свою мысль, — покачал головой я. — Так вот, если я буду описывать битву от первого лица, то это будет очень куцый рассказ. Сначала мы стояли на месте, потом медленно двинулись вперед. Потом далеко справа услышали крики и лязг мечей. Потом замедлились, потом…
— А если бы ты был полководцем, то сидел бы на лошади где-нибудь на холме, и тебе было видно бы все поле боя, — сказала Ева.
— Но хороший полководец должен знать, что видит этот самый копейщик, — сказал я. — Потому что если не знает, то… Нет, все еще по-дурацки объясняю.
— Ну почему же, я, кажется, поняла, — усмехнулась Ева. — Фестиваль — это ведь та же битва. Кто-то видит вот только это. Потому что у него даже проходки на концерты нет.
— Верно, — кивнул я. — И все равно им нравится. И я пытался понять, почему. Уловить, так сказать, вайб.
— Вайб — это в смысле настроение? — спросила Ева.
— Что-то вроде, — кивнул я. А про себя подумал, что я все-таки вообще ни разу не шпион. Вместо того, чтобы подхватить местный жаргон девяностых, приволок сюда свой, из двадцать первого века. Все эти «кринжи» с «вайбами». И кое-кто даже эти словечки уже подхватил, опередив свое время на тридцать лет, считай. Хех, так вот и меняется история. Ну вот реально, можно ли как-то оценить, насколько сильные изменения повлечет за собой одно мелкое действие, вот типа моды на неподходящее эпохе слово?
— Интересно, «химики» вообще переживут этот фест? — хмыкнула Ева. — Или наши ДК по камешкам развалят в конце концов?
— На «рок-провинции» же не развалили, — пожал плечами я.
В будущем вместо ДК в этом месте будет торговый центр. При этом сама коробка останется от старого ДК, просто ее чуть-чуть модернизируют. Но рассказывать это Еве я, разумеется, не стал.
— Ой, машина едет! — воскликнула Ева и принялась отчаянно голосовать. На этот раз машина не промчалась мимо, ускорившись, как все предыдущие, а замигала поворотником и притерлась к обочине.
— На Транспортную, — сказал я, заглядывая в открытое окно.
— Деньги покажи, — неприветливо буркнул водитель.
— Вот! — я выхватил из кармана пару купюр, которые предусмотрительно для этой цели подготовил. Привык уже, что бомбилы девяностых обычно на слово не верят.
— На заднее садитесь, — уже более добродушно сказал водила. Там у меня шмотки всякие, сдвинь в край, и поехали.
Мы забрались в машину, и старенький «москвич» покатил по темному проспекту Ленина.
— Рок-фестиваль у нас что ли какой-то? — спросил водитель, бросив взгляд на нас через плечо.
— Так «Рок-Виски-Браво» же! — вместо меня ответила Ева. — Я думала, все знают.
— Вот делать больше нечего, знать такое, — буркнул водила. — Это у вас, молодежи, забот никаких нет, только под музыку вашу руками-ногами дрыгать! А нам — зарабатывай. Еще и билеты покупай для вас, бездельников!
— А почему сразу бездельников? — подалась вперед Ева. — Вы же нас совсем не знаете!
— А что тут знать? — хмыкнул водила. — Присели у родителей на шее и ножки свесили. Одеты прилично, деньгами вон размахиваете. А откуда они берутся, вам даже в голову не приходит спросить…
— Вообще-то, мы сами… — начала заводиться Ева, но я ее придержал за локоть. Мол, не спорь, у человека явно больное место.
— Зарплату не платят, да? — понимающе сказал я.
И тут мужика прорвало. Он принялся экспрессивно костерить и дурацкий завод, который отправил их всех в отпуск без зарплаты, и родителей, которые в свое время настояли на том, чтобы он пошел в политех и выучился на инженера. А профессия оказалась с таким подвохом, что он уже тридцать три раза проклял этот выбор. Сначала платили копейки, как молодому специалисту. А сейчас вот его профиль вообще, считай, никому не нужен. Таксует вот, чтобы хоть как-то концы с концами сводить. А еще и ребенок маленький. И жене хочется тоже обновок купить, да какое там, цены растут, как бешеные, на еду-то не всегда хватает…
Мы с Евой переглядывались в темноте салона машины и помалкивали.
— Знаешь, сейчас я, кажется, еще больше понимаю твои слова насчет копейщика, — сказала она, когда мы выбрались из машины на повороте во двор к нашему дому. — Жизнь можно ведь очень по-разному описать. И это не будет неправдой… Вот как для этого мужика сейчас. Так ведь очень многие живут… Некоторые даже еще хуже. И это очень грустно…
— Ничего, это все временно, — я обнял Еву за плечи, и она зябко поежилась.
— Предвидишь будущее? — хихикнула она.
— Ага, прозреваю, — засмеялся я.
— И что, там в будущем не останется бедных? — Ева иронично приподняла бровь. — Как коммунисты когда-то обещали?
— Останутся, — вздохнул я. — Люди разные.
— И некоторые бедные от природы? — фыркнула Ева.
— А черт его знает, — развел руками я. — Иногда мне кажется, что да. Что есть такие люди, которых можно сколько угодно тащить к успеху, а они все равно будут упираться и сидеть в грязной канаве. Но это, если что, не моя жизненная философия. Просто редкая мысль, которая как-то посетила мою голову.
— Это ты после спора Конрада и Сэнсея? — спросиля Ева.
— Что? — недоуменно нахмурился я. — Нет, конечно. Они оба умеют зарабатывать. Просто Сэнсей рисуется.
— И кто победит, как думаешь? — спросила она, останавливаясь прямо у темного провала двери в подъезд.
— Кто победит, говоришь… — я задумчиво почесал затылок.