Не было бы счастья

Давно известно, что если решение принято и пути его выполнения известны, то получение результата только вопрос времени. В данной ситуации вопрос очень небольшого времени. Ярослав поставил перед собой цель успокоить и развеселить Ларису, и скоро она уже хохотала. Она не замечала официанта, возникающего время от времени около стола, и очень удивилась, обнаружив перед собой тарелку с какими-то мелкими, удивительного вкуса, рыбками в густом соусе. Они снова выпили, точнее, выпила только Лариса, и опять появились какие-то тарелки с непонятной, но вкусной едой. Ярослав уже давно откинулся на спинку удобного мягкого стула, балагурил, любуясь тем, как она возит вилкой по тарелке, пытаясь поймать прыткую горошину, как щурит глаза, как отбрасывает со лба золотистую челку…
В общем зале заиграла музыка. Может, она была слышна и раньше, но сейчас это было «Бессаме мучо» — мелодия, нежно любимая Ларисой с детства. Ярослав среагировал моментально, встал перед ней, склонив голову:
— Позволите пригласить вас?
Она доверчиво вспорхнула со стула, положила руку ему на плечи.
— В зал не пойдем, потанцуем здесь? — шепнул Ярослав.
Лариса только прикрыла глаза. Какой зал зачем? Ей и здесь хорошо. Боже, как давно она не танцевала, и как это, оказывается, приятно! Правда, медленное кружение превращалось постепенно в плавное покачивание на одном месте, в простое объятие… Она, не открывая глаз, знала, что Ярослав наклоняется к ней, подняла голову ему навстречу, почувствовала прикосновение теплых губ…
Это было ужасно и, главное, совершенно неожиданно для обоих. Чистая физиология, ни проблеска сознательных мыслей. Уже давно не было никакой любви к бывшему мужу, но семь долгих лет это был единственный мужчина, который прикасался к ней. И на чужие губы, чужие руки тело среагировало вспышкой паники. Лариса дернулась, рванулась из его рук и замерла в неловкой позе Ярослав сразу же отступил назад, уставился на нее в недоумении.
— Я… — Лариса заставила себя заговорить, — извини, я, наверное, еще не… Боже, как глупо, извини.
— Н-ничего страшного, — слегка запнувшись на первом слоге, медленно ответил он. — Не могу сказать, что я все понимаю, честно говоря, впервые оказываюсь в таком положении. Наверное, я не должен был…
— Нет-нет, ты тут совершенно ни при чем! Все дело во мне! Сейчас я… я попробую объяснить. Давай сядем.
— Давай. — Ярослав по широкой дуге обошел ее, сел на свое место. Взял двумя пальцами фужер, слегка покрутил его, наблюдая за игрой вина.
Лариса тоже сделала несколько торопливых шагов, присела на краешек стула, нервно сплела пальцы.
— Я хочу сказать, что очень благодарна тебе. Сегодняшний вечер… все было просто чудесно. Я давно не испытывала ничего подобного. — Она пыталась поймать его взгляд, но Ярослав упорно смотрел на фужер. — И я тоже хотела, я знаю, ты почувствовал это, я очень хотела, чтобы ты меня поцеловал. Ведь правда почувствовал?
— Да, — скучным голосом, не поднимая глаз, ответил он. — По крайней мерс мне так показалось.
— Вот видишь! Значит, ты обязательно поймешь! Просто я, наверное, слишком… даже не знаю, какое слово здесь подойдет. Но я такая всегда была… добропорядочная, даже вспомнить противно. Я столько лет была замужем, и все это время для меня не существовало мужчин, кроме него, моего мужа. Я к этому так привыкла! А потом все рухнуло. И я осталась одна. Это было трудно, очень трудно, но, оказалось, к этому тоже можно привыкнуть… по крайней мере у меня получилось. И теперь ты. Знаешь, ты совсем не похож на него, ни капельки, совсем другой тип…
Рука Ярослава дрогнула, немного вина плеснулось на белоснежную скатерть. Лариса замолчала, думая, что он хочет что-то сказать, но он только поставил фужер. И хотя поднял наконец голову, но разглядывал темно-зеленого бархата портьеру за ее спиной. Подождав несколько секунд, она продолжила уже почти с отчаянием:
— Я знаю, мне просто надо привыкнуть и к этому. Ты для меня… ты мне очень нравишься, честно. Может, даже больше, чем нравишься, но… — голос ее неожиданно сел, — мне надо просто привыкнуть! Неужели ты не понимаешь? Слава?
 
— Н-ну почему же, понимаю, конечно. — Даже самому Ярославу его голос показался гнусавым и противным. — Тебе нужно приучить себя к мысли, что рядом может находиться мужчина. И я тебе нравлюсь. Следовательно, ты можешь пользоваться мной. Что-то вроде лекарства: прием — одна доза ежедневно?
— О! — Лариса на миг закрыла глаза и тут же улыбнулась. Такую улыбку — холодную, отстраненную — Ярослав видел у нее впервые. — Извини. Ты так хорошо все устроил, а от меня, как всегда, одни неприятности. Действительно очень жаль. Прости. — Она встала, взяла в руки сумочку. — Что ж, еще раз спасибо за прекрасный вечер, но, пожалуй, пора домой.
— Куда ты заторопилась? — Он начал сердиться, только не разобрался еще, на кого именно, на Ларису или на себя. — Сейчас кофе подадут.
— Извини, но мне некогда. Срочные дела.
— Какие? Пять минут назад у тебя не было срочных дел.
— Попугая надо покормить, сидит бедняжка голодный.
— Господи, какой попугай, откуда? У тебя нет попугая. — Теперь уже он безуспешно пытался поймать ее взгляд.
— Подумаешь, большое дело, — небрежно дернула плечом Лариса. — Заскочу сейчас в зоомагазин и куплю. Так ты идешь?
— Не глупи. Я лично собираюсь дождаться кофе, и ты вовсе никуда не торопишься.
— Еще раз извини. У меня на этот счет другое мнение.
Лариса вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Уверенно прошла через зал, спустилась в холл, легко улыбнулась гардеробщику:
— Ярослав Германович немного задерживайся, а мне пора. Подайте, пожалуйста, пальто, вон оно висит.
— Но как же? — всполошился старик. — Ярослав Германович сейчас наверняка подойдет, разве можно, чтобы вы одна! Сейчас я за ним пошлю! Андрей!
Парень, исполнявший при массивных резных дверях обязанности швейцара и, судя по накачанной мускулатуре, успешно совмещавший это с должностью охранника, повернулся к нему.
— Андрей, сбегай быстрее в «Изумруд», поторопи Ярослава Германовича, его дама ждет!
Андрей с мягкой грацией тренированного спортсмена скользнул в сторону зала, а Лариса, справившись с комком в горле, сказала:
— Ярослав Германович — счастливый человек, ведь у него столько прекрасных друзей, не так ли?
— Э-э? Так, конечно, — неуверенно согласился гардеробщик.
— Вот и я говорю, золотое сердце, — кивнула она. — Передавайте ему привет.
Еще несколько шагов, счастье, что швейцар ушел за Ярославом, а то вдруг он вздумал бы не пустить ее. Из уважения к Ярославу Германовичу, разумеется. С трудом открыла тяжелую дверь, скользнула на крыльцо, не обращая внимания на расстроенные вопли за спиной:
— Но, сударыня, куда же вы? Мадам? Всего одну минуту! Вернитесь, там же…
Снабженная автодоводчиком, дверь бесшумно закрылась. Лариса поежилась. Апрель, конечно, не декабрь, но и не июль. В платьице она живо превратится в снежную бабу. Да и глупо это, стоять на крыльце, с тем же успехом можно было подождать Ярослава и в холле. Ярослав… Она обхватила себя руками за плечи и заторопилась налево по улице. Заторопилась потому, что если очень быстро идти, то не так холодно, а налево… Разве не ясно? Направо стоянка, где они оставили машину, и до угла ближе, если налево повернуть. Она уже почти бежала, когда, свернув за угол, увидела вывеску кафетерия. Оч-чень правильный подход — в одном доме и ресторан, и кафетерий. По крайней мере для дур, которые сбегают из ресторана от своих кавалеров, есть место, где можно в тепле отсидеться и подумать, что делать дальше и как вернуться домой. Слава Богу, хоть деньги в сумочке есть.
В кафетерии было пусто. Лариса, цокая каблучками по кафельному полу, подошла к прилавку, остановилась, разглядывая выставленные в витрине пирожные. Средних лет продавщица с выщипанными бровями подняла голову от книжки и без всякого интереса посмотрела на нее.
— Кофе, пожалуйста, и заварное с масляным кремом.