Chorus (СИ)

========== 1. И явился Рой. ==========
Say you love it,
Say you hate it,
Doesn’t matter ‘cause you’re all the same.
Say you want it,
Say you need it,
Come and get it ‘cause we love the shame.
«Blue Stahli»
«ULTRAnumb»
Я тяжело опёрся руками о стену, переводя дыхание. Бешеные фонари выжигали сетчатку своей яркостью, от света было не укрыться нигде, даже в этом грязном переулке. Повернув браслет, обнаружил на нём вполне себе приличную сумму.
  
Проклятые инсектоморфы были обязаны платить по закону, даже тем, кто не зарегистрирован обслугой. Только вот нигде не говорилось, сколько. Эти двое хотя бы оказались честными, хоть и несло от них бензином. Обычно же — одна единица на счёт, как насмешка.
Наскоро вытерев бёдра и спину, застёгиваю комбинезон. Царапины сегодня не глубокие, не то что те гниющие раны чуть не до костей, которые я видел у оформленных шлюх. Но мазь уже заканчивается, и мне, похоже, опять придётся пожертвовать парой обедов за банку. В любом случае надо спешить. Сайлы не прощают и малейших опозданий и, если я хочу до конца недели хотя бы дожить, нужно плюнуть на тупую боль в заднице и дрожь в ногах.
Как же так вышло, что представитель гордой человеческой расы боится гнева букашек? Да так уж. Оказалось, что наша раса не то, что не великая, а вообще — тля под копытами конницы. Точнее, под этими странными ходулями членистоногих.
Помните все эти фильмы про независимость, войну с инопланетянами, доблестные победы? Забудьте. Ну, может, «Войну миров» оставьте. Но даже она — оптимистична. Планета пала за три дня после того, как явился Рой. Через неделю после того, как в солнечной системе обнаружили их корабли. Через полтора месяца после того, как пресловутые пирамиды завибрировали, приведя в восторг учёных. И сели они, чёрт их, в Наска. Подтвердив все смелые теории. Только никто не обрадовался. Кто такие они? Твари около двух метров в холке, с шестью конечностями, крепким телом, напоминающим паучье, но изогнутом, и головой с рядами глаз и страшнючей пастью с жёстким языком. Их не берёт ни одно оружие, кроме ядерной бомбы, неудивительно, вся их шкура — кристаллические острые грани. Они немые и боятся темноты. Их — миллионы, и их ручные машины — убийцы. Нет, они не пожирали детей. Они их просто не замечали, отбрасывая ногами. Они вообще не едят органику. Зато с удовольствием сожрут металл и пластик. А дышат — щелями в теле, и азотом. Которого в атмосфере Земли почти в четыре раза больше, чем кислорода. Это теперь — их планета, не наша.
На школьной перемене все только и обсуждали, что выпускной и гудящие пирамиды Гизы, я наконец набрался смелости пригласить на выпускной девушку из параллели… Завыли сирены. Эвакуация. Паника. Через три часа нас нашли. Огромные чёрные тени, абсолютно беззвучные. И машины, освещающие им путь, прокладывающие тропу смерти. Я не столько помню, как на моих глазах утаскивали однокашников в фургон, пытаясь спасти, не столько, как падали, прожжённые насквозь, те, кто оказывал сопротивление, как машины давили первоклашек. Другое. Как одна из живых гадин просто слизнула мобильник с моей ладони, оцарапав языком-щупальцем. Я так и не дозвонился маме тогда. Её, в общем-то, уже не было в живых. Как и отца, и бабушки. Всё, что я нашёл в своём доме, — пса сестры, йорка по кличке Пуди. Собакен издох в прошлом году, его пнул один из сайлов. Я даже похоронил его. С одной стороны, оборвалась моя последняя нить памяти, с другой стороны, я стал больше есть сам. Хотя пёс иногда ловил крыс, но они были тощие и невкусные.
Со времени того, как первый чужой ступил на нашу землю, прошло три года. Ведём ли мы партизанскую войну, боремся с врагом? Нет. Они забрали всех женщин от пятнадцати до тридцати. Остальных — убили. Детей-мальчиков и стариков за три года также почти не осталось. Требование работы-то у них, как со взрослых, а заботиться стало некому. Сайлы перестроили города, теперь везде — ослепляющий свет, комендантский час и одно наказание за любой проступок выше среднего — смерть. Убежал — смерть. Напал на сайла или машину — смерть. Выключил свет — смерть. Смерть. Смерть. Смерть. Почему бы им нас не убить сразу? Всё просто. Мы их зверюшки, шлюхи с минимальными правами. И нас осталось уже очень мало.
Почти никто не верит хоть во что-то. В этом городе вообще, наверное, только я. Потому что кое в чём уверен. Рой улетит. Не завтра. Не через неделю. Но улетит. Когда появится новое поколение из личинок или яиц… я не знаю точно, только то, что наши женщины — инкубатор. Миллиард новых маленьких сайлов. Может, меньше. И тогда придёт снова время людей. Ненадолго, но мне должно хватить жизни, чтобы его застать. Пока остальные пьянствуют, играют в карты или просто инертно ждут конца, я читаю. Книги по выживанию, все, что могу найти. Справочники. Атласы. Это не запрещается.
Правил, на самом деле, не так уж и много. Не покидай город. Не проявляй агрессию и вредительство. Выполняй рабочую норму. И будь всегда готов подставить свою жопу под… сложно сказать, как правильно обозвать эти отростки у них, выделяющие слизь, но пусть будут члены, по аналогии.
Я уже понял. Никакой другой цели, кроме выращивания нового поколения, у Роя нет. Они просто шатаются по нашим городам, которые, в свете их гастрономических пристрастий, состоят из жратвы, пьянствуют наш бензин и трахают нас, мужчин, как сучек. Причём «любимчиков» определяют одним им и ведомым способом, не знаю, может, по запаху. Я, к счастью, в их число не вхожу, царапины на ногах и руках от зацепов иногда даже заживать успевают.
Первый раз у меня случился на второй неделе вторжения, когда нам начали выдавать форму и показывать, как ей пользоваться. Комбезы на липучках, ничего необычного. Я тогда зазевался, рассматривая машины-преобразователи, которые ещё не успели стать привычными, казались всемогущим чудом, а во мне ещё теплилась надежда на лучшее.
Тогда — тёмная тень сзади, моментальная фиксация меня в коленно-локтевой, освобождение от комбинезона. Слизь, стекающая по спине и заднице, тёплая и вязкая. Больно почти не было, только тупые толчки. Тогда я вырывался, как больной, и располосовал о зацепы сайла руки и ноги.
Это потом уже чудесные преобразователи, машины-помощники Роя, изобрели и выпустили для нас мазь, от которой всё заживает быстрее, но тогда я познал весь ад обучения работе с разрезанными конечностями.
Теперь я усвоил правила. Просто неподвижно терпеть. Сайлам не так интересно, и самому не так больно. Не столько заднице, всё же их эта слизь — штука, облегчающая им, да и мне, жизнь. Бояться надо острейших граней на их брюхе, лапах и зацепов. Особенно языка, хорошо, сайлы редко его используют. Дёргаясь, сделаешь только хуже. Но любую волю это унижение подавляет полностью.
А ещё я обслуживаю одну из машин-преобразователей. Ту, что сортирует мусор и изготавливает из него пищу, как для сайлов, так и для людей. Просто слежу за сканером, чтобы чужим не попались невкусные соединения углерода, а людям — кусок пластика, камень или болтик. Добросовестно слежу. И еда, кстати, получается неплохая, машина почти безошибочно рассчитывает формулу, вкус и питательность. Вроде как, ещё и меняет состав от времени года, синтезирует витамины. Только вот еда эта — плоские бруски серо-коричневого цвета, твёрдости пирожного или шоколада. Сглатываю. Какой там пирожные, тут и крысу будешь рад сожрать. Я пса отбивал постоянно, и тот, к тому же, сам умел неплохо прятаться. А скоро, наверное, друг друга начнём жрать. Не от голода. С тоски.
Такая она теперь, жизнь. С шутками про идеальное, утопическое общество. Очень смешными, если бы не такими грустными. Все одинаковы, даже пол один. В одинаковой одежде, имеют работу, жильё, свободное время, сыты и не мёрзнут. Нет ни бедных, ни богатых, ни преступности, ни коррупции, ни терроризма, ни розни. И весь труд подчинён процветанию расы. Только не нашей. За что боролись — на то и напоролись. Сайлы за год построили идеальный, по их мнению, мир для нас, и поддерживают. Только что-то этот победивший социализм никому не нравится.