Хоум-ран!

— Я не вру.
— Я не позволю тебе спать в этой чертовой машине.
— Не позволишь? Ты мне не отец, — фыркаю я. — И даже не парень, черт возьми!
Себастьян не попадается на этот трюк — лишь спокойно качает головой.
— Поговорим об этом дома.
— Нет.
— Ну тогда хотя бы не здесь.
Я оглядываюсь по сторонам. На красных кожаных диванах неподалеку сидят, смеясь и потягивая пиво, ребята из его команды. Видимо, они пришли, когда я была занята своим несостоявшимся ухажером, и Себастьян случайно увидел, что происходит.
— Боишься, что твои дружки подслушают?
Выражение лица Себастьяна слегка смягчается.
— Просто не хочу, чтобы о твоих проблемах узнали все вокруг.
Я сдаюсь, позволяя ему вывести себя на улицу.
Он прислоняется спиной к кирпичной стене бара. Исходящее от него беспокойство практически можно увидеть — оно словно светящийся в темноте маяк. Я выуживаю из сумочки телефон. Сегодня переночую у Эрин, а там, может, мне хватит смелости попросить Пенни поговорить с отцом. Дело не в том, что он мне не нравится, он довольно милый, я просто не хочу навязываться. Вдруг Пенни не считает меня достаточно близкой подругой для таких одолжений? Она моя первая настоящая подруга, и я боюсь, что моя просьба может оттолкнуть ее.
— Прошу, поедем ко мне, — снова начинает Себастьян. — Если хочешь, мы об этом никому не скажем. Будешь спать в чудовищно розовой комнате Иззи — я к тебе и на пушечный выстрел не подойду, обещаю. Завтра у меня игра, так что я уйду рано.
Мы познакомились с Иззи в прошлом семестре и даже немного подружились, так что мне уже доводилось бывать в ее спальне. У нее невероятно удобная кровать, хоть и вся розовая. Прошлой ночью я почти не сомкнула глаз из-за духоты, поэтому предложение выспаться в куче шелковых подушек показалось мне более чем соблазнительным.
Вот только прямо через стенку — комната Себастьяна.
— Мне нечем тебе отплатить, — говорю я.
— Мне ничего не нужно.
Я качаю головой.
— Я не могу вот так воспользоваться твоим гостеприимством.
— Все будет совсем не так. — Себастьян наклоняется ближе и, сделав странное движение рукой, тут же отстраняется.
Я готова поставить ту двадцатку, которую он так лихо кинул на барную стойку пару минут назад, что он только что хотел обнять меня, но вдруг передумал. Я и забыла, как он любит прикосновения. Мне следовало бы удрать от него, найти себе какое-нибудь укрытие, но я не могу двинуться с места. Он стоит так близко, что я чувствую ухом его горячее дыхание.
— Но если тебе так будет легче, то в благодарность ты можешь кое-что для меня сделать. Кое-что мне рассказать.
— Что именно? — говорю я, стараясь придать голосу стальные нотки.
Себастьян делает шаг назад и смотрит мне прямо в глаза. Интересно, когда он стоит на поле с битой в руках, у него такое же сосредоточенное выражение лица? Солнце уже зашло, и теперь один его глаз в тени, а другой попадает под свет уличного фонаря. Он до безобразия красив. Весь будто светится. От его близости мое сердце пропускает удар. Тело предательски сжимается, посылая волну жара в места, игнорировать которые слишком сложно.
— Почему ты сначала согласилась пойти со мной на свидание, а потом передумала?
11
Себастьян
Прошло уже четыре часа с тех пор, как я пожелал Мии спокойной ночи, но я все еще лежу, уставившись в потолок, и наблюдаю за пауком. Если бы это увидел Купер, то не успокоился бы, пока в комнате не осталось бы и следа членистоногого. Мне же все равно: по крайней мере, с ним не так одиноко.
Стоило догадаться, что я не смогу спать, зная, что Мия у меня дома. Не всегда, но довольно часто я не могу по-настоящему расслабиться. Раньше я думал, что это происходит из-за моих кошмаров, — я боялся их, умоляя мозг не мучить меня, и все равно каждый раз просыпался от собственного сдавленного крика. Но теперь я не уверен: возможно, это просто какая-то химия.
  
В общем, заснуть я не могу, а из компании у меня — только паук на потолке. Мандаринка спит в комнате Иззи: увязалась за Мией, стоило той только переступить порог.
Она совсем рядом — в спальне прямо за стенкой, наконец-то в безопасности и уже крепко спит. Эта мысль должна бы меня успокоить, но с того момента, как я увидел ее в баре с тем придурком, в моей голове роятся сотни разных мыслей.
Разумеется, я отлично понимаю, что она может делать все, что, черт возьми, придет ей в голову. Я не ее парень и, по существу, никогда им не был.
Но что тогда творилось у меня внутри…
Мне понадобилось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не разбить лицо тому подонку. Будто насмехаясь надо мной, мозг снова вспоминает, как он сжимал рукой ее бедро, сминая платье. Он вел себя так, как будто она вещь, а не живой человек. По ее виду легко угадывалось напряжение. Мия по своей воле оказалась в ситуации, из-за которой могла в худшем случае пострадать, а в лучшем — на следующий день испытала бы отвращение к себе. И все потому, что не смогла умерить свою гордость и принять предложение пожить у меня.
Может, я для нее лишь одна из ее многочисленных интрижек, повторять которую она не планирует? И я ничего для нее не значу?
Я уверен, что это не так, и знаю, что дело не только в сексе. В последнее время между нами что-то изменилось, и я понятия не имею, что именно.
Сон все не идет. Видимо, сегодня я вообще не усну. Я выскальзываю из кровати и направляюсь в ванную. Подставляю лицо под струю холодной воды — как будто, наоборот, пытаюсь проснуться.
Вечером, когда я назвал ей свою «цену» (в ином случае она бы ни за что не приняла мое предложение, и неважно, насколько это было неразумно), она улыбнулась. В составленной мной классификации ее улыбок эта относилась к «маскировочным». Моя смелость застала ее врасплох, но она тут же притворилась, будто ее это не трогает.
— Неужели ты все еще думаешь о той ситуации? — спросила она.
— Уверен, ты тоже.
Солгать снова она не решилась — только коротко кивнула, давая понять, что моя «цена» кажется ей справедливой, и согласилась поехать со мной домой.
Я вытираю лицо полотенцем для рук, впиваясь зубами в нижнюю губу.
Должна быть причина. Это не просто смущение из-за того, что Купер застал нас вдвоем полуголыми. Ч­то-то достаточно веское для того, чтобы она перекинула волосы через плечо и бросила свое «Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу», как будто спешила скрыться не только от меня, но и от всех, кто был то­гда в этом доме.
Когда мы вошли в дом, я закрыл дверь и повернулся к ней. Мия разглядывала гостиную — в конце концов, с того дня она больше ни разу здесь не была. Ч­то-то неуловимо изменилось в выражении ее лица, когда, увидев Мандаринку, она подняла ее на руки и прижала к себе. Кошка на удивление не выразила никакого неудовольствия — может, почувствовала в Мие подругу Пенни.
— Расскажи мне, — попросил я. — Пожалуйста, Мия.
Она почесала Мандаринку за ухом.
— Ты абсолютно не умеешь заключать сделки.
— Что?
— Я согласилась рассказать тебе правду, но когда — не уточнила. Я могу молчать еще хоть месяц. Или год. Или даже десять.
Я подступил на шаг ближе.
— Мия…
— Не сегодня, Себастьян.
Усталость, с которой она назвала меня по имени — а не по фамилии, как всегда, — отрезвила, и я встал как вкопанный. Она исчезла в комнате моей сестры и закрыла дверь. Стучаться я не стал.
Г­де-то я облажался в тот день. Допустил какую-то ошибку, заставив ее задуматься о том, что могу стать ее парнем — или хотя бы присутствовать в ее жизни. Как только я выясню, что тогда сделал не так, я извинюсь перед ней и попытаюсь любой ценой вернуть ее доверие.
Я давлю тыльными сторонами ладоней на веки до тех пор, пока у меня перед глазами не начинают плясать звезды, а потом тихо выхожу из ванной. Из щели под дверью комнаты моей сестры льется свет.