Охотники на Велеса (СИ)

С утра новгородцы узнали, что славному городу Муромлю неожиданно предстоит совершить погребение ночью скончавшегося гончара. Дрозд, воспылав диким и необузданным желанием посетить сие погребение, утащился вместе с плакальщицами. Негорад, молча вздохнув, без единого возражения пошел следом за мальчиком. Умерших в Муромле сжигали. И исключительной особенностью предстоящего погребения было то, что старшая жена гончара решила последовать за своим мужем. То есть, Дрозд утащился, чтобы наблюдать сначала повешение старшей жены, а потом сжигание двух мертвецов. В Новгороде нехристиане тоже сжигали умерших, ничего особенного в этом не было, но выбирая место для своего двора, новгородцы учли место расположения курганов за Муромлем. Новгородский двор был построен там, где ветер не приносил запахов сжигаемых тел с места погребения.
Вернулся мальчик под вечер, довольный.
— Женщина была больная, — радостно сообщил он, — у нее болел живот. Работать больше не могла.
Работала плохо, наверняка, терпела упреки от молодых жен своего мужа, дети ее не защищали. Жизнь стала не мила, надеялась, что после смерти станет легче.
— Худющая она была, легкая, ветер сильно труп пошвыривал на виселице, — с удовольствием делился впечатлениями мальчик.
Тут уже передернуло не только Любаву с Творимиром, но даже и Харальда. Негорад пожал плечами и выразительно уставился в потолок избы.
— А что? — спросил Дрозд, чувствуя, что что-то не так. — Она улыбалась, когда шла вешаться.
— А то, — мрачно ответил Творимир, — что смерть — всегда дело серьезное, а не игры для любопытствующей мелюзги.
— Конечно, — подтвердил Дрозд с упоением. — Они завтра будут недогоревшие косточки перемывать, уложат их в горшочки, устроят сверху курган и потом справят тризну. Все серьезно. Столько оберегов всяких принесли, чтобы их покойники потом не беспокоили. Такие ночью заявятся. У-у-у!
— Нормальный мальчик, — тихо сказал Негорад в ответ на возмущенный взгляд Любавы.
— Вот только я бы хотел, чтобы моя мама меня навещала. Сказали, что для этого нужно было с собой какую-нибудь ее косточку взять, — добавил нормальный мальчик, погрустнев.
— А чтобы я повесился после смерти твоей матери, ты хотел? — мрачно спросил Тишата. У меня тоже живот болит.
— А? Что? — испугался Дрозд.
— Что? Не пойдешь ты туда на тризну, понял? — сказал купец. — Никакого перемывания косточек.
* * *
Вместе с последним торговым караваном, уходящим в Булгарию, пришло известие о новом горе. А путешественники еще и к гибели знакомых новгородцев под Лиственом не смогли привыкнуть. Вестники сообщили, что Любавину бабушку Людмилу жестоко убили волхвы. Кто-то из тех, кто прятался в той призрачной деревне, возле которой Любава познакомилась со Всеславом. Бабу Милу поймали в лесу, когда та собирала орехи, и забили насмерть. Тело маленькой старушки нашли только через несколько дней. Ни звери, ни птицы ее не тронули. Сгорбленная, изломанная, она лежала на боку, убитая змея, знак ритуального убийства, была пришпилена к ее груди стрелой.
Любава плакала навзрыд весь день. Оплакивала первого по-настоящему близкого ей человека, которого она потеряла в своей недолгой жизни. Под вечер Творимир заставил девушку лечь спать пораньше, чтобы с рассветом отслужить обедницу. В клети их дружинного дома хранилось все, что было нужно для христианского Богослужения. Творимир имел разрешение на подобные действия, выданное Новгородским епископом. Очень уж далеко от христианских центров они находились, а человеческая душа нуждалась в утешении.
Новгородец четко вычитывал текст обедницы, Любава стояла на коленях и плакала. Потом успокоилась. И внезапно вспомнила, вспомнила так ярко, как если бы это произошло только вчера, один из своих разговоров с доброй старушкой.
— Я так жалею, Любушка, что читала эти наговоры, которые ты сейчас записываешь, — тихо и неожиданно горько сказала та, — служила бесам… Хотелось бы смертью искупить свой грех. Да вот я и так скоро помру. Только и надеюсь, что Господь милостив.
 
— Милостив, баба Мила, конечно, милостив, — легкомысленно ответила ей тогда ученица, — читай дальше, я записываю.
В холодной клети, залитой лучами света, Любава поднялась с колен. Теперь она была способна спокойно молиться об упокоении души рабы Божией Людмилы. Затем девушка приобщилась Запасных Даров, и точно светлое покрывало накрыло зияющую рану потери. Ей предстояло жить дальше.
Но теперь дружинница княгини горела желанием, поскорее разведать проход в это гнусное капище. У нее убили любимую наставницу. А сколько еще таких же беззащитных старушек было убито по наущению Велесовых волхвов за последний год по всему Залесью?! Пора, ох, пора было со всем этим заканчивать. Тем более, как раз подморозило, и решительная новгородка отправилась на болота, клюкву собирать. На те самые болота.
Два дня она спокойно собирала свою клюкву, ничего не происходило. Все произошло на третий день. Парень с девицей и двое сопровождающих направлялись прямо к таинственной трясине, за которой начинался путь к капищу. Любава затаилась среди моховых кочек за невысокими елочками вместе со своей корзиной. Но муромцы оказались наблюдательнее, чем она от них ожидала. Один из сопровождающих бесшумно прошел лесом так, чтобы подойти к Любаве со спины. Он зашел против солнца, девушка отлично видела его тень. И тень огромной дубины в руке верзилы. Ей бы бежать, но любопытство не хуже, чем стальные цепи приковало разведчицу к месту. В конце концов, на тренировках ей постоянно приходилось уклоняться от палицы, запускаемой в голову. И она решила рискнуть.
Здоровущий мужик размахнулся и опустил дубину прямо на голову своей жертвы. Любава за долю секунды до соприкосновения с дубиной резко наклонилась вниз и чуть в сторону так, что дубина соскользнула с ее головы. Основной удар пришелся на камень, рядом с которым свалилась на бок несчастная девица. Сучок оцарапал ей кожу, и кровь заливала лицо. В голове звенело, но сознания дружинница не потеряла. Наблюдала сквозь закрывшие лицо волосы за ударившим ее человеком. Второго удара не будет! Она незаметно подобрала ноги и положила руку на кинжал на поясе.
— Ты кого угробил, Житобуд, — раздался пронзительный женский визг. — Это же Любава, ведьма-болотница. Она Ростилу на болота водила, когда богинку из нее выгоняла. Ой, что-то будет! Ты чего, второй раз замахиваешься? Перестань! Второй раз ведьму не бьют, оживет. Бежим. Ой, бежим, бежим отсюдова!
— Успокойся, что она нам сделает, мертвая-то?
— Оуой! Мертвые-то они самые опасные!
— По дороге к святилищу она нам не опасная. Куда там простой ведьме против самого Велеса. На обратной дороге решим, что с ней делать.
Любава чуть расслабилась. Четверо муромцев вернулись к загадочной трясине, возле которой они бросили какой-то огромный тюк. Борясь с тошнотой, разведчица внимательно наблюдала за ними. Один из муромцев, сопровождавших новобрачную пару, подошел к дереву-великану, состоявшему из двух сросшихся стволами осин, и засунул руку в дупло.
— Точно! Там обычный ворот, — потрясенно поняла Любава.
Трое оставшихся возле трясины муромцев развернули тюк. В завертке оказались дощечки, скрепленные между собой веревками. И это изделие они уложили поверх какой-то опоры, возникшей в непроходимой до этого трясине. А после того, как все четверо миновали топь, раздалось хлюпание воды.
— Дальше, после трясины, там обычная стежка, утопленная в воде, — поняла разведчица и таки потеряла сознание.
Но пролежала она в беспамятстве недолго. Пришла в себя, ее тошнило, несколько раз вырвало. А ведь надо было срочно выбираться обратно. Любава попробовала встать, но поняла, что сейчас снова упадет в обморок. Тогда она просто поползла в нужном направлении. Хорошо, что ее стреноженная Гулена паслась неподалеку. Интересно, что подумают муромцы, глядя на следы, которые оставила «ведьма» среди зеленых моховых кочек? В кого она, по их мнению, превратилась? Вот так и рождаются легенды.