Бангкок - темная зона
— Ба, да вы настоящий куряка. Честно говоря, для меня было бы достаточно одной. — Сам он затягивался совсем неглубоко. Я же, из-за того, что травка на меня не действовала, почувствовал легкое разочарование. Высосал из колбы несколько новых порций дыма и привалился к стене. Я понял, что недооценил крепость продукта, когда нарисованный на стене человек принялся играть на саксофоне и я узнал музыкальную фразу из «Бегущего по лезвию». [10]
— Поль, — прозвучал мой голос. Я говорил по-английски. — На меня произвело глубокое впечатление твое решение отринуть материализм современной культуры в пользу более духовного образа жизни. — Лек хихикнул, а Гоген озадаченно посмотрел на меня. — Но объясни, как тебе удалось добиться, чтобы они двигались? — Саксофонист на стене и впрямь водил инструментом то вверх, то вниз, извлекая из него самую жалкую из всех, что мне приходилось слышать, вариацию на тему «Прощай, черный дрозд». Наконец я понял, что мелодию выводили сами цвета — сложное сочетание тропического зарева, неповторимых закатов, перезрелых плодов хлебного дерева, грузных темнокожих мужчин и женщин, которые только-только появлялись из земли, заключенного внутри планеты человеческого духа — все это посредством саксофона на стене превращалось в яркий, осязаемый акустический пейзаж.
Затем появилась Дамронг. Кто-то энергично встряхнул калейдоскоп, и стена напротив меня закрутилась и завертелась. Из этой круговерти стали проявляться контуры тела Дамронг. С обнаженной грудью, в саронге, как у таитянки. Ее смуглая кожа превосходно сочеталась с цветовой гаммой картины. Ее стройная фигура оставалась по-тайски гибкой, а высшая энергия давала ей власть над окружающим миром. Черные волосы развевались, в глазах я заметил мистический блеск.
— Привет, Сончай. Что тебе здесь понадобилось?
— Я вызову такси, — пробормотал отчасти изумленный, отчасти смущенный Лек.
8
Конечно, мы оба — и я, и мой помощник — знали, кто любовник Пи-Оона. Его физиономия украшала глянцевые издания на английском и тайском языках. Вот он среди тех, кто всегда в списках приглашенных [11]— на балу, куда приходят в вечерних туалетах, — стоит перед объективом вместе с женщинами, чьи глубокие декольте были соразмерны глубоким карманам их богатых мужей, сильных мира сего. Круглолицый, с гладкой фарфоровой кожей, увешанный филигранным золотом на шее, запястьях и, по словам Лека, на лодыжках, он дальновидно культивировал популярность банковского сектора аристократического района, что, как считалось, и есть истинная основа процветания его рекламного бизнеса. Его имя кхун Косана, в Бангкоке его считают ияй — большим человеком. Его странная связь с бедным, некрасивым, но даровитым Пи-Ооном больше года питала индустрию городских слухов. Они прекрасно ладили и на самом деле собирались пожениться то ли в Амстердаме, то ли в Канаде. Ко всеобщему удивлению, кхун Косана, этот типичный плейбой, в самом деле обожал своего любовника и платил за все его медицинские процедуры, связанные с изменением пола, и, что было вовсе невероятным, оставался ему верным.
Я сидел за своим столом и размышлял, как все складывается удачно. Теперь надо найти тонкий способ надавить на кхуна Косану и выяснить происхождение видеозаписи с убийством Дамронг. У меня не было сомнений, что кто-то из приятелей рекламного магната дал ему это кино, таким способом зарабатывая к себе уважение. Запись явно вращалась в среде элиты, и если я буду играть по правилам (ни в коем случае не грозить законом, а только шантажировать), то сумею убедить одного из больших людей навести меня на источник ее происхождения.
Теперь следовало заручиться поддержкой полковника Викорна, чтобы не прихлопнули меня самого, но это возможно лишь в том случае, если дать ему возможность подергать за сосцы «дойных коров», стоящих у руля страны.
Я изобрел хороший ход забалдеть с Гогеном — по-прежнему думал о Пи-Ооне с высоты той прежней своей инкарнации (хотя редко к ней возвращался). Я имею в виду жизнь на Таити сто лет назад. И признаю, что это была ошибка — весь тот возврат к природе. Я, как французский врач, работал на Таити и таким образом познакомился с Гогеном, который, как мы только что видели, так и не выбрался из ловушки «третьего мира», куда загнал себя век назад. Но нет, не волнуйтесь, эти рассуждения не имеют отношения к сюжету.
Мой мобильный сыграл мелодию из Боба Дилана «Сегодня ночью я останусь с тобой». Следовательно, звонит Лек.
— Они мертвы, — сообщил он. — Оба.
Пи-Оона замучили на глазах у любовника, а затем застрелили и того.
Лек вызвал полицейских охранять дом, пока мы ждали экспертов, но я понимал — они не сумеют найти ничего больше того, о чем мы уже знали: лицо боксера-профессионала Пи-Оона застыло в муке агонии, руки вывернуты и выдернуты из суставов, ногти на пальцах сорваны, между глаз рана, на затылке большое выходное отверстие, тело привалено к нижней части рамы его автопортрета из триптиха на стене. С кхуном Косаной, судя по всему, расправились, когда он стоял, потому что на стене остался вертикальный след крови, заканчивающийся там, где на полулежал труп. Его убили одним профессиональным выстрелом, оставившим входное и выходное отверстия.
— Естественно, никто ничего не знает? — спросил я у Лека.
— Выстрел слышали примерно в три утра. Вчера вечером, около семи, высокий, хорошо одетый фаранг нанес сюда визит. Спросил у кого-то, как пройти, так что, наверное, пришел сюда впервые. Говорил по-тайски с сильным английским акцентом.
Лек избегал смотреть мне в глаза. А когда я попытался перехватить его взгляд, сказал: «Мне надо в храм», — и оставил меня в доме одного ждать экспертов.
Когда они приехали со своими пластиковыми перчатками и видеооборудованием, я отправился искать помощника в храм, стоящий в начале квартала поселенцев. Лек сидел в позе полулотоса лицом к золотому Будде на возвышении, выпрямив спину и закрыв глаза. Я воскурил благовония, воткнул палочки в ящик с песком, провел с ним полчаса, а затем ушел. На улице вынул мобильный телефон и позвонил Викорну. Когда описал ему сцену пыток и убийства, он что-то проворчал, а когда сообщил, что одна из жертв — известный плейбой кхун Косана, не медля ни секунды, выдал:
— Ничего подобного не было.
— Но…
— Не было, и все.
— А что мы скажем его родным и друзьям?
— Что его сбил грузовик, который не удалось найти.
Я сделал глубокий вдох.
— Полковник, но это же убийство. А мы с вами полицейские.
— Здесь Таиланд, и мне пять минут назад звонили.
— Неужели достаточно одного телефонного звонка? А тот, кто звонил, сколько готов заплатить?
— Занимайся своими делами.
— Неужели у вас начисто отсутствует чувство ответственности?
— Прекрати, идиот. Если бы ты не начал расследование, их бы не пришили. Если я беру деньги, то только в обмен на то, что прикрываю твои позорные просчеты. Судя по всему, именно тебе надо преподать урок ответственного поведения. Кто тебе приказывал лезть вон из кожи, хотя дело не стоит выеденного яйца? Та шлюха из кино никого, кроме тебя, не волнует.
Викорн говорил строго, в голосе слышался металл, а тон не допускал возражений.
«Надо раскручивать Бейкера, — подумал я, закрывая телефон. — Он единственная оставшаяся ниточка. Но известно ли ему хоть что-нибудь?»
9
Три часа спустя я взял такси и отправился на Сой-23, где на углу меня ждал Лек. На территории дома американца охранник сообщил нам, что в этот день к фарангу приходили трое: два молодых тайца — вероятно, ученики — и высокий, хорошо одетый англичанин лет сорока. Англичанин оставался у него минут десять, затем вышел с озабоченным видом.
На этот раз, когда Бейкер открыл дверь, он встретил нас в рубашке с открытым воротом и белых брюках, но босиком. Мы устроились в его пластмассовых креслах, и я решил начать с того, на чем мы закончили в прошлый раз.