Кровавая Ведьма (СИ)

— Вот трепло помойное! Ка бы не игры эти шпионские, давно бы придушила поганца. Ничего он со мной не сделал, ходит только следом, да облизывается. У него стручок его работать не будет дней так десять еще.
— У него… что? — едва не поперхнувшись воздухом, медленно переспросил маг. А потом, не выдержав, мягко рассмеялся, и смех этот, низкий, чуть хриплый, да бархатный, внезапной теплой волной прошелся по коже. — Даже спрашивать не буду, что ты натворила.
— Не пойман — не вор, — украдкой показала я ему кончик языка, сама своих чувств смущаясь. Я по нему, да по смеху этому даже соскучилась будто!
— Не сожжена, не ведьма? — ответил расхожей фразой Волк.
Я лишь головой покачала. Странно всё это.
Мы как будто и не в плену у какой-то ведьмы находимся, а как когда-то, спрятавшись ото всех, тайком разговоры водим, да шутки шутим.
Похоже, то же самое ощутил и маг, потому что предложил вдруг:
— Сбежим?
— Совсем? — удивилась я.
— Нет, — маг поднялся, мотнув головой в сторону распахнутого окна. — Все местные гуляют сегодня. Мы чем хуже?
Я засомневалась. Так-то оно так, конечно.
Вот только на вечер у меня были иные планы. Сильно уж мне не нравилось, что время шло, а дело наше до сих пор с мертвой точки не сдвинулось.
Но и корчить из себя немую, глуповатую, беспомощную селючку мне тоже страсть, как надоело!
И потому, увидев его протянутую руку, я легко протянула свою в ответ.
А уж слинять незаметно из людской оказалось проще простого. Людская находилась в самом закутке, и единственное ее окно аккурат на стену выходило — со стороны под лепниной и не заметишь его. Всего-то и надо было, что за окно вылезть, по узкому карнизу пройтись, да на крышу крыльца перейти. А уж по ней пройтись, да на каштан перебраться, и вовсе плевое дело!
Было даже весело. Особенно в темноте, да под далекие песнопения гуляк, и в отблесках пламени их костров. Место их сбора-то неподалеку оказалось!
Даже странно как-то: с одной стороны особняка черные и мрачный, прилизанный парк и подъездная аллея идеальным кругом. А с другой целая деревня, жизнь, песни и пляски! Словно два мира разных.
И мы, ставшие ни там, ни там, усевшиеся в той самой беседке, что на берегу пруда стояла. Отсюда прекрасно гуляния работничков на том берегу просматривались, и основная дорога из города. А вот нас в темноте не распознать было совсем!
И вроде стоило бы обменяться новостями, покуда время было, но мы молчали, на гуляния глядя.
Девчата сегодня разоделись прям, прихорошились: серые рабочие рубахи сменили на праздничные из выбеленного льна, ленты разноцветные в волосы вплели, бусы надели, да цветы цветастые на плечи накинули. А уж пели душевно как! И собственные хвори и изъяны их не смущали.
А вскоре к ним и парни подоспели, хоть поначалу и держались поодаль, хмурились, да подходить брезговали. Видать, волшебство ночи и костров сделало своё дело. Да и ведьмы смердячей уж давно в поместье нет, вот на свежем воздухе ее приворот и развеялся.
И теперь, парни и девки, наконец, занимались тем, чем положено — отдыхали, веселились и ни о чем не думали.
— Тебе это ничего не напоминает? — вдруг спросил Волк.
Я тихонько фыркнула, как-то сразу догадавшись, о чем он:
— Вспомнил чудак про Купала, покуда жнева на носу. Это другой праздник. Да и не праздник вовсе, а так, баловство.
— То есть через костры они прыгать не будут?
— Если только забавы ради, — неопределенно пожала плечами. — Их ведьма чем угодно занимается, а не традиции блюдет. И почто ей только сила дадена. Позорище.
— Да уж, — краешком губ усмехнулся Волк, мельком на меня покосившись. — Хотел бы я посмотреть, как она со своим кринолином через пламя полезет.
Я только цыкнула мысленно, спиной к нему поворачиваясь, ноги на ступеньку ставя и коленки к груди подгребая.
Вот дались ему эти забавы!
Никак забыть не может, как когда-то давно я в ночь Купалы с Ирбисом через костер прыгала? Так еще тогда нам с пушистым огонь разлуку нагадал. И сбылась она, в общем-то!
Но вслух произнесла иное:
 
— А было бы неплохо. Сама б себя спалила, и остальным жилось бы легче!
— Ты стала кровожадной, Доминика, — тоже отвернувшись, насмешливо заметил маг.
И сидели мы теперь спина к спине, едва ли друг друга касаясь… но не напряженно так, а спокойно. Будто не было больше между нами девяти лет боли, тоски и одиночества.
Да и сейчас их на душе не нашлось — будто я действительно утопила всё прошлое на дне Андонского разлива.
— Вот не тебе меня за жестокость отчитывать, — легонько пихнула я его в бок. — Сколько этой крале за все ее деяния светит? Лет десять в остроге с лишением сил, иль сразу на плаху?
— Зависит от того, на чем еще мы ее поймаем, кроме продажи людей. Пока что все ее выверты даже на государственную измену не тянут. Как баронесса и помещица, налоги в казну она платит исправно. Городом, официально, опять же заправляет не она. Хотя всё, что ты видела — с ее подачи.
— Дай угадаю, — задумалась я. Неподвижно сидеть к тому моменту надоело, и я всё ж на его спину оперлась, еще и голову на плечо откинула. — Все местные чины приворожить успела, от мала до велика? А столица ни сном, ни духом, что под носом творится!
— Под носом? — маг покосился на меня, как на несмышлёного ребенка. — Ник, мы в Усть-Речье. Это место между пограничной рекой и горами позабыли даже ваши боги. Сюда верхом из столицы не меньше двух месяцев пути, или три полноценных портала. Донесений никаких не было, так зачем сюда ехать?
— А чтобы было! — фыркнула я. И, не сдержавшись, заметила, потирая ладошкой нос. — Я б тебя уволила.
Волк, не выдержав, негромко рассмеялся.
— Как думаешь, она действительно та самая Черная Ворожея?
Я над ответом даже не думала:
— Ну, не-е-е. Это не про нее!
— Уверена?
— Конечно, — разворачиваясь обратно к пруду лицом, я принялась объяснять прописные истины, которые любой ведьме известны. — Такое прозвище заслужить надо! Это прабабку мою Кровавой прозвали, не ведая, что не магия ее кровью других запятнана, а лишь по наследству передается. В ее собственной крови сила ее, да и только! А вот черной ведьмой стать — надо постараться. Это тогда случается, когда душа ворожеи злобой и ненавистью отравлена. Когда она, яростью и гордыней ослепленная, законы природы попирает и чужие жизни крадет. Вот тогда ее магия становиться такой же черной, как и она сама. А эта ведьма — дуреха, да и только! Видела я ее силы, без слез не взглянуть. От того приворотами и балуется. Но есть еще кое-что.
— Например?
— Да подозрение одно, — прищурившись, вглядываясь на тот берег, протянула я. — Ты, случаем, не знаешь, сколько лет этой Рогнеде? А то уж больно странно всё. Красивых девок в усадьбе ни одной ни сыскать, как и во всех ее деревнях. Местные к старцу бегают плод скидывать, незнамо зачем. А мне не больше года прожить наобещали. И это всё к чему?
— Думаешь, она всех изводит?
— Что она их изводит, мне кухарка еще когда проболталась, — мотнула я головой. — А вот подтверждение я найти не смогла, сколько б ни искала. Похоже, молодость и красоту она из молодых девок тянет, а потом ссылает куда. От того ей и приходится людей с торжища покупать. Надо бы по деревням пробежать, посмотреть, да расспросить. И по усадьбам соседским. Да как это сделать?
— Это будет сложно, — задумчиво прищурился Волк. Но и опровергать мою теорию не стал! Неужто поверил? — Как она может это делать?
— А я ж почем знаю?
— А кто из нас ведьма?
— Очень смешно, — пришлось его снова в бок пихать, чтобы не заговаривался. — Я такими делами отроду не пачкалась. И бабка этому не учила, даром, что Кровавой слыла. Ежели она б чем таким занималась, смердело бы от нее, да от меня, что от Рогнеды этой. Нет, делами погаными она мается, как пить дать. Но покуда от них никто не умер, надо это остановить. И людей спасем, и душу дурехи этой очернить не дадим. Покуда еще не поздно.