Сводный монстр (СИ)

У него есть Томас, Йорн и Паула, в конце концов. Я просто не могу остаться после всего, что он наделал. Конечно, я не желала ему такого по-настоящему, но и остаться и ухаживать за тем, кто меня так обидел, не могу. Просто не могу.
Ударила по рулю от злости. От бессилия и странной разлаженности в душе хотелось выть.
Почему так трудно все оставить и уехать? Он мне даже не настоящий родственник. Никто, по сути. Просто обидчик, насильник.
Сидела и уговаривала себя, что поступаю, как и должна. По-другому просто глупо, неуважительно по отношению к самой себе. Через какое-то время успокоилась и поняла, что приняла правильное решение. Билет уже куплен, я здесь не нужна абсолютно. Он справится. А мне пора домой.
С этими мыслями я завела внедорожник и поехала на уже знакомую трассу.
Глава 19
Вернувшись, застала небольшой хаос на ресепшене. Бедный Йорн не успевал все делать в одиночку, телефон постоянно трезвонил, но он разговаривал в этот момент с постояльцами, те раздраженно наседали на старика, а он даже не мог ничего ответить, видимо не привыкший к такому хамству. Только растерянно смотрел на них и постоянно извинялся. Те, как назло, оказались немцами, пришлось быстро открывать аудиопереводчик и вклиниться в разговор, представившись. Пара предъявляла какие-то сумасшедшие требования, и уже порядком надоели, но я вежливо выслушала их, затем мягко, но настойчиво ответила, что половина из того, что они ожидают, им не светит. Кое-как разобравшись с их претензиями, выдохнули с Йорном в унисон, и какое-то время пообщались через переводчик.
— Спасибо, Вера. Думал, живьем съедят, — пошутил старик, доставая платок и промокая вспотевший лоб.
Выглядел он утомившимся, и я отправила его отдыхать, заверив, что дальше справлюсь сама. Симона и Катарины уже тоже не было, пришлось остаться дежурить на ресепшене. Поздно ночью, я сбегала в номер и приняла душ, затем вернулась на свой пост, придвинула здоровенное кресло за ресепшен и нагло легла спать, поставив на стойку маленький колокольчик.
Только в пять утра меня, извиняясь, потревожила вежливая пара из Праги, которая прибыла ночным рейсом. Быстро заселив их, я снова отдалась объятиям Морфея.
На утро все продолжилось в том же режиме, Томас так и не объявился, зато обрадовал Симон, пообещав, что завтрак накроет сам. В одном из номеров протекал кран, и я еле дождалась Йорна, чтобы он разрулил, позвонив куда надо.
Самолет был только вечером, и у меня еще было время чтобы помочь здесь, но к обеду я увидела, как в действительности тяжело старику. Он едва стоял на ногах, постоянно извинялся и отпрашивался куда-то. Сначала даже думала, что уходит покурить. Съедаемая любопытством проследила за ним и увидела, что он просто садится на широком пне на внутреннем дворе и пытается отдышатся. Йорну не осилить здесь все одному. А на Томаса я уже махнула рукой.
Его исчезновение я не хотела связывать с переломами Макса, но иначе не получалось.
Однажды он поплатится за все. Обещаю тебе, он поплатится.
Холодный блеск в глазах, странная пугающая решимость.
В этот раз я выиграю.
Томас… Глупый, глупый Томас… Во что же ты ввязался? Почему я не обратила внимания на его слова? Не отнеслась к ним всерьез? Ведь я даже не думала, что он может причинить вред…
Мой чемодан уже стоял собранным, осталось вызвать такси. Зная «ярое желание» местных таксистов заработать, лучше позаботится об этом заранее. Но, терзая свои губы зубами, я медлю.
Кажется, будто сбегаю, как крыса с тонущего корабля. Мать с Юргеном лечат его спину в теплых краях. Сводный брат лежит в больнице, Томас сбежал, а Йорн вот-вот упадет замертво. Кто, если не я?
Ко всему прочему нужно сообщить о случившемся родителям. Возможно они приедут обратно. Я не хотела нарушать их отпуск, но вряд ли я смогу позаботиться об отеле лучше них. И позаботиться о нем. Это тоже лучше сделать им, потому что я ни за что не буду помогать ему переодеваться, мыться, носить ему дурацкий бульон. Ни за что на свете.
 
В тяжелых раздумьях я потеряла еще два часа, затем смирилась с неизбежным и позвонила в авиакомпанию, поменяла билет на новый. Улечу после январских праздников, к тому времени здесь все устаканится.
Паулы так и не было видно, по всей видимости, она съехала в другой отель. Но скорее всего блондинка объявится, когда сюда вернется Макс. Без него ей тут делать нечего. Ну вот и прекрасно, она им пусть и занимается.
**
Макс
Белый потолок превратился в ослепительную вечную бездну, на которую он пялился уже несколько часов. Так, что от идеальной белизны уже резало глаза. На тумбочке раздражающе громко тикали часы, излишне ласковый голос врача отталкивал, а не располагал.
— Как вы относитесь к этому, и что думаете или чувствуете по этому поводу? — молоденькая девушка психотерапевт поправила очки, когда он со скучающим видом опустил на нее глаза.
Серьезно? Хотелось рассмеяться ей в лицо или даже нахамить, но он просто в изнеможении прикрыл глаза, на ее белый халат было больно смотреть после потолка. Почему здесь только этот цвет? Он же такой… безжизненный.
Битый час он задавала дурацкие вопросы, провела с ним пару дебильных тестов на его вменяемость. Все усердно записывала. Потом все-таки перешла к делу и спросила про стекло.
Да, раньше он никогда не попадался, ведь раньше он и не ломался, как неудачливый акробат, слетевший с балки. И вообще, он завязал. Но случай с Верой… вернул его в самое начало. Он вздохнул, ощущая, как чувство вины ядовитой кислотой разъедает изнутри, мучая в агонии.
— Макс, вы ответите мне?
— Что? — неторопливо повернулся к ней. Как же надоела.
— Зачем вы это сделали? Вы хотели ощущать боль? Что-то забыть? — наседала упрямая девица.
Наверняка, только окончила университет и теперь рассматривает его случай как удачное начало своей карьеры. Пф.
— Слушайте, я сделал это, потому что получаю кайф от езды на сноуборде. Но вот беда, лучше меня здесь никто не катается, — самоуверенно заявил он, глядя в голубые глаза за очками и лучезарно улыбаясь белоснежной улыбкой. — Пафосно звучит, но я пытался победить самого себя. Выйти на новый уровень.
Ложь легко вылетала из его рта. Он привык прятаться и скрывать. Просто все эти умудренные опытом и знаниями эскулапы никогда не поймут его. Точнее не так. Они поймут, найдут причины, предположат следствия, но не приблизятся к нему ни на йоту. Он уже проходил все это в реабилитационном центре, и в других клиниках, куда его запихивал отец.
Этот их ласковый тон, мягкость в глазах, как будто они заранее пытались его успокоить. Но он был спокоен. Вряд ли он мог бы наброситься на них с этими осколками.
Какой бред. Ему не нужна чужая боль. Она не вытесняет свою. Но с ним постоянно обращались как с ненормальным, по которому плачет психушка. Настороженность в их взглядах. Бесконечные тупые тесты из учебников, картинки… Что вы видите? Блин, кляксы. Он видит просто черные кляксы и ему неохота фантазировать и придумывать, что он видит там светлый чистый мир, пушистых зайчиков и голубое небо.
Психотерапевт продолжала что-то писать на синей папке, а он вновь уставился в потолок, думая о Вере. Она видела вчера, как он потерпел фиаско и чуть не убился. Радовалась ли она? Злорадствовала? Может ей стало чуточку легче?
Было больно об этом думать, но он не надеялся, что она могла испугаться ЗА него. Пока все боялись только его самого. Он почти ничего не успел понять, только увидел, как уходит в сторону его нога, вместе с креплением. Подрезали. И его реакции оказалось мало, чтобы приземлиться правильно. Он потерял слишком много времени и упал прямо на отцепленную ногу. Дальше боль, снова боль, бесконечная больбольболь… И темнота.
Очнулся уже здесь, с переломами, после операции.
В области ребер все ноет так, что трудно вдыхать и выдыхать полной грудью, и от этого кажется, что задыхаешься от нехватки кислорода, превращаешься в астматика.