Беспросветное солнце Бажен (СИ)

— Точно? Обещаешь? — из-под неплотно прилегающей повязки потекли слëзы, заставляя мою душу разрываться от боли.
— Конечно, обещаю! С самого утра, — я наклонился и несколько раз поцеловал его в лоб, влажные щеки и губы. Намекающий кашель за дверью повторился. — Так, Жень, держи. Это телефон. Самый простой, кнопочный. У него полный заряд и должно хватить надолго. Но подзарядка в пакете на тумбочке, на всякий случай. Ты чувствуешь вот эти самые большие кнопки? Слева красная для отбоя, справа зеленая для принятия вызова. Чуть ниже цифры. Я настроил быстрый набор. Если долго зажать цифру один, то ты наберëшь меня. Если зажать двойку, то позвонишь домой, на номер общежития. Если запутаешься, то сбоку на корпусе кнопка блокировки, она отменяет все действия, и ты сможешь начать сначала. Когда блокировки нет, кнопки пикают. Запомнил? Красная слева, зелёная справа, я на единице.
— Молодые люди! Имейте совесть! — дежурная открыла дверь нараспашку, открыто намекая на то, что мне пора на выход.
— Я приду завтра, Жень! Ты даже соскучиться не успеешь! — я встал, наклонился, скрывая нас от любопытных глаз медсестры и поцеловал мальчишку в губы. — До завтра!
Женька в ответ лишь кивнул и свернулся клубочком, прижимая к груди ладонь с зажатой старой Нокией.
Я покинул отделение под бдительным взглядом дежурной и вышел на улицу. В конце октября заморозки стали стабильными и вдохнуть свежий воздух после нейтральных больничных запахов оказалось очень приятно.
Я потыкал пальцем в телефон и приложил его к уху, слушая длинные гудки.
— Алло? — неуверенно отозвался Женька и у меня потеплело внутри.
— Привет. Это я. Проводишь меня до метро? А лучше до самого дома. А то скучно идти одному.
***
Я открыл глаза и попытался нашарить телефон, чтобы посмотреть время. На привычном месте — широком подлокотнике дивана — его не оказалось. В безуспешных поисках смартфона я проснулся окончательно и сел, пытаясь в сумраке увидеть, куда я его запихал. Пропажа обнаружилась на краю подушки. Кажется, я так и уснул с телефоном.
Вчера мы разговаривали с Женькой почти пять часов. Оператор несколько раз разрывал связь для защиты от зависших звонков, но я упорно перезванивал снова, а Женька моментально хватал трубку.
За эти часы я очень много рассказал о себе, о своём детстве и даже, поддавшись какому-то озорству, о своих первых свиданиях с девчонками в четвёртом классе. Мне очень хотелось отвлечь Женьку от мыслей о том, что он ослеп, лежит непонятно где, а даже для банального посещения туалета приходится вызывать медсестру. И, судя по тихому мальчишескому смеху, отвлечь его от этих грустных мыслей получилось.
Но главное, что я всё-таки убедил его дать согласие на операцию. Это было нелегко, но Женька не дурак, и понял, что если он не воспользуется своим шансом сейчас, то рискует остаться в таком состоянии навсегда. Поэтому он всё же согласился на оплату, заверив меня, что по возвращении домой сразу отдаст мне те девяносто две тысячи, что успел накопить. А остальное — как будет возможность. Глупый ребенок…
Я широко зевнул и посмотрел на время звонков. Действительно, вчера было четыре вызова по 59.59 — после этого времени был автоматический обрыв связи, и один самый первый, на двадцать минут, пока я шёл от больницы до метро.
Хм-м… что-то я не помню, как мы прощались, если честно. Последний раз я набирал его номер, когда уже лежал в постели. Женька что-то рассказывал об учебных буднях, а я, кажется, заснул. Пиздец. Я реально позорно вырубился, слушая его голос. Ну просто романтик года! Я снова посмотрел на экран телефона. Последний вызов, как и предыдущие, был максимально длительным. Значит, Женька наверняка понял, что я заснул, и всё равно не отключился? Слушал, как я соплю? Блин, надеюсь, я хотя бы не храпел! Впрочем, существовала небольшая надежда, что он тоже к тому времени заснул.
Ладно. Шесть утра. В больнице мне нужно быть через четыре часа. Самое время побриться, навести порядок и собраться.
Чтобы лучше понимать Женькины чувства, я попытался приготовить завтрак с закрытыми глазами и сделал вывод, что это жесть. Во-первых, на обычные бутерброды ушла просто уйма времени! Во-вторых, я порезался, пока пытался очистить колбасу от шкурки. В-третьих, воду из только что вскипевшего чайника я вылил немного не туда и ошпарил ногу. В-четвёртых, когда я, сцепив зубы, решил всё-таки закончить свой завтрак, принципиально не открывая глаз, я понял, что забыл, куда поставил тарелку с выстраданными бутербродами. Пришлось наощупь искать её на столе и поверхности кухонного гарнитура, а потому я совершенно закономерно опрокинул солонку. Вспомнив сразу обо всех плохих приметах, я бросил свой эксперимент, щедро посыпал соль сахаром и выбросил всё в мусорное ведро.
 
Мы все воспринимаем наши органы чувств как должное. Видим, слышим, чувствуем вкусы и запахи… Но если попробовать лишиться, например, зрения, хотя бы на десять минут, то нас всех ждут очень неприятные выводы.
***
Весь день пролетел как один миг. С самого утра я был рядом с Женькой, значительно облегчив работу медсестры, хотя она и заглядывала к нам несколько раз. Я сам отвёз его на кардиограмму и флюорографию, сам кормил его и вместе с ним слушал заключение врачей, которые после комплексного осмотра разрешили факоэмульсификацию.
Операцию назначили на завтрашнее утро, и я был готов молиться, чтобы всё прошло хорошо! Хотя врачи и говорили об успехе, но всё-таки риск осложнений есть всегда.
Вернувшись в палату уже к вечеру, я по просьбе Женьки устроил ему экскурсию в санузел. Вчера его водила медсестра, и, по заверениям фокусника, это было одним из самых унизительных моментов в его жизни. Сегодня же Женька наощупь изучил сантехнику, определил, где висит туалетная бумага и стоит ëршик, запомнил, на каком уровне расположены краны в душе и повесил поближе банное полотенце.
После этого он решительно выставил меня за дверь, заявив своё гордое: «Я сам!». Я же присел на стул и, погрузившись в ленту инстаграма, прислушивался, опасаясь услышать звук падающего тела.
Но всё было спокойно. В душе шумела вода, которую Женька специально включил, чтобы заглушить остальные звуки. Но всё-таки слив бачка унитаза, который раздавался пятый раз подряд, слышно было хорошо. Я улыбнулся, не отводя взгляд от смартфона. Кажется, кое-кто не доверяет ëршику и перестраховывается, спуская воду в который раз подряд.
Хлопнули дверцы душевой кабинки и тональность бьющих водных струй сменилась — Женька пошёл мыться. Только бы не поскользнулся.
— У вас всё хорошо? — в палату в который раз заглянула медсестра. Впрочем, сейчас я ей был даже рад.
Поднявшись со стула, я подхватил и, мило улыбаясь, протянул ей заранее приготовленный непрозрачный пакет. Ничего особенного, бутылка красного вина, большая круглая коробка рафаэллок и пять тысяч, аккуратно, но заметно подсунутые в конфеты. Просто и эффективно.
Выслушав мою просьбу, дежурная заглянула в пакет, хмыкнула и кивнула. А я лишь порадовался, что сегодня дежурит не вчерашняя принципиальная мадам.
Проводив медика, я поискал в палате чистый лист бумаги, но нашел только блокнот формата А5. Выдрав оттуда лист, я написал вежливую просьбу не беспокоить и, сделав в записке отверстие, повесил еë на ручку двери с обратной стороны.
— Макс? Ты тут? — помывшийся Женька стоял в дверном проёме, не решаясь идти дальше.
— Да, Жень. Иди сюда, — я взял его за руку и направил в сторону кровати. — Всё нормально? Есть-пить хочешь?
— Нет, спасибо.
— Тогда, если ты не против, я тоже в душ, ладно? День был тяжелый, — я звонко чмокнул его в нос и ушёл, кожей чувствуя его замешательство.
С помывкой я постарался управиться поскорей, ведь я сюда не ради бани пришёл, а скрасить наше время в ожидании операции.
— Макс… а когда ты уйдëшь? — я не успел выйти из санузла, вытирая волосы, как Женька задал так волновавший его вопрос.
— Что, уже надоел? — фыркнул я, хотя прекрасно понял, что мальчишка имел в виду.