Сводный монстр (СИ)
Но вот через еще пару участников ведущий объявляет Макса Деккера, и, клянусь, болельщики сходят с ума. Орут и скандируют, как будто он уже выиграл. Ведущий добавляет масла в огонь, бесконечно перечисляя его победы и титулы, пока его фигура привычным размашистым шагом выходит на начало первого короткого спуска.
Понимаю, что ни разу не видела его катающимся. Если с Томасом мне довелось много кататься, то Макса не видела даже издали.
Трибуна находится почти в самом низу, где лучше всего видны участки, которые нужно пройти сноубордисту. Но все, что делается в самом начале видно чуть хуже, чем завершение выступления. Однако даже отсюда я вижу резко отличающийся уровень катания Макса от всех остальных. И понимаю сразу, Эрвину не победить. Никому не победить. Сводный реально монстр. И в сноубординге тоже. Его движения резки и уверенны, ни капли сомнения, никакого лишнего движения.
Высокий прыжок завораживает своей красотой и зрелищностью, он легко выворачивается в воздухе, кажется, словно несколько раз вокруг себя перевернулся. Хватает доску, легко ею потряхивает, сбрасывая набранный снег вверх, продолжает кувыркаться, бесконечно долго и медленно, перед самой твердыней изворачивает тело и пружинисто приземляется, без малейшей ошибки. Летит на следующий этап. В хайфпайпе взлетает так высоко, как еще никто из предыдущих фристайлеров не взлетал, приближаясь к нам все ближе.
С трибуны доносятся восхищенные возгласы, кто-то свистит, но я даже не могу отвлечься, как загипнотизированная смотрю на ненавистную фигуру. Нехотя признаю в душе, что этот монстр великолепен, он действительно машина. Но в нем не просто отточенная техника, в нем такой адреналин и энергия, что, кажется, я такой дикой смеси даже понять никогда не смогу.
Взлетает на короткий трамплин, и я вижу, как отливает на солнце серебристый шлем, замечаю, что на нем нет перчаток, он держит доску голыми руками. Вспоминаю, что наступила на одну из них в холле отеля, и, видимо не обнаружив ее в кармане, он вышвырнул и вторую.
Делает замысловатый быстрый маневр, вызывая новый шепот восхищения по трибуне. Стоящие внизу уже галдят внизу, предвкушая последний трюк с самого высокого трамплина, который долен быть самым зрелищным.
Макс плавно входит на трамплин, эффектно вылетает, делая сальто с несколькими оборотами. Наверное, у всего этого есть название, но я не знаю, а слушать Даню сейчас совсем не хочется, потому что я растворилась в этом воздухе, буквально ощущая себя на месте Макса, взлетая вместе с ним.
Он хватает доску спереди, будто подтягивая ее к себе. Но дальше происходит что-то невообразимо кошмарное и ужасное. Почему-то его пристегнутая нога съезжает с доски вместе с креплением, он пытается вернуть ее на место, но уже потерял равновесие, взлетев, при этом, слишком высоко.
На трибуне раздались крики, оглушающие и испуганные, а я лишь закрыла рот рукой, предчувствуя беду.
— Твою мать! — подскочив, выругался рядом Данила, и все мы, с дрожью в коленях и застывшими криками в горле, наблюдали, как потерявшее баланс тело Макса, падает вниз.
Он не успел вернуть изначальную позицию, и упал прямо на отстегнутую ногу, одна рука при столкновении с жестким снегом неестественно изгибается за спиной, сверху по лицу в маске ударяет наполовину отстегнутая доска. Еще пару секунд изломленное в неестественной позе тело проезжает вниз по склону и затем замирает.
Начинается хаос, на трибунах все давно вскочили, чтобы лучше видеть происходящее, по-прежнему что-то кричат, и на немецком, и на русском, на английском. Может и на других языках. Невероятный гвалт.
К Максу бегут люди в специальной форме, волонтеры, которые стоят на разных точках склона.
В ужасе мотаю головой, отказываясь верить в происходящее, вперившись взглядом в застывшую фигуру сводного брата. Он не шевелится. Волонтеры машут руками, что-то кричат. На гору вбегают люди в медицинской форме с носилками.
Нет. Не может этого быть!
И не выдержав, я вскакиваю с трибуны и несусь со всех ног к нему.
Глава 18
— Du kannst nicht hierher kommen! — пытается остановить меня волонтер, когда я, перепрыгнув через оранжевую сетку, подбегаю и падаю рядом с Максом.
Тревожным взглядом впиваюсь в его лицо, с него сняли маску и шлем, осматривают голову. Глаза закрыты, с брови течет тонкая струйка крови. Лицо жутко бледное, ни капли румянца.
— Макс! — кричу, но меня оттаскивают чужие руки.
— No, you can't! — переходят на английский, пока я продолжаю вырываться.
— Я сестра! — ору волонтеру в лицо на английском. — Сестра Макса Деккера!
Они растерянно отпускают меня, кто-то кивнул, разрешив подойти. Макса уже погрузили на носилки и несут к специальному транспорту, похожий на огромный снегоход, чтобы спустить со снежной горы к скорой. Суетливо бегу за медиками, и у самой машины меня оттягивают в сторону. Все происходит словно не со мной, в явном шоке я начинаю отбиваться, как в бреду повторяя, что я его сестра, уверенная, что меня опять прогонят.
— Успокойтесь, — рявкнул врач. — Вам не нужно ехать прямо сейчас. С ним все будет в порядке.
— Почему он не шевелится?! — истерично всхлипываю.
— Он потерял сознание от сильного удара, но он жив, с шеей и головой все выглядит в порядке. Но возможно что-то с позвоночником. Не могу сказать пока. Сейчас необходима ваша помощь. Нам передали паспортные данные и номер страховки, начнем его сразу оформлять. Но вы бегите домой, берите оригиналы документов и привозите в больницу. Вот адрес, — он быстро черкает на бумажке и сует в мой карман. — Как вас зовут?
— Вера…
— Вера! Вы слышали, что я сказал? — трясет меня врач, пока я, оцепенев, стою и смотрю на него, округлив глаза. — Вас все равно не пустят на операцию!
— О-операцию? — слабым голосом прошептала я, чувствуя, как ноги превращаются в желе.
— Да, операцию. Ничего угрожающего жизни, я пока точно не могу дать диагноз, езжайте за документами.
Пока я собираюсь с мыслями, к снегоходу подбежала Паула и заверещала что-то на немецком. Ей что-то жестко ответили, покачав головой, и она с ненавистью уставилась на меня.
— Ты ему не сестра!
— Иди в задницу, — просто ответила я и отвернулась от беснующейся блондинки.
Оставив ее разбираться с ними самостоятельно, бегу к спуску, на ходу вызывая такси, как вдруг резко останавливаюсь, услышав краем уха что-то странное.
— Но кто мог это сделать? — тихо шептал один парнишка волонтер другому на русском. Видимо поэтому я зацепилась за услышанную речь.
— Да черт его знает, победить все хотят. Он же который год не дает никому ни малейшего шанса.
— Но пилить крепления… Это слишком, — поеживается первый мальчишка.
— Тихо ты, сказали пока молчать, это же какой скандал будет…
Грозно встаю перед ними, не давая пройти.
— О чем это вы?
Они испуганно взирают на меня, выпучив глаза и переглядываясь между собой. Пытаются обойти.
— Стоять, — тихо процедила я. — Что это, вашу мать, означает?! Кто-то подпилил ему крепления?
— Эээ… Мы не можем… Это… — мямлил пацан, пока я угрожающе надвигалась на него.
— Организаторы решили умолчать об этом? — оборачиваюсь в поисках доски сводного брата, но ее уже унесли со склона. — Ну-ка, живо признавайтесь, или я сейчас закачу такой скандал прямо здесь.
Мальчишки задергались, продолжая переглядываться.
— Я его сестра. Я должна знать. Будьте вы людьми… — тихо произнесла я. — Он же мог свернуть себе шею и погибнуть. Я должна узнать хоть что-то…
— Мы и сами ничего толком не знаем, — признался один, нервно затеребив варежки. — Крепления на доске оказались подпилены. Это все. Болты срезаны, но части припаяны обратно. Обычным паяльником.
Пораженно сморю на него. Срезали болты а креплениях, чтобы он упал? Выступил плохо?
— Но почему он не понял в самом начале? Когда только начал съезжать? Почему именно на самом высоком трамплине? Почему не остановился?